Последний Иггдрасиль: Фантастические произведения

Люди и вещи, вещи и люди. Все — из того же зыбкого материала, что и челнок. Брошенные за ненадобностью, как старые куклы.
Детали единого набора.
Внезапно огромная гора шевельнулась. Устрашающий вихрь завыл громче.
Да, гора двигалась. Становилась все выше. Уже различались деревца на ее вершине. Исполинские ноги несли гору вперед. Нижние уступы выпрямились и превратились в руки.
В памяти всплыли строки из Хайяма:
 
 
Кто мы? Куклы на нитках, а кукольщик наш — небосвод.
 
Он в большом балагане своем представленье ведет.
 
Нас теперь на ковре бытия поиграть он заставит,
 
А потом в свой сундук одного за другим уберет. [5]
 
 
Изначально игра называлась «Шумер». Потом она разрослась до размеров Земли.
А теперь охватила космос.
Хокинс рванул прочь. Обратно к краю стены, вниз, и по песчаным дюнам.
В голове молоточками стучал единственный вопрос: как ему удалось оборвать нити и выпасть из Великой иллюзии?
Предмет, не предмет — неважно. Главное, он — марионетка, как и все человечество.
Конкретно ему положено находиться в челноке, бороздить просторы космоса.
За спиной громыхали исполинские шаги. Необъятная рука черной тучей закрыла небо.
Хокинс бежал изо всех сил. Бежал к челноку. Зачем, спрашивал он себя, зачем бежать на корабль? В пластмассовой игрушке далеко не улетишь.
Впрочем, ответ очевиден. Его место там, на борту.
Небосвод заслонила туча поменьше. Ладонь. Представьте: божественное дитя придумало новую игру. Сначала пускает кораблики в луже — воплощении Семи Морей. Потом направляет суда в космос. Утомившись, дитя засыпает, тем временем оживает одна из игрушек. Как поступит малыш?
Например, Хокинс на его месте разломал бы фигурку в поисках заводного механизма или в порыве ярости прихлопнул бы как муху.
Даже не глядя, он чуял — гигантская рука совсем близко. До корабля оставались считанные шаги. Взлетев по трапу в шлюз, Хокинс хлопнул дверью — звонко лязгнул автоматический замок. Переборки, как и прежде, отливали металлом.
Хокинс метнулся в кабину управления. На обзорном экране вместо песка теперь темнел космос.
Баночка с лекарством полетела в мусорку…
Итак, радиограмма о наступлении кусов отправлена. Пора возвращаться.
Последние полчаса — это был сущий кошмар, зато теперь наступила полная ясность.
История человечества — отнюдь не череда жестоких детских игр.
Никакой планеты богов не существует.
Разлом ему просто померещился.
Почувствовав усталость, Хокинс включил автопилот и побрел к койке. Прежде, чем лечь, снял ботинки. На пол высыпалась горстка песка.
  
ОСЕННИЙ ЛИСТ
 
Тот день он помнил, словно это было вчера, хотя с тех пор минуло уже несколько лет. Стояла середина осени, когда, кружась, опадают последние багряные листья. Вооружившись винтовкой, он забрался в ореховую чащу. Привалившись к сухому стволу пекана, пристроил винтовку на коленях — и стал ждать.
Недалеко в кроне застыла первая белка. Именно застыла — присела на лапки и замерла, будто творение художника, на фоне голых ветвей и молочно-голубого неба.
Он лениво вскинул винтовку, прицелился. Спешить некуда, времени навалом. Направив дуло точно промеж глаз, мягко спустил курок. Грянул выстрел. Маленькая тушка, кувыркаясь в воздухе, полетела вниз и приземлилась на кучу палой листвы.
Стрелок не удосужился встать и проверить добычу. Он всегда бил без промаха. Ведь стоит чуть сместить прицел, и жертва будет биться в конвульсиях, верещать — трать потом лишний патрон, чтобы оборвать мерзкую какофонию. Конечно, если звук не раздражает, патрон можно приберечь для следующей цели, но лучше стрелять сразу между глаз — тогда назойливый писк не распугает собратьев зверушки и лишний раз вставать не придется.
 
Первая готова.
Вторая по спирали метнулась вниз, периодически останавливаясь, чтобы оглядеться. Глазки-пуговки смотрят в упор, но не замечают, пока не шевельнешься. Пуля настигла ее, когда она была вниз головой, вошла прямо под ухом и отбросила рыжее тельце в заросли дикой ежевики.
Стрелок небрежно закурил и поудобней устроился под деревом. Ноябрь радовал погодой — тепло, самое время бродить по лесу, охотиться, стрелять вредителей и всякую мелочь, какими пренебрегаешь с наступлением сезона кроликов и фазанов; самое время оттачивать мастерство, чтобы потом в первый же день добыть красавца-оленя. Рыжие белки — чересчур легкая мишень, не по статусу истинному охотнику, но набить руку — самое то.
Стрелок зевнул и краем глаза заметил рыжий всполох на дереве справа. Не оборачиваясь, вскинул ствол на плечо; металл приятно холодил щеку. Выстрел грянул без малейшей отдачи, и маленькая тушка, кружась в хороводе смерти, с характерным звуком плюхнулась в сухую листву.
Третья готова.
Четвертая и пятая не заставили себя долго ждать.
После этого белки слегка наскучили. Захотелось разнообразия. Стрелок просунул дуло между сдвинутыми коленями и застыл в долгом ожидании.
Шестая спустилась на землю, в несколько прыжков очутилась на опушке и замерла — эдакая статуэтка с блестящими глазками. Идеальная мишень, но охотник не торопился, смакуя каждый миг.
Мгновение спустя белка преодолела еще пару метров, оказавшись почти на одной линии с дулом. Потом присела, выгнув пушистый хвост знаком вопроса. Сложила передние лапки и замерла, словно молилась. (Этот момент запомнился особенно ярко).
Шевелиться даже не пришлось. Чуть сместив ствол, пока прицел не уперся в воображаемую точку на лбу, охотник играючи спустил курок. Пуля снесла зверьку череп. Исполнив крутое сальто, бездыханное тельце распростерлось в листве.
Больше он не стрелял по деревьям. Куда интересней, когда добыча выберется на опушку и сядет прямо перед тобой. Навыка оно не прибавит, зато весело — отличный способ скоротать скучный осенний денек: дрова на зиму уже заготовлены, урожай собран, крыша сарая починена, отец уехал в город и не донимает мелкими, назойливыми поручениями.
Он настрелял одиннадцать белок, так ни разу и не промахнувшись. Теперь можно отнести их домой, похвалиться матери, прежде чем скормить бесполезные тушки псам.
Он размял затекшие ноги и с опаской глянул сквозь густую листву на охотника. Первоначальный страх слегка поутих после осознания, что в кронах его не засекут — подобно ему, новоявленные охотники стреляли только по открытым мишеням.
На деревьях безопасно — по крайней мере, пока. Возможно, лучшего убежища и не сыскать. От сердца немного отлегло. Однако в душе еще теплилась толика животного страха, который поселился там после метеоритного дождя. Страх нагрянул в то утро, когда отец влетел в сарай с криком: «Города! Все города уничтожены! В мире больше нет городов. Сейчас передавали, пока радио не вырубилось. Нас захватили!»
Захватили? Кто? Первая мысль — русские. Нет, Россия тоже стерта с лица земли. Отец же сказал, все города во всем мире.
Внезапно на дороге появились люди. Насмерть перепуганные, они брели спотыкаясь в сторону холмов — холмов и лесов, куда не доберутся ни корабли, ни бомбы. Не доберется никто, кроме охотников. С невероятными серебряными винтовками, в невероятных агрегатах, они неслись по дорогам, ведущим к холмам и лесам, спешивались на обочине и через поля ковыляли к лесополосе; выслеживали людей среди вязов, дубов, кленов, акаций и зарослей сумаха, выкуривали, точно кроликов, и градом пуль убивали на месте.
 
При виде первого агрегата он бросился наутек, в лес, забыв про папу и маму. Забыв про винтовку. Он испугался до умопомрачения.
Зачем они убивают людей? Чем им не угодили люди?