Тайна двух лун (СИ)

– Нет, не трогай меня! – вырвался из её груди истошный крик боли.
Тело словно одеревенело, судорога скрючила пальцы и распрямила колени. Вся её кожа: плечи, ноги и правая рука, – покрывались розовыми пятнами и горели, как от ожога. Прорывающееся через муки сознание заставило Аламеду подумать, что всё-таки даже во второй раз умирать страшно. Перед глазами трепыхал парус, мелькали, как во сне, встревоженные лица: Лони, Нита, Муна, Яс… – пока не навалилась тьма. За её плотным пологом она ещё недолго слышала детские всхлипы, чьи-то яростные крики, плач и причитания…
Аламеда очнулась от болезненных толчков и громкого шума дождя. Всё тело, кроме лица и здоровой руки, пылало пожаром. В полураскрытых щёлках век стоял полумрак. Она с трудом различила скамьи гребцов – значит, её успели перенести на нижний ярус, а о верхний, казалось, с силой ударялась вода. Где-то за бортом слышались громовые рыки. Даже слабая качка шатала тело из стороны в сторону, обрекая Аламеду на чудовищные страдания. Оно горело в сотни раз сильнее, чем обжигал раскалившийся амулет. Она дотронулась до него здоровой рукой. Ничего, нужно только перетерпеть боль и ещё немного подождать, когда он будет готов принять в себя душу Аламеды, чтобы перенести её в прежний мир и объединить с оставленным там осколком. А это тело, хоть его сплошь и покрывали ожоги, ей не было жаль. Она так давно мечтала избавиться от него…
Подошла Нита, заметив, что Аламеда очнулась. Всего за один день лицо подруги осунулось, щёки провалились под широкими скулами, а вокруг глаз пролегли тёмные пятна. Аламеда попросила её заварить некоторые из тех трав, что она взяла с собой на борт. Они помогут немного унять боли. Нита тут же ушла исполнять её просьбу. Аламеда снова провалилась в сон, а очнувшись, увидела у изголовья плошку с наполовину расплескавшимся и остывшим отваром, от которого пахло лесом на холме. Здоровая ладонь ощущала чьё-то тепло. Аламеда повернула голову, ожидая увидеть Ниту или даже Арэнка, но её руку сжимала Муна, а из её красивых и печальных глаз текли слёзы.
– Прости меня, Аламеда, – прошептала она, встретившись с ней взглядом, – прежде я так желала тебе смерти, прости… Ты спасла его. Не уходи. Останься жить…
– Ты ни в чём не виновата, Муна, – прохрипела Аламеда из последних сил, и та подала ей отвар. Она выпила. – Нельзя быть повинными в любви. Будь с ним и помоги забыть меня… – Аламеда хотела бы сказать Муне гораздо больше, например, что с самого начала мечтала стать её подругой, что восхищалась и завидовала её красоте. Она хотела бы попросить прощения за украденную любовь, но язык прилип к нёбу, и вместо этого, помолчав немного, Аламеда произнесла: – Позаботьтесь о Лони, он славный мальчишка.
– Ты о нём позаботишься, ты, – судорожно пробормотал показавшийся рядом Арэнк, а Муна, грустно взглянув на него, пошла за ещё одной порцией отвара. – Это всё моя вина. Я был настолько ослеплён своей мечтой, что не разобрал опасности. Не увидел, что веду мой народ на верную гибель. Ты спасла меня и всех остальных. И ты не умрёшь, Аламеда. Прежде я приведу тебя к Водным Вратам. Мы вместе войдём в них, обещаю, – сказал он с непреклонной твёрдостью в лихорадочном взгляде.
– Умирать во второй раз не так страшно, – солгала Аламеда и коснулась его руки. – Со мной или без меня, но ты обязательно найдёшь Водные Врата, я верю. Не вини себя и просто позволь мне уйти. Я всего лишь призрак, выпусти его из своего сердца…
Арэнк уронил голову себе на грудь. Чёрные волосы закрыли от Аламеды его лицо.
– Такой манящий и неотступный призрак… – пробормотал он, взял её руку и прижал к своим губам. Аламеда почувствовала капли влаги у себя на ладони.
Под вой ветра и удары волн она снова провалилась в сон, помогавший ненадолго забыть о боли. Аламеде неожиданно приснилась Ваби – старая колдунья и наставница. Она изменилась. Морщины ещё больше опустили края дряблых век и уголки губ, а выцветшие глаза глубоко впали. Зато длинные волосы так и не потеряли черноту ночи, и только тонкие ниточки седины чертили незаметные белые линии, словно следы падающих звёзд. Ряды цветных бус украшали шею старухи до подбородка и поблескивали в темноте.
 
– Ваби, я скоро вернусь домой, – проговорила Аламеда, улыбаясь. От вида родного человека ей вдруг стало хорошо и спокойно на душе.
– Зачем, девочка моя? – голос старухи, тёплый и трескучий, как пламя костра, согрел Аламеду.
– Чтобы отомстить за себя и за Роутэга.
– Ты уверена, что это правильный путь?
– Нет, уже не уверена, но мне больше ничего не остаётся, я сама лишила себя выбора, – произнесла Аламеда с грустной усмешкой.
– Выбор всегда есть, – улыбнулась Ваби, чётче прорезалась сеточка морщин на щеках. – Доверься своему сердцу, оно приведёт тебя туда, где ты мечтаешь, но даже не надеешься оказаться.
– Но я не понимаю его, Ваби, оно разрывается. Что? Что мне выбрать? Я запуталась…
– Видишь эти две луны, – сказала старая колдунья, подняв глаза на тёмное небо. – Одна, как отражение другой. Они будто две стороны твоей души. Не следуй за отражением, выбери верный путь… Ты привела одну из лун с собой из прежнего мира, она неотступной тенью крадётся за тобой. Так же, как призрак мести. Отпусти её. Существует бесконечное множество вселенных, и каждый наш выбор создаёт другую жизнь, иную, неповторимую реальность.
– Ваби, но как понять?.. Ваби, нет, постой, не уходи, мне нужен твой совет… Ваби… – звала Аламеда, но старуха постепенно растворилась в темноте неба, на котором остались лишь две яркие луны. Одна чуть бледнее другой.
Буря унималась. Великана больше не мотало на беспощадных волнах, а гром не сотрясал небо. Вскоре утих и дождь.
– Как ты? – спросила Нита, напоив проснувшуюся Аламеду обезболивающим отваром.
– Отнесите меня на верхний ярус. Я хочу видеть небо, – одними губами прошептала та, тронув Ниту за руку.
– Хорошо, сейчас, – засуетилась она.
Плотные сизые тучи ещё нависали над Большой Водой. У горизонта небосвод давил на воду, готовый вот-вот схлопнуться с ней, но кое-где облака чуть редели, пуская в эти прорехи кусочки чистого неба. Аламеда с удивлением обнаружила, что был день: боль и сон притупили счёт времени. Она полусидела на тростниковом настиле, оперевшись спиной о борт судна, и думала о словах Ваби, обо всём, что случилось с того дня, как погиб Роутэг. Аламеда размышляла над каждым своим шагом, над тем, куда завели её выбранные дороги на встреченных когда-то распутьях.
«Существует бесконечное множество вселенных, и каждый наш выбор создаёт другую жизнь, иную, неповторимую реальность», – вспомнила она завет старой колдуньи.
Аламеда произнесла его мысленно несколько раз. Ваби… Она всегда и во всём была права, но никогда не давала готовых решений, предоставляя своей ученице самостоятельно постигать их, порой через сомнения и муки выбора. Но самый тяжёлый выбор стоял перед ней теперь. Аламеда посмотрела на соплеменников, в нерешительности столпившихся в стороне и бросавших на неё виноватые и сочувственные взоры. Поглядела на Муну и в её заплаканном лице вдруг увидела саму себя в тот миг, когда впервые оказалась в Лакосе и осознала, что потеряла всё. Аламеда думала об Арэнке и о той любви, которой не могла ему дать. Она спрашивала себя, почему привязались к ней Лони и Нита? Обрадуются ли они, узнав, что девушка из сказки была она сама, и что в итоге у колдуньи получилось отомстить врагу Буктане, при этом растоптав чужую любовь? Аламеда вспоминала Доктора, чувства которого позволили ему без всяких заклинаний пересечь слои Мироздания, чтобы спасти Лиз. А ещё она спрашивала себя, что будет после того, как свершится месть? Станет ли ей от этого хоть сколько-нибудь легче? Срастётся ли с душой отколовшийся осколок, или будет лишь больно резать при мысли о том, чего стоило заполучить его обратно? Сможет ли Аламеда всю оставшуюся жизнь, находясь в теле Лиз, смотреть на своё отражение, и не видеть даже собственных глаз? Приблизится ли она хоть на шаг к потерянной мечте, к Роутэгу, ведь всё это было ради него? А он сам, что бы хотел? Воскреснуть, получить отмщение?.. Что? Или просто… просто снова быть с ней?.. Но разве это возможно?