Воспитательные часы (ЛП)

Я встревоженно втягиваю воздух, когда борцы занимают свои места.
Мы с Реттом знаем друг друга всего несколько недель, и гордость, которую я сейчас испытываю, непреодолима. Неописуема.
Меня тошнит, я так нервничаю.
Его мама замечает мое подпрыгивающее колено, сжимает мою руку.
― Волнующе, не правда ли?
― Он потрясающий, ― я говорю хрипло и задумчиво, даже для моих собственных ушей, очарованная ее полуобнаженным сыном.
Чувствую, как она смотрит на меня несколько долгих ударов сердца. Измеряет мою искренность.
Улыбается. Мы держимся за руки, когда судья дает свисток, сигнализирующий о начале. Венди хватает меня за предплечье, а Ретт и Илай Нельсон борются, согнувшись в поясе, опустив головы.
― Тебе нужно пригнуться, когда сражаешься с кем-то, кто может провести бросок с двойным захватом ног, ― объясняет его мама, как будто у меня есть подсказка.
Я, очевидно, понятия не имею, о чем она говорит.
Парни быстро двигаются, передвигая ногами. Голова Ретта падает, толкая противника в живот, пока они оба не устремляются к белому внешнему кругу. Илай борется с этим, но выскальзывает за пределы.
― Это называется выталкиванием, ― говорит Венди. ― Ретт получает одно очко.
― Один? И все? Он должен получить за это пять!
Ретт и Илай немедленно вступают в схватку, дергая друг друга за головы.
― Не знаю, что и думать, ― признаюсь я. ― Он ведь не пострадает, правда?
― Вряд ли. За последние несколько лет у него не было никаких серьезных травм, кроме порезов.
Раздается свисток, и оба парня встают, направляясь к своим углам для тренировки, пьют.
Затем раздается свисток, и они снова начинают: Ретт с тремя очками, Нельсон с одним. Это быстро, гораздо быстрее, чем я думала, будут матчи, оба мужчины желают взять верх. Ловко и быстро. Скрестив ноги, Ретт обнимает Илая за талию, плечи прижаты к матам, рядом с белым, вне пределов досягаемости.
Перезагрузка, и Нельсон опускается на колени.
Так же, как он взял меня вчера вечером.
Я отключаюсь от Венди, диктора, выкрикивающего заработанные очки. Пристально наблюдаю, как оба мужчины опускаются на колени, Ретт встает позади Илая, обхватывает его за локоть, обнимает за талию. Я знаю, что это не должно напоминать мне о сексе, но это так, и мои распутные девчачьи части оживают.
Боже, он чертовски горяч.
Мышцы на его руках напряглись. Бедра.
Задница.
Все это так, так горячо.
Может, сыграем сегодня в борьбу? Будет ли он играть в ролевые игры?
Я ерзаю на сиденье, нога нетерпеливо подскакивает, гормоны зашкаливают.
― Нам ведь не разрешается спускаться к ним, верно?
― Нет, милая, не раньше, чем все закончится. ― Венди гладит меня по руке. ― И они обычно направляются прямо в раздевалки. ― Она искоса смотрит на меня. ― Что вы, ребята, делаете сегодня вечером?
― Вы не останетесь?
― Нет, дорога длинная, а в понедельник у мальчиков школа. ― Она не сводит глаз с сына. ― Сегодня мы остановимся в отеле, чтобы завтра не так устать. У моего мужа есть несколько рабочих звонков по воскресеньям, поэтому он хочет занять этот день. ― Ее улыбка таинственна. ― Это дает вам свободное время. Наедине.
Я знала, что его мать мне нравится не просто так.
― Мы не обсуждали планы на вечер. Может, он захочет встретиться с друзьями? Но… я не знала, что у него день рождения, до вчерашнего дня, так что просто пошла и купила ему торт сегодня. Я подумала, что удивлю его, если он не слишком устанет, чтобы тусоваться.
Ее брови взлетают вверх. Она отрывает взгляд от коврика и поворачивается ко мне всем телом, кривая улыбка на ее губах так похожа на улыбку Ретта.
― Праздничный торт?
― Что? Он не может есть торт? ― Фу, какая же я безмозглая идиотка. Калории! ― Черт, извините, не подумала о его взвешивании.
Хотя, я могу придумать несколько других вещей, что сделать с глазурью вместо того, чтобы есть ее.
― Нет, милая, он может съесть торт. Уверена, ему понравится. ― Она похлопывает меня по бедру так, как это может сделать только мать. ― Ему понравится.
Ретт
Я чертовски устал.
Опустошен.
Едва тащу свои ноги, я встречаю свою семью в туннеле возле раздевалки, ярко-рыжие волосы Лорел ― первое, что я вижу, когда несу в коридор свою грязную одежду.
Обтягивающая черная футболка Айовы. Узкие джинсы. Черные сапоги. Чертовски сексуально, и она здесь для меня.
Я хочу сжать кулаки, похлопать себя по чертовой спине за свою удачу. Отрываю от нее взгляд, чтобы поздороваться с родителями.
Мама делает шаг вперед, широко раскинув руки.
― Поздравляю, дорогой. Отличный матч.
― Спасибо, ― бормочу я ей в плечо, когда она прижимает меня к себе. Моя мама, по сравнению со мной, крошечная, маленького роста, но не в отношении — не с тремя сыновьями.
Папа может носить брюки, но мама контролирует молнию.
Она встает на цыпочки и шепчет мне на ухо:
― Мы с папой забираем мальчиков. Уезжаем из города.
Сегодня только суббота; нет смысла проделывать весь этот путь только для того, чтобы на следующий день повернуть назад.
― Почему?
Она все еще шепчет мне на ухо:
― Я не понимала… мы хотим дать тебе пространство. Уверена, у тебя есть дела поважнее, чем тусоваться с родителями. ― Ее руки вокруг моей талии, обнимая меня. ― Лорел не могла оторвать от тебя глаз сегодня. Надеюсь, ты это понимаешь.
Отстраняется, поправляет воротник моей рубашки. Хватает меня за щеки и целует в переносицу.
― Такой красивый.
― Мама. ― Я закатываю глаза.
― Что? Разве мать не может сказать сыну, что он красив?
Иисус.
― Остановись.
― Хватит спорить, иди, попрощайся с братьями. Обними папу, ― инструктирует она, подталкивая меня к братьям, шлепая по заднице.
Я ерошу волосы на макушке Бо. Он отбрасывает мою руку.
Остин позволяет мне пожать ему руку.
Отец хватает меня за плечи и тянет к себе. Дважды хлопает меня по спине.
― Мне нужно домой на воскресные звонки. К тому же, твоя мама, кажется, думает, что ты хочешь побыть наедине со своей новой девушкой.
Мое лицо покраснело от адреналина; теперь оно горит от полного гребаного смущения.
― Надевай презерватив. Не будь ослом.
Я открываю рот, чтобы возразить, но он меня перебивает.
― Я говорил с твоим тренером, и тот заверил меня, что вы, ребята, на верном пути после того, как побывали в лесу или что там еще было, но я хочу, чтобы ты позвонил нам, если что-нибудь случится. ― Он бросает взгляд на Лорел, которая смеется вместе с моими братьями. ― С такими рыжими волосами она, наверное, немного темпераментна. Может быть, она будет хороша для тебя.
Она будет.
Она уже хороша.
― Но используй свою проклятую голову — вот эту. ― Он стучит меня по голове. ― Не делай ей ребенка.
Господи Иисусе, папа.
― Ладно. Мы собираемся уходить. Гордимся тобой.
― Спасибо. ― Что мне еще сказать?
― Проводи нас. ― Еще один шлепок по спине, рука сжимает мое плечо, направляя меня обратно к матери. Братьям. Лорел.
Девушка краснеет, когда я подхожу, бросая робкие взгляды на моих родителей, на бетонный пол под нашими ногами, обратно на моих родителей.
― Эй.
― Эй.
В последний раз, когда мы стояли в этом коридоре в конце встречи после матча, который я только что выиграл, то прижал ее к стене и засунул язык ей в горло.
Вместо этого мои руки висят по бокам, правая взваливает на плечи тяжесть моего рюкзака.
Бок о бок мы следуем за родителями по длинному коридору, так близко соприкасаясь пальцами. Лорел шевелит указательным, проводя им по моей ладони.
Мама замечает, что я сдерживаю глупую улыбку, когда она оглядывается через плечо, поднимает брови, наблюдая за нами обоими. Подталкивает моих братьев перед ней, потому что они попусту тратят время.
Мы подходим к тяжелым стальным дверям, протискиваемся на стоянку стадиона, следуем за группой к черному внедорожнику моей мамы — тому самому внедорожнику, который возил меня с тренировки на матчи, на встречи и обратно домой в течение многих лет, пока я не научился водить.