Пара лебедей на Рождество (СИ)
— Кажется, сегодня я ещё смогу протянуть без хлеба…
Слабый за слабого
Остаток вечера тратить на скитание по ярмарке я посчитал бессмысленной тратой времени. Первая попытка своровать лишь напомнила, насколько это не моё. Удавлюсь после тем куском хлеба… Пусть желудок ворчит! Я живучий, жил как-то до теперь, и дальше смогу. Побрел по разметанным праздной толпой сугробам к скрытому за трущобами переулку. Гомон стих. Лишь карнизы над головой брязгали от малейшего порыва ветра. Снег усилился, и все больше походил на пургу. Так холодно… Кутаюсь в пальто, утыкаясь в воротник красным, заледеневшим носом. Дыхание превращается в клубы белесого пара. Смотрю, как он развивается в морозном воздухе… Руки в карманах, сжатые в кулаки, чтобы оттаяли онемевшие пальцы. В одной из них — парная ёлочная игрушка. Накрываю ее с особым усердием, желая сохранить на дольше присутствие курносой чудачки. Так, не торопясь, и дошёл до родного подвала, названного домом.
Вошёл в незапертую дверь, что по сути своей уже ничем не выигрывала у полного её отсутствия. Прогнившее дерево, выбитый замок, заржавелые петли, что едва-ли способны удержать эту столетнюю рухлядь, названную створкой. Спускаюсь вниз по ветвистой лестнице. Темно. Зажигаю фитиль, орошая небольшое, пропитанное сыростью, пространство, блеклым светом. Тихонько опустился на корточки, прощупывая ладонью пол. Подбираю горсть щепок… И, нацелившись, швыряю ее в угол, где расположен мой матрас и старое шерстяное покрывало.
— Чёртовы крысы!!! — пищащие твари тут же разбежались, оставляя по себе дорожку рваных дыр на потасканной шерсти. — Глупые прожорливые грызуны! Неужели на помойке не нашлось ничего лучше, чем мой единственный лоскут тепла?!
Скинул на пол промокшее пальто, прежде выудив золотавую птицу. Укутался, сжимаясь калачиком. Прижал игрушку к губам. Частое дыхание осело на глянцевой поверхности мутным осадком. Утер его бережно рукавом, прикрыл глаза и уснул, почти сразу, спокойно…
Впервые за целую вечность мне не снились кошмары…
*******************
Утро встретило тошнотой. Привычное урчание показалось особенно требовательным. Нет… С этим надо что-то делать! Лениво потёр глаза. Недостаток еды сказывается на количестве сил. Приподнялся. Укутался плотнее. Холод собачий, на улице наверняка ещё больший минус, чем вчера. Делать нечего… Пища сама не попадет в руки. Чего-то не хватает… Прошёлся по матрасу ладонями. Мой лебедь… Поднял его, встал, набросил пальто, и побрел на выход.
— Брррр… — журчу про себя, ускоряясь. Чем быстрее темп, тем кровь интенсивнее циркулирует. Минут десять прошло прежде, чем оказался около приюта для бездомных. Чертова собачья конура! Одному Богу известно, почему меня сюда понесло. Заведомо знаю, очередь такая столпится, что ни о каких подачках и речи не идёт! И как в воду смотрел… Мнутся, с ноги на ногу перекатываясь, чтобы так сильно пяты не стегало! Всякий народ… От мелкого до старого, есть всем охота, согреться — тоже. Вот только, перепадёт единицам. Но, ждут… Надеяться никто не запрещал!
— Крайним кто будет? — прохрипел достаточно громко, чтобы "хвост" меня услышал. Повернулся малец, лет десяти. Кивнул в ответ. Худощавый, глаза пустые. Щеки опали и скулы до жути отчётливо видно. Ещё не научен… Видимо, ума и умений только на то и хватает, чтобы мяться в подворотнях да клянчить милостыню. А может и вообще… Знай, здесь околачивается. Если так — не протянет долго. Жаль мальчишку, да только… Мир такой. Каждый сам за себя.
Почему-то вспомнилась светловолосая девчушка с небесно-голубыми глазищами. Перекатил в кармане между пальцев ее подарок… И мир показался не таким чёрно-белым, как я привык видеть.
Сколько пришлось вот так стоять? Неизвестно… Видимо, довольно долго, раз, в незамедлительном темпе, очередь продвинулась почти до половины. Всем холодно. Это дело не шуточное! Человек пять уже в обморок свалилось от обморожения. Ещё десять — на грани. И не уходят ведь! Кто знает, от чего смерть страшнее? От голода или мороза?
На пороге приюта показалась старуха-кухарка в замызганном помоями фартуке. Помоями? Или той стряпней, что подают бездомным на обед? Когда неделями голодаешь — слюной и от объедков давишься. Потому, не особо кого-то волнует состояние ее одежды.
— Осталось на пять порций. — восклицает громко, как нарочно. Чёрт возьми… Закатил глаза, заведомо виски потирая… Сейчас понесётся… Всё. На этой фразе по обеду можно ставить крест. Пытаюсь развернуться, чтобы уйти прочь с этого зловонного места. Порядка в очереди, как не бывало. Толпа нахлынула с самого конца… И как они расслышали? Пытаюсь протиснуться, но, тщетно. Кое-как лавирую между несколькими рядами, и, вот он, казалось бы, путь к выходу! Но, истошный визг мальчишеского, истошного голоска, заставляет остановиться…
— Аааааа…. — Бросаюсь назад на одних рефлексах. Бегаю растерянным взглядом по несущейся вперёд толпе. Следую по звуку болезненного крика, и натыкаюсь на того же мальчишку, что передо мной в очереди стоял. Упал на землю. Обхватил ноги. Поджал под себя. Весь в следах от ботинков. Да по нему топтались точно, что по сугробу! Чёртовы твари! А я на крыс грешил! Да что ж вы за нелюди, раз такое творите с ребенком?! За своей миской пресной похлёбки по головам идут!
Подскочил к парнишке, прижал к себе, сдерживая жилистой ладонью налет остервенелых гиен. У него кровь из носа. Нога напухла. Скорее всего — перелом. Не помочь сейчас — затопчут к чертовой матери, а в худшем случае — останется подыхать от холода и голода в одночасье. Нет… Этого сегодня с тобой не произойдет!
Приподнял. Закинул ледяные, невесомые руки себе на плечи. Близко-близко прижал и начал упрямо протискиваться ко входу в приют.
— Расступитесь, ублюдки!!! — ору, словно умалишенный! Здесь куча здоровых мужчин, каждый из которых с лёгкостью может укротить мой неуместный норов… Однако, впервые за долгое время, мне было на все плевать! Я хотел… Расчистить путь к тому миру, где не только черный и белый… Где радужные переливы походят на пёстрый блеск камней в моей новогодней игрушке… — Пошли прочь!!!
Не знаю, что давало мне сил, но… Одним чудом, меня слышали! Толи я был довольно тощий, потому смог миновать жаждущую пищи толпу, толи волей самого Бога, я добрался до единственного места, где у него мог появиться шанс.
Тяжело дыша, опустил мальчика на холодную, заснеженную плитку.
— Помогите ему! — простонал молебно, ещё питая надежды на человечность этой равнодушно смотрящей женщины. Плечо накрыла чья-то увесистая ладонь… Кто-то взял меня за ворот и бодро встряхнул, я и обернуться не успел, чтобы посмотреть в лицо обидчику. Кухарка беззвучно наблюдала нежданное представление…
— Да ты забылся, парень! — зловонный бас ошпарил лицо, как только резким рывком меня мотнули, в один оборот, на девяносто градусов! Громоздкая усатая горилла… Ты то здесь что забыл?! Неужели, с голода пухнешь?! Хочу спросить… Но, молчу, страшно… Его удар может с лёгкостью выбить с ослабленного тела остатки духа. Однако… И извиняться я не собираюсь! — Говори, чего это ты выпер вперёд толпы?!
Молчу. Минуту… Две… Желваки на лице ублюдка начали плясать с особым нетерпением. Глаза наливаются яростью… У бездомных так всегда. Сильнейший выживает… Значит, этот выживет при любых обстоятельствах!
— Замолк, паршивец?! — замахнулся… Я прищурился, готовясь получить самый звонкий и болезненный в жизни подзашей! Сцепил веки. В ушах гудит…отсчитываю секунды до невозврата…
— Немедленно отпусти его! — послышался твердый, приятный голос. На протяжении нескольких мгновений ничего не произошло. Одна фраза, брошенная незнакомцем, заставила смрадного борова разомкнуть пальцы на моём вороте, и отпустить зазнавшегося бродягу. Потёр руками горло… Отдышался… А, после… Обернулся.
Мужчина. Аристократ. Не нужно быть гением, чтобы догадаться. Осанка, речь, выражение… Всё говорит — знать! Подошёл ко мне. Присел на корточки. Протянул руку… Я бросил опасливый взгляд, ещё не имея способности не то, что ясно мыслить, а и просто… Осознавать. Но, на одном рефлексе, вложил дрожащие пальцы в его ладонь…