Невероятные приключения циников в Скайриме (СИ)

Словно почувствовав на себе взгляд, Питикака обернулась на ходу:
— Хватит пялиться.
— Слушай, красотка. Единственная радость от того, что ты командуешь и прешь впереди меня, как кабан во время гона, это возможность насладиться видом твоей задницы… Так что будь хорошей девочкой и топай дальше, но молча — не порти мне удовольствие своей болтовней.
Девка фыркнула и отвернулась. Бишоп усмехнулся про себя: пусть считает его озабоченным и недалеким придурком с членом вместо мозгов. Чем глупее рейнджер выглядит, тем меньше подозрений вызовет. Он позволил себе короткую ухмылку и опустил взгляд: а задница всё же худовата… Бишоп отвел глаза и осмотрелся.
Ночной Вайтран дышал теплым воздухом, наполненным запахами еды, скота и дымом домашних печей. Слишком много людей, слишком много запахов, правда один из них, все же пришелся Бишопу по душе. Двери «Гарцующей кобылы» — местной таверны — распахнулись, и к ногам рейнджера выкатился пьянчуга, неся крепкий алкогольный дух.
— Вот это по мне, — рейнджер перешагнул через неподвижное тело и криво улыбнулся Питикаке, — тебе наливать не буду — помню, как ведешь себя после пары бутылок. Еще начнешь ко мне приставать, а я такой ранимый и доверчивый…
Девица открыла рот, задохнувшись от возмущения, а рейнджер, тихо посмеиваясь, прошел в таверну.
У большого очага в центре зала сидели несколько воинов и распивали медовуху; бард лениво перебирал струны, что-то мыча себе под нос; несколько фигур ели за столами, а трактирщица, подперев подбородок кулаком, задумчиво смотрела куда-то вдаль. Все были при деле. На вошедших гостей бросили оценивающие взгляды и отвернулись: обычные странники, ничего примечательного, разве что мужик зыркает из-под бровей цепко, словно ищет от кого ждать неприятностей. Но его — если что — быстро успокоят. На том и порешили. Воины дружно выхлебали остатки медовухи и громко затребовали добавки.
— Садия! — крикнула трактирщица в сторону, — неси еще меда! О, новые лица? — женщина словно только сейчас заметила подошедших. — Есть? Пить? Переночевать?
— И того, и другого. И можно побольше, — девка шлепнулась на табурет, скинула у ног свой рюкзак. Ее спутник огляделся, задержал взгляд на вторых дверях, ведущих в зал.
— Помыться, — коротко бросил он.
— Там есть бадья, — трактирщица кивнула в сторону соседнего помещения, — воду можно подогреть за отдельную плату.
— По рукам. Она расплатится, — кивнув на свою спутницу, рейнджер собрался уходить, но задержался, — и комнату на ночь с одним входом и без окон.
Трактирщица задумалась:
— Есть такая… Вообще-то это чулан, но можно поставить туда кровать, если не пугают крысы и грязь. А вот наверху есть прилич…
— Тащите кровать в чулан, — распорядился рейнджер и хлопнул свою спутницу по плечу, — еду принесешь туда же…
Он было направился в закуток с кадкой, но девка вдруг соскочила с места и обогнала его на повороте:
— Эй-эй, погоди. Тут за тобой по полу что-то волочится… А, это твоя губа. Закатай, а то подскользнешься ненароком — в воду полезешь вторым. Не хватало еще подхватить после тебя какой-нибудь триппер…
Бишоп понятия не имел, что такое «триппер», но догадывался, что нечто малоприятное. Рейнджер молча сцепил зубы, глядя, как худая задница скрылась за ширмой — хотелось выругаться, но, казалось, девке того и надо. Пока Бишоп боролся с собственным раздражением, за перегородкой послышалось копошение и сдавленное ворчание.
— Пусть принесут горячей воды! — скомандовала Питикака.
— Слушаюсь, ваше Величество, — едко прошипел рейнджер, — ваш верный раб сейчас же отдаст приказ слугам, а позже начистит доспехи и сапоги. Не угодно ли, потереть спину?
— Угодно… — раздалось вместе с бульканьем.
— Ты не шутишь? — Бишоп немного повеселел, не веря своим ушам. — Я даже готов простить твой приказной тон.
— Конечно не шучу, «милый», — донеслось до Бишопа, и тот, едва не скидывая портки от предвкушения, почувствовал подвох, — а потом мы оседлаем розового единорога, прихватим с собой ворожею и устроим дикую оргию. Ты не против?
 
— Я буду не против, если ты провалишься в Обливион, — рейнджер сплюнул от злости. Он развернулся на каблуках и, чеканя шаг, затопал в общий зал. В спину ему донесся булькающий смех.
Бишоп вернулся за стойку к трактирщице и, спросив про комнату, сгреб приготовленную для них еду. Подумал и потребовал еще кувшин медовухи — странствовать с болтливой женщиной на трезвую голову, всё равно, что грести без весел. С полными руками закуски, рейнджер отыскал чулан, в который трактирщица велела перетащить кровать, и аккуратно, чтобы не расплескать пряное пойло, сложил поклажу на старый комод. Сняв с плеча сумку, Бишоп достал и пристроил у кровати налучье с луком. Пока девка мылась, рейнджер решил проверить замки на дверях. Убедившись, что ночью к ним не смогут вломиться незваные гости, он бросил у порога спальный мешок и усевшись на него, снял сапоги — по комнате потек крепкий запах ног.
— Так-то лучше… — устало протянул Бишоп и, закинув в рот кусок пирога, вытянулся на спальнике во весь рост.
Рейнджер специально не зажигал свечи. Скорее враг будет ослеплен, ворвавшись в темный чулан после ярко освещенного зала, чем Бишоп беззащитен — тонкий слух улавливал малейший шорох, а глаза почти сразу привыкли к темноте. Рейнджер был чуток, как его волк. И даже в городе, а не в диком лесу, где, казалось бы, опасностей больше, Бишоп держал ухо востро, а глаза лишь наполовину прикрытыми. Надо всегда быть готовым к схватке и не доверять никому. Его богатое на события прошлое послужило тому причиной…
Из нахлынувших воспоминаний вырвали неровные шаги за стеной. Бишоп инстинктивно напрягся, но распознав в усталой походке еле волочащую ноги Питикаку расслабился до своего обычного состояния. Через несколько мгновений дверь распахнулась, и на пороге, слепо щурясь, возникла его навязанная «головная боль».
— Темно тут.
— В самый раз, — буркнул Бишоп, сдвигаясь и давая женщине пройти.
— А чего не на кровати, а под порогом? — она немного потопталась на месте, но все же прошла дальше, обдав Бишопа запахом влажных волос.
— Чтобы ты всю ночь храпела над ухом? — ответил рейнджер, непроизвольно втянув воздух, чтобы запомнить запах своей спутницы.
— Я не храплю, — недоверчиво протянула она.
Питикака осторожно пробралась к кровати, каким-то чудом обнаружила в темноте оставленный на комоде кусок пирога и кувшин с медовухой — хотя Бишоп мог поклясться, что эта женщина могла найти еду даже с завязанными глазами. Она умяла оставленный ужин за считанные минуты, и когда размеренное дыхание Бишопа намекнуло ей, что мужчина спит, принялась снова снимать броню.
Бишоп не спал. В полумраке он отчетливо видел каждую линию и молча жевал губу, разглядывая темный силуэт и размышляя о поворотах судьбы. Мог ли он еще месяц назад представить, что проведет с женщиной больше, чем одну ночь, не удовлетворяя при этом свою естественную похоть? Скорее Карнвир — его волк — станет комнатной собачкой, чем Бишоп доверится бабе, но… Одно неверное решение нарушило все дальнейшие планы и связало с этой, смешно сказать, «довой». А все из-за проклятого некроманта и той трижды клятой книги, Обливион ее забери…
Бишоп прикрыл глаза тем более, что девица уже улеглась, и смотреть было не на что. Сон, как назло, не шел. Липким кошмаром из темноты начали всплывать воспоминания месячной давности. Или не месячной… Бишоп точно не знал, когда последний раз видел Торна и остальных ребят, зато отчетливо помнил каждый дерьмовый час того дня.
 
***
Они с ребятами, как обычно, сидели в засаде на дороге, ведущей в Фолкрит. Городишко вымирал, и путников с каждым днем проезжало все меньше, не говоря уже о богатых купцах. Приходилось работать с тем, что есть. Бишоп скучал, сидя на камне возле тракта, и вспоминал, как он впервые приплыл в Скайрим и столкнулся с Торном в одной Солитьюдской таверне. Знатно же они тогда напились. На утро рейнджер проснулся без сумки и порток, благо лук и стрелы он всегда держал при себе — их стащить не смогли. Бишоп выследил Торна за сутки, и когда Карнвир уже готовился перегрызть горло одному из его парней, а сам Бишоп держал нож у чьей-то печени, Торн вышел с предложением о работе. Он и его банда грабили путников на крупных трактах, насиловали, убивали, не считая трупы — одним словом жили в свое удовольствие. Торн оценил навыки следопыта, позвал в его в банду, и Бишоп согласился. В конце концов предложенная работенка была не хуже (а в чем-то даже и лучше) его обычного ремесла — охотника как за головами.