Тайна двух лун (СИ)

Лони сидел в углу хижины, укрывшись одеялом по самые уши и блестящими немигающими глазами наблюдал в щель между ставень за тем, что творилось снаружи.
– Не выдержат мостки, – проронила Нита, хмуро ковыряя ножом земляной пол, – и судно не выдержит. Недостаточно закреплены подпорки, не пропитаны смолой щели… Нет, не устоит…
– Столько работы – и всё задаром, – с досадой выкрикнул мальчуган из своего угла.
Аламеда исподлобья глянула на них и удручённо кивнула:
– Не выдержит…
Она пыталась развести в ямке огонь, чтобы чуть согреться и не думать о той расплате за жизнь ребёнка, которую приготовил племени хитрый Мокрун… Он всего-навсего не хотел, чтобы люди когда-нибудь ушли из его чащи. Откуда ему будет черпать свои сладкие ночные кошмары? Спасительную лодку за жизнь ребёнка – умный обмен.
– Нита, Нита! – вдруг послышался крик снаружи, и в дверь заколотили.
– Муна, ты? – вскочила та и поспешила пустить на порог сестру. Её буквально зашвырнуло в проход вместе с потоком воды.
– С нашей хижины крышу сорвало. Иоки и Кея убежали к соседям, а я подумала, у меня же есть сестра, так ведь? – Муна метнула взгляд на Аламеду и сняла с себя платье, насквозь промокшее за время короткой перебежки. – Отвернись заморыш, – засмеялась она, увидев, как вытаращился на неё Лони. – Нита, дай мне что из сухого.
Аламеда смутилась, как и мальчишка, стараясь не смотреть на изящное мускулистое тело, напоминающее статуэтку древней богини, которые мастерили в её племени из ценных пород тёмного дерева.
– Ну и ненастье. Никак твои духи гневаются, а, колдунья? – бросила Муна, одевшись, и присела возле занявшегося огня, чтобы высушить волосы. – Бедный Арэнк. Если судно не уцелеет, ему тяжело будет перенести удар. Всем нам, но ему в особенности, он всю душу вложил в эту лодку. Столько думал, столько вынашивал план постройки, сколько трудился, не покладая рук…
Аламеда внутренне вздрогнула от её слов, невольно чувствуя свою ответственность. Опять пыталась изменить судьбу, захотела спасти ребёнка, и вот, пожалуйста: нарушила Равновесие – и пришла расплата.
– Судно не уцелеет, – сказала Нита вздохнув, – посмотри, как ветрище беснуется. – Каркас недостаточно укреплён, нечего и надеяться.
Муна беспокойно глянула на сестру и понурила голову. Все четверо так и сидели молча, каждый в своих тревогах, и слушали звуки нарастающей бури. Свирепый рокот, словно рык гигантского хищника, накатил издалека и забрался в уши, въелся под покрывшуюся мурашками кожу. Застонал ветер. По небу хлестнуло молнией Загорелось, словно факел, дерево, но тут же погасло от неудержимого потока воды.
Вдруг снаружи послышались крики: «Нет, Арэнк, не ходи!», «Стой, пережди ярость бури!», «Арэнк, глупо рисковать жизнью, стихия поглотит тебя!»
Муна вскочила и бросилась к двери.
– Да он спятил, – прошептала она, закрываясь рукой от дождя, врывающегося в хижину, – его нужно остановить.
– Идти к воде слишком опасно, – согласилась Нита, подскочив к ней, – один он всё равно не справится, а другие не пойдут.
Лони и Аламеда тоже в тревоге выглянули наружу. Арэнк схватил два мотка верёвки, топор и, с трудом сопротивляясь воде и ветру, пошёл к спуску. Его могучая фигура казалась песчинкой на фоне разбушевавшейся стихии, которую, однако, она, как ни старалась, не могла смести со своей дороги.
Муна бросилась за ним, совсем забыв, что едва переоделась.
– Не ходи, Арэнк, – кричала она, пытаясь пересилить вой бури, но порыв водяного ветра отбросил её назад и вжал в стену хижины.
– Арэнк! – вопила Муна, чуть не плача, присоединяясь к мужским голосам, которые призывали лесоруба одуматься, но тот не ответил. Тогда она развернулась и бросилась на Аламеду: – Что ты стоишь? Останови его, он погибнет!
– Я? – опешила Аламеда.
– Да ты! – огрызнулась Муна. – Тебя он послушает!
– Арэнк! – высунувшись из хижины, крикнула Аламеда. Он наконец обернулся. – Не ходи, судно либо уцелеет, либо его уже разнесло в щепки, ты ничего не сможешь изменить.
– Она права, Арэнк, – кричали мужчины, укрываясь от воды и ветра за полураскрытыми дверями, – не ходи, себе дороже!
 
Но, Арэнк только упрямо мотнул головой и пошёл напролом через стихию.
Нита насилу завела сестру в хижину. Та билась в слезах и рвалась наружу, чтобы остановить Арэнка.
– Он погибнет! Погибнет, понимаешь! – повторяла она. – Большая Вода унесёт его!
– Если ненастье сломит такого крепкого мужчину, то тебя и подавно, – процедила Нита, загораживая собой дверь. – Ты ничем ему не поможешь. Будем надеяться, что Арэнк вернётся. Он сильный, он выстоит… Только вот судно вряд ли спасти…
Аламеда смотрела со скованным сердцем на слёзы Муны, на её горе. О Духи, она же любит его, отчаянно любит. Готова отдать себя на растерзание стихии, лишь бы спасти Арэнка. «А я? Что я чувствую?»- спрашивала Аламеда и не находила ответа. С потерей Роутэга ничто теперь не могло ранить её разбитое сердце сильнее, чем в тот злополучный день…
Буря неистовствовала всю ночь и только к рассвету начала униматься. Люди выходили из своих укрытий, в растерянности взирая на остатки пиршества ошалелой стихии. На месте двух из десяти хижин не набралось бы и горстки щепок – лишь жалкие обломки глиняных стен торчали из земли, словно разбитые зубы. Остальные жилища заметно покосились, где-то недоставало крыши. Почва покрылась обрывками человеческих трудов, обломками надежд их маленьких жизней. Посреди разорённого ненастьем поселения неподвижно сидел на срубленном пне старый Яс. Его тяжёлый взгляд выражал всю полуторавековую усталость, что давила ему на плечи.
Арэнк так и не возвращался. С самым нехорошим предчувствием люди потянулись, через осунувшийся и ободранный лес, к спуску. Только старейшина так и остался там, где был.
Вода топей сильно поднялась, подступив к самому подножию холма. Арэнк сидел на обломках мостков и, запустив руку в спутанные ветром волосы, неподвижно смотрел на разбросанные меж водного леса куски бывшей лодки. Буря швыряла её с одного мангра на другой, как разъярённый хищник мотает зубами свою добычу, усеивая всё вокруг кровавыми останками.
Муна тихо вскрикнула, глаза её блестели от влаги. Аламеда смотрела на неё и понимала – то слёзы радости. Арэнк жив, только это интересовало её. Пусть разобьётся хоть сотня лодок – главное, чтобы он был цел и невредим. Аламеда снова почувствовала себя лишней в чужом мире, среди чужих людей. Муна любит Арэнка, и он достоин этой любви.
Племя спустилось с холма. Вид разбитой лодки потряс всех, но никто не посмел подойти к Арэнку, а он так и сидел, не оборачиваясь, словно не замечая их присутствия.
– Где ты была, Аламеда? Почему не остановила гнев духов? – проговорила Калу́.
– Да, почему? – вторили ей в толпе.
– Сто двадцать лун работы – и всё впустую, – добавил третий голос. Среди людей поднялся ропот.
Аламеда обернулась, едва сдерживая досаду и отыскивая взглядом говорящих, но встретилась глазами с Найрой. В этот раз та молчала, прижимая к груди улыбающегося младенца. Она сама догадалась, какую цену заплатило племя за жизнь её сына, и теперь прочла подтверждение по лицу Аламеды. Кажется, понял всё и Арэнк.
– Оставьте меня, – сказал он, обернувшись, – идите приводить в порядок свои дома. Я скоро вернусь, и мы вместе отстроим разрушенное, – от одного его слова все замолчали и потянулись вверх по холму.
– Аламеда, – вдруг позвал Арэнк, и этот голос остановил её, точно накинутый на шею аркан.
Она шла против поднимающейся по склону толпы, будто ведомая устремленными на неё светло-карими, с зелёными крапинками глазами. Она чувствовала на себе десятки взглядов, и один из них обжигал огнём ревности.
 
Аламеда зашла в воду и, ловко вскарабкавшись по деревянным обломкам, села возле Арэнка.
– Скажи, Аламеда, ты веришь в Водные Врата? Только честно, да или нет, – он пристально посмотрел на неё, не давая возможности отвести взгляд и положил свою руку на её.