Последний Иггдрасиль: Фантастические произведения

Воздух был на удивление холодным. Холодным, чистым и свежим. Шепард поднял взгляд и наткнулся на табличку с названием станции.
Похожая на трапецию вывеска гласила: )-(/-(-/)-).
)-(/-(-/)-)?
Шепард сглотнул. Какой странный способ обозначения Вистарии.
Да и станция очень странная. Вроде бы ничего особенного, но… Турникет заменяла резная узорчатая калитка в резной стене. Пол не бетонный, а из прозрачного камня. Никаких лестниц, только спиральная рампа с перилами, восходящая к круглому, словно колодец, просвету в потолке.
Шепард мрачно распахнул калитку и стал взбираться по рампе в расчете встретить хоть кого-нибудь.
Пусто, ни души.
Очередной виток вывел на поверхность, залитую звездным светом. Ледяной ветер ударил в лицо. Шепард поежился, но не от холода — над Вистарией не было купола.
По-хорошему, он должен был умереть пять минут назад: отказали бы легкие, кровь бы застыла на губах, одеревенели бы конечности. Однако Шепард не умер. Напротив, чувствовал себя по-настоящему живым.
Вдали, по левую сторону, вместо непреложного купола Эдома I, раскинулся город. Сотни, тысячи башен белели в свете звезд. Серебрились в лучах далекой луны. Величественные постройки возвышались над прочими зданиями — тоже шедеврами архитектуры, чьи красоты мешали разглядеть расстояние и тьма. Диковинный, недопустимый город окружали строения поменьше, в своем скоплении напоминавшие широкий внутренний двор.
Справа, далеко-далеко, на месте непреложного Эдома II, виднелся другой город. Брат-близнец или кровный родственник первого.
Шепард стоял на окраине деревушки. Вне всяких сомнений, Вистарии. Скромная дюжина домов, по шесть с каждой стороны, тонула во мраке.
Улицы как таковой не было — только дорога, что тянулась через деревню от виноградника к винограднику. Виноградники простирались до самого горизонта. Мириады небесных светил озаряли их бесконечные ряды. Воздух переполнял аромат спелых и созревающих ягод. Чуть поодаль извивалась широкая лента реки. Нет, не реки, канала.
Шепард покачнулся. Все это мираж или сон, третьего не дано. На Марсе ничего не растет уже многие тысячи лет. Вся вода находится на полюсах и по трубам поступает в герметичные города и поселки. Впрочем, самих городов раз-два и обчелся: Эдомы, Кидония, Эолида и Пандора. Деревень же нет и в помине.
На западе Фобос пустился по небу вскачь. Теперь домики якобы несуществующей деревушки отбрасывали сразу две тени.
Как и Шепард.
По дороге, светя фонариком под ноги, брела девушка. Та самая. Наверняка ищет брошь, которую обронила в вагоне. Шепард поднес радужную вещицу к глазам, наблюдая, как та искрится в лунном сиянии. Пальцы коснулись диковинных, неземных камней. Настоящие. Как ночь, звезды, отдаленные города, бескрайние виноградники и бредущая по дороге девушка. В сопровождении двух теней Шепард двинулся ей навстречу. Заслышав шаги, незнакомка вздрогнула и направила луч света ему в лицо.
IV
Шепард протянул брошь.
— Вот, нашел на сиденье.
Девушка взяла украшение и опустила фонарик. Потом произнесла пару фраз на незнакомом наречии. Шепард помотал головой.
— Я говорю только на английском, французском или испанском.
Он попробовал завязать беседу на каждом, но безуспешно.
На залитом звездным светом личике отразилось недоумение. Девушка снова сказала что-то на своем языке, но наткнувшись на растерянный взгляд, перешла на жесты. Кивнув на круглый просвет станции, она покачала головой и широко развела ладони, показывая, что электричка будет нескоро. Потом тронула Шепарда за плечо и знаком велела следовать за ней.
Почему бы и нет? Шепард покорно зашагал по дороге, гадая, как его таинственная провожатая не мерзнет на таком холоде без пальто. Погода была точь-в-точь как осенью в Японии. После заката там становилось холодно и сыро, очень сыро. Впрочем, эти перепады объяснялись близким соседством с горами и морем. Здесь же, куда ни посмотри — ни моря, ни гор. Только канал и холмы, что виднелись за городом, — приземистые, с редкой порослью деревьев. Ветер шевелил кроны, те раскачивались в холодном потоке света под чередой сменяющихся лун… А вокруг — величественные города, бескрайние виноградники, аромат спелых и созревающих ягод, девушка, бредущая в колдовской марсианской ночи.
 
Дома тоже ассоциировались с Японией. Одноэтажные, раскидистые, с угадывающимся двориком в центре, с мощеными дорожками, обрамленными цветами и крохотными мерцающими фонтанчиками. Девушка замерла на пороге и приложила палец к губам, призывая гостя помалкивать. Боится потревожить родителей, сообразил Шепард.
Она отперла раздвижную дверь, ведущую в просторную комнату — то ли кухню, то ли гостиную, а может, по совместительству и то, и другое. Свет сочился из голубых сфер под потолком. Пол и стены на треть выложены из оранжевого кирпича. Три распахнутых настежь окна выходили на улицу, четвертое, в верхней части двери, оставалось закрытым. Стены на две трети были из темного дерева без намека на краску. В дальней стене зияла дверь. Посередине высился прямоугольный каменный стол с четырьмя каменными скамейками. Девушка усадила гостя за стол и налила вина.
Шепард прежде не пил ничего подобного. Напиток приятно обжег горло и мягко угас в желудке. Следом обострилось восприятие, в голове наступила удивительная ясность. Хозяйка устроилась напротив и знаком пригласила снять пальто. Шепард вежливо, насколько позволяли жесты, отказался: из окон нещадно дуло, отопления в комнате не было, и он изрядно продрог. Но шляпу все-таки снял. Девушка повертела ее в руках, потом улыбнулась и сказала что-то вроде: «Мы, марсиане, в жизни бы не надели такое безобразие». Шепард ткнул в себя пальцем со словами:
— Алонсо Шепард.
В ответ услышал:
— Тандора.
Тандора… Имя прозвучало волшебной музыкой, рождая ассоциации с крохотными лунами, горделивыми башнями в сиреневой дымке, серебристым каналом, петляющим среди виноградников, ароматом спелых и созревающих ягод. С прошлым…
Ибо он попал в прошлое. На тот самый исчезнувший Марс, что нещадно эксплуатировали и разграбляли жадные современники. На тот самый Марс, что должен был вдохновить землян на новые, благородные свершения.
Каких-то полчаса назад Шепард разглядывал древние руины и вдруг, преодолев временной барьер, очутился на благословенных берегах минувших тысячелетий.
Вспомнился легкий крен перед Кандзказой, странная перемена в «голосе» диспетчера. Наверное, в далекую эпоху междугороднее сообщение тоже ограничивалось подземкой, а маршрут «Кандзказа-Вистария» по протяженности и расписанию совпадал с современным «Закат-Пески». Совпадения и спровоцировали хроносдвиг: после отправления из Эдома I пневмовагон 29-А случайно попал в прошлое и стал курсировать между эпохами. Как вариант, в те времена ходил аналог нынешнего состава, и на отрезке между прошлым и будущим они слились воедино. Отсюда и непотребный визг диспетчера.
Конечно, это лишь теория, причем весьма сомнительная, но Шепард нутром чуял, что не ошибается. Если уходить тем же путем, что и пришел, связь между эпохами только окрепнет. А если вернуться, то и вовсе станет неразрывной. В теории.
Тандора снова наполнила бокал. Тот больше походил на цветок, чьи хрустальные лепестки открывались навстречу прохладному эликсиру и щедро дарили гостю божественную влагу. Не буду допытываться, как меня сюда занесло, решил Шепард. Занесло, и слава богу. Где еще можно испить глоток былого величия Марса…
Комнату наполнил сладкий аромат. В кронах плакал ветер. Шелестел виноградными лозами… Нет, не буду допытываться. А не сумею вернуться в свое время, плакать не стану.
 
Но попробовать стоило. Вдруг способ найдется. Может, совпадения не ограничиваются составом 29-А и распространяются на 29-В. Так или иначе, скоро все — ну, почти все, выяснится. 29-В отбывает с вокзала в двадцать минут второго. Судя по вычурным часам, инкрустированным бриллиантами — подарок мисс Фромм на день рождения, — ждать осталось недолго.