Воспитательные часы (ЛП)
Иисус. Никакого покоя.
— Кредитная карточка, наверное.
Я достаю телефон и открываю приложение для кредитных карт, передавая устройство официантке.
Она смотрит на него в замешательстве.
— У вас есть настоящая кредитка? Я должна провести её, не думаю, что смогу это отсканировать. Мы здесь довольно старомодны.
Я громко вздыхаю, вытаскиваю бумажник из заднего кармана и шлепаю карточку в ее ожидающую открытую ладонь, готовясь засунуть ее в задницу, образно говоря, конечно.
Стейси весело улыбается.
— Спасибо! Сейчас вернусь!
Да без проблем, блядь! Я буду ждать здесь, потому что не гребаный урод!
Четыреста тридцать долларов и пятьдесят семь центов, которых у меня нет, пойдут коту под хвост, и давайте не будем забывать о моих родителях, которые убьют меня, особенно после того, как я так сильно боролся с ними, чтобы перевестись в Айову.
Расплатившись, выхожу на улицу с чеком длиной почти в двенадцать дюймов и пытаюсь засунуть эту чертову штуковину в задний карман.
Чаевые были включены, так как это была такая большая вечеринка.
Вдох.
Выдох.
Выгружаю все свое разочарование на стоянке, проклиная без остановки достаточно громко, чтобы разбудить мою мертвую бабушку и напугать дерьмо из старой пары, входящей внутрь. Женщина прижимает к груди свою маленькую красную сумочку, пока муж ведет ее внутрь, и оба смотрят на меня так, словно я сошел с ума.
— Ублюдки! — Кричу я, размахивая кулаками. — Гребаные засранцы! — Пинаю бордюр, а потом изрыгаю очередную порцию проклятий, когда бетон задевает мне ногу. — Блядь. Твою мать. Putain de merde (перев. с фран.: Черт возьми!). К черту мою жизнь!
Ругательства слетают с моего языка, как приливная волна, но ничего не делают, чтобы успокоить бурю внутри меня. Я подсчитываю один дерьмовый изъян за другим: в конце сегодняшнего дня буду должен родителям четыреста долларов — галочка. Надо мной издеваться мои чертовы товарищи по команде — галочка. Я учусь в колледже в глуши — галочка. Я не знаю ни единой души, кроме тех придурков, которые только что меня надули — галочка.
Они также оставили меня без машины.
Галочка.
Я выдергиваю телефон из кармана, чтобы отправить сообщение своим идиотским соседям по комнате.
Я: Тащите сюда свои задницы и заберите меня.
Гандерсон: LOL ты уже успокоился?
Я: Вернись и узнай.
Гандерсон: Нет, если ты собираешься затеять драку.
Я: Скажи мне только одно: чья это была идея?
Гандерсон: Я не собираюсь говорить.
Я: Тогда я могу только предположить, что это был ты.
Гандерсон: Нет. Чувак, поверь мне.
Я: Почему бы мне не верить тебе?
Гандерсон: Зачем мне это делать, если я должен ЖИТЬ с тобой?
Я: Ну, ты позволил ИМ ОСТАВИТЬ МЕНЯ ЗДЕСЬ.
Гандерсон: Да, потому что последнее, что мне нужно, это чтобы команда делала то же самое со МНОЙ.
Я: Большое спасибо, мудак
Гандерсон: В любое время, чувак. Позволь мне снова надеть штаны. Заеду за тобой через десять минут.
Лорел
— Эй, ты видела тех парней?
Я сижу в закусочной и просматриваю программу по английской литературе, чтобы убедиться, что не пропустила ни одного пункта в статье, которую должна написать; я не могу позволить себе потерять ни единого пункта.
Откинувшись на спинку виниловой кабинки, я кладу маркер и поднимаю голову, удивленно глядя на своего соседа по комнате Донована.
— Каких парней?
— Если ты скажешь, что не заметила, я назову тебя лгуньей. — Он смеется, отправляя в рот кусок вафли. Взбитые сливки прилипают к нижней губе, и он облизывает ее, прежде чем откусить еще кусочек. — Бог свидетель, могу.
— Я здесь не для того, чтобы искать свидания.
— Верно, но иногда свидания находят тебя. Парни не могут не засматриваться на тебя. — Он подмигивает, запихивая в рот еще вафлю. — Я никогда не видел такую группу гетеросексуальных мужчин.
— Бедный Донован, — поддразниваю я. — Пускает слюни по группе натуралов.
— История моей жизни. — Он театрально вздыхает надутыми губами, вертя соломинку в стакане с водой. — Но это не мешает мне строить глазки.
— Ты даже не пытаешься.
— Не читай нотаций. — Донован делает паузу, чтобы запихнуть в рот еще еды. — О, черт возьми, дерьмо вот — вот станет реальностью.
Моя голова все еще наклонена, маркер яркими мазками летит по учебному плану. Мой сосед говорит, как спортивный комментатор, давая полный обзор событий, происходящих на другой стороне комнаты.
— Вот они, ребята, десять… нет, двенадцать рослых парней, выскакивают за дверь. Замыкает шествие номер семь, медленный стартер с безупречными бедрами. Каштановые волосы, этот чемпион — звезда, но не может стоять на ногах.
Я удивленно поднимаю глаза. Смотрю, как какой — то парень в красной рубашке зацепился за что — то в дверях, спотыкаясь у выхода. Крики и вопли у автомата со жвачками. Вываливается на стоянку.
— Вот они, леди и джентльмены, и держу пари, что они либо задолжали налоговому инспектору, либо не оплатили счет. Что бы это могло быть?
Я вытягиваю шею, бросаю взгляд через опустевшую закусочную, в окно, на парковку, где здоровяки, все спортсмены, рассаживаются, как цирковые клоуны, в три машины. Они срываются с места, не оставляя ничего, кроме пыли.
Мои рыжие брови взлетают вверх.
— Поели и смылись?
— О да, конечно.
Подбородком нажимаю на колпачок желтого маркера.
— Я никогда не видела, чтобы кто — то делал это.
— Неужели? Ты никогда не сбегала от оплаты счета?
Я недоверчиво смотрю на него.
— Ты серьезно? Нет! А ты?
— Однажды. — Он смеется. — Ладно, дважды, но я был молод и глуп, и у меня не было денег. Я ещё украл меню и посуду. — Хихиканье. — Так глупо.
Не могу с этим поспорить, поэтому сосредотачиваюсь на еде, пока она не остыла: порция блинчиков, сосиски, картофельные оладьи и чай со льдом.
Я открываю кусок масла, завернутый в золотую фольгу, кладу его между слоями блинов и жду, пока оно растает.
— Дерьмо. — Вилка Донована висит над тарелкой. — Что происходит?
Я поворачиваюсь в кабинке, перекидываю свои длинные рыжие волосы через плечо, прежде чем положить руку на спинку сиденья. Мы с соседом по комнате смотрим, когда из ванной в дальнем конце ресторана выходит парень.
Уперев руки в бока, сканирует комнату.
Высокий, но в то же время какой — то неуклюжий, он засовывает руки в карманы толстовки с капюшоном из Айовы, осматривает комнату, суровые брови нахмурены. Осторожно подходит к столикам, останавливается, когда симпатичная маленькая официантка подходит к нему, постукивая по бицепсу. Протягивает то, что, очевидно, является счетом, руки жестикулируют по комнате. Указывает на окна и парковку, где исчезли его друзья.
— Срань господня. — Донован давится вафлей, с трудом проглатывая. — Как ты думаешь, те спортсмены оставили этого чувака со счетом?
— О, определенно похоже на то.
— Что за мешок с членами. — В его глазах появился блеск, скорее всего, при упоминании членов. — Я почти уверен, что это была команда борцов.
— С чего ты так решил?
Донован быстро оглядывает парня, водя своими ярко — голубыми глазами вверх и вниз по его сложенному телу. Наклонив голову, он нацарапывает свою подпись на квитанции и, нахмурившись, протягивает ее официантке.
Крадется к двери, толкает ее и выходит наружу. Оглядевшись, Голиаф осматривает парковку, уперев руки в бока: смотрит налево, смотрит направо.
— Ну, для начала, почти все эти парни были одеты в одеяние борцов Айовы.
— Одеяние, Донован?
— Тссс, не перебивай мои размышления.