Морской волк (СИ)

— Шевалье, купите мамию! Очень вкусная! Отдам не дорого! — произнес он, как пароль.
Я заплатил мальчишке грош — раз в тридцать больше, чем стоит десерт. Наверное, столько же пацаненок получит от того, кто послал. Скорее всего, от крестьянина, стоявшего метрах в ста от постоялого двора, на перекрестке, и поглядывавшего на коллег с легким презрением воина. Внутри мамии было письмо, залитое воском. Я забрал письмо, а десерт отдал своим стражникам. Никто из них не умер.
— Пора нам в обратный путь, — сказал я купцам за ужином.
Они были проинструктированы Франческино Нори, что выгода вторична, ее возместят с лихвой, а первичны мои приказы. На следующий день купцы со стенаниями о бедной своей доле и жалобами на неблагодарных покупателей сбагрили по дешевке остатки товара и нагрузили телеги закупленными ранее наваррскими, в основном кожами, вяленой морской рыбой, привезенной с побережья, и местным вином в бочках. Несмотря на то, что во Франции производили много своего вина, неплохо продавалось и испанское, португальское, итальянское и даже греческое, которое считалось самым лучшим и стоило дороже. Подозреваю, что именно турецкая оккупация Греции помогла французам подвинуть греческие вина с первого места и прочно закрепиться на нем.
Обратный путь был скучен. Перевелся бригант в этих краях! В Памплоне к нам присоединилась толпа паломников, возвращавшихся их Сантьяго-де-Компостела. У каждого на шляпе был медальон с ликом святого Иакова, чтобы все знали, что данный человек совершил паломничество в Сантьяго-де-Компостела. Типа медали «За отвагу» — хвастайся и гордись. Благодаря паломникам, каравану разрешали бесплатно ночевать в хосписах при монастырях. Паломники и питались там на халяву, но купцам приходилось платить за еду и фураж.
Франческино Нори в Лионе не было. Он отправился по делам в Женеву. Я не стал дожидаться. Присоединившись к каравану, идущему на Париж, добрался до Буржа. Там отдохнул два дня и с другим караваном отправился в Тур. Прибыли вечером, но Жан Дайон предупредил меня, что король не любит ждать. Поэтому я сразу отправился в Плесси.
Шотландские гвардейцы, охранявшие короля, доложили обо мне, получили приказ пропустить, после чего проводили в кабинет. На этот раз Жан Дайон, сеньор де Люд, ждал меня в кабинете, стоял справа от стола, за которым сидел Людовик Французский. На короле была шляпа с более высокой тульей (наверное, разжился новыми образками, а на предыдущей все не помещались) и дублет из алого атласа, отороченный соболем. Некоторые люди умудряются даже в дорогой одежде выглядеть, как в лохмотьях. По самодовольной улыбке короля я догадался, что здесь уже знают о смерти Гастона де Грайи, графа де Фуа.
— Я был уверен, что ты справишься! — сказал король, взяв письмо, которое я нашел в мамии.
Я не удержался и прочел его, а потом по-новой залил воском. Вдруг везу просьбу отрубить мне голову?! В письме были безадресные пожелания долгих лет жизни и напоминание о долге в пять тысяч экю — видимо, второй части платы за смерть врага. Надеюсь, второй вексель доверят везти кому-нибудь другому. Теперь слежка за Луисом де Бомонтом будет не такая строгая.
Жан Дайон по знаку короля дал мне тяжелый кожаный мешочек с монетами. Я сразу почувствовал себя большим и сильным.
— Готов ли ты выполнить еще одно задание, посложнее, а потому и щедрее оплачиваемое? — лукаво улыбаясь, поинтересовался король.
— Всегда готов! — по-пионерски ответил я.
— Должен умереть Пьер де Бофремон, граф де Шарни. Он сейчас в Тоннере, в Бургундии, гостит у Жана де Сен-Эньяна, графа Тоннерского. Думает, что там я его не достану. Мэтр Жан Ловкач даст тебе яд, очень сильный. Хватит одной капли на бокал вина — и человек умрет через несколько часов. Если влить больше, то не протянет и часа, — сказал король.
Сеньор де Люд шутливо поклонился, давая понять, что с радостью снабдит меня отравой.
Мне показалось, что и король говорит не очень серьезно. Такое впечатление, что передо мной разыгрывают типичную сценку. Наверное, у них уже наработан ритуал проверки на вшивость и преданность, и я сейчас участвую в нем, не подозревая об этом. Точнее, не должен был подозревать. Хотел бы я знать, какой результат проверки им нужен? Впрочем, это не важно, потому что знаю, какой результат нужен мне — остаться живым и здоровым.
 
— Граф де Шарни обязательно должен умереть от «болезни» или возможны варианты? — задал я уточняющий вопрос. — Слишком много времени и денег потребуется, чтобы договориться с его поваром.
И слишком мало шансов будет унести оттуда ноги.
— Мне без разницы, как он умрет. Если решат, что это сделано по моему приказу, буду только рад. Сторонники Карла Бургундского должны знать, что я найду их везде. Нельзя допустить, чтобы хоть один злодей избежал наказания! — отчеканил король. — Пристроить в купеческий обоз не смогу, но дам письмо к графу Неверскому. Он — мой союзник, всегда поможет, — продолжил Людовик Французский и закончил с язвинкой: — Если ты не знаешь, я сейчас воюю с Карлом Бургундским.
— Слышал краем уха, — улыбнувшись, признался я. — Даже собирался набрать руту и поступить к вам на службу, но денег не хватало. Теперь они есть.
— Обойдусь и без твоей руты. Наемники мне не нужны, — отмахнулся Людовик Французский. — Если убьёшь Пьера де Бофремона, больше пользы принесешь, — и отпустил меня: — Подожди в приёмной.
Когда я шел к двери, услышал, как он приказал Жану Дайону:
— Выпишу ему подорожную до Невера и дай двадцать экю на расходы и сотню аванса.
В приемной у окна те же три типа играли в карты. Что за игра, я понять не смог. Да и карты были странные, не разделенные напополам и красиво разрисованные. Тот игрок, возле которого я остановился, чтобы понаблюдать за игрой, покосился на меня и наклонил свои карты так, чтобы я не видел, что у него на руках. Я не стал его напрягать, перешел в другой конец комнаты, где присел на что-то типа короткой кушетки с кожаным сиденьем, набитым чем-то помягче конского волоса.
Сеньор дю Люд вышел минут через десять. Он отдал мне темно-зеленый стеклянный флакончик с жидкостью, заткнутый пробкой из пробкового дерева, охранную грамоту и мешок с монетами:
— Сотня экю в счет аванса.
— А куда делись двадцать на дорожные расходы? — поинтересовался я.
— Ты же говорил, что не забудешь, кто тебе помог устроиться на службу к королю! — обиженно произнес Жан Дайон. — Двадцать экю — не большая плата за такую услугу!
Мне рассказали, что король Людовик ненавидит знать и привечает презренных людишек, которые, в силу полной зависимости от него, становятся преданными ему до гробовой доски, своей или его. Уверен, что Жан Дайон — выходец из крестьян или бедных ремесленников. У таких на всю жизнь остается привычка воровать по мелочи. Что и губит их. Крестьянский сын Александр Меньшиков, став князем и одним из самых богатых людей Российской империи, погорел на том, что, случайно встретив в коридоре дворца маленького наследника короны, отнял у него золотую безделушку.
— Значит, ты оцениваешь спасение своей жизни всего в пять золотых?! — вспомнив, сколько он мне заплатил, насмешливо поинтересовался я.
— И еще конь, — приплюсовал сеньор дю Люд.
Его безграничная щедрость порадовала меня.
Лорен Алюэль ждал в трактире, потягивая вино и болтая с Розали. Совмещение двух приятных процессов не мешало ему получать удовольствие от обоих. За соседним столом сидели восемь паломников, которые приперлись сюда из Руана. Это мне сразу сообщила дочка трактирщика, подавая копченых угрей и жареную щуку со свежими огурцами. Сегодня постный день. Мы с Лореном с утра об этом не помнили. Мой кутильер на счет религии не шибко заморачивается. До атеизма он еще не дозрел, потому что образования не хватает, но о боге вспоминает только, когда запахнет жареным. По его словам, самые отъявленные богохульники учились в университете на теологическом факультете, а физики шли на втором месте.
 
В конце ужина, когда паломники поднялись в свои комнаты, а рыжеволосая красавица вышла во двор, я построил перед Лореном Алюэлем два столбика из золотых монет, по десять в каждом: