Похищенный жених
– Мужчинами вроде тебя. Если для тебя это достаточно хорошо, то и для меня тоже. Джек, я знаю, что ты ценишь свою свободу больше всего на свете. Когда мы только появились в Лондоне, ты дал мне понять, что будешь делать то, что ты хочешь, и не ожидаешь никаких жалоб с моей стороны.
Джек сунул руки в карманы, пытаясь скрыть от Фионы, насколько он расстроен.
– Фиона, я просто…
– Больше нечего обсуждать, Джек. Ты можешь делать что тебе нравится, и я не буду жаловаться.
Это было хорошо. Она даст ему свободу, позволит жить своей жизнью, это именно то, что он постоянно хотел. Он нахмурился:
– А ты?
– Естественно, я тоже буду ходить туда, куда пожелаю. Мне эта идея современного брака кажется удивительно привлекательной. – Фиона взялась за ручку двери. – А теперь извини меня, я должна идти, иначе будет поздно.
Долго после того, как дверь за Фионой захлопнулась, Джек оставался на одном и том же месте, и в его мозгу бушевали противоречивые мысли. Вероятно, он только что выиграл спор, однако он не чувствовал себя победителем.
Он провел рукой по волосам и невидящим взором посмотрел в окно. Фиона постоянно приводила его в смятение и ставила в тупик. Даже тогда, когда он считал, что хорошо знает ее, она удивляла его. Взять хотя бы эту ее стычку с Лусиндой, которая была отнюдь не робкого десятка. Под покровом фальшивой беспомощности Лусинда на самом деле была нервной и жесткой. Поначалу он находил ее бессердечность забавной, но со временем она ему приелась.
Фиона изменила все. Она предоставила ему свободу, но он не был уверен в том, что не потерял чего-нибудь взамен. Он понимал лишь то, что, поскольку она стала ожидать от него большего, он стал осознавать, что, возможно, его идеальная жизнь была не столь уж идеальной. Были вещи, которые ему следовало бы сделать и следовало делать. Во многих случаях до женитьбы на Фионе он позволял всему идти своим чередом. Теперь этого было уже недостаточно.
– Милорд?
Джек обернулся и увидел в дверях Девонсгейта с бутылкой бренди в руке.
– Я пришел, чтобы наполнить графин бренди. Я не помешаю вам?
– Нет-нет. Действуй.
Дворецкий поклонился и подошел к столику у окна. Джек наблюдал затем, как Девонсгейт наполнил графин, затем протер бокалы и поднос.
– Девонсгейт, как ты думаешь, я хороший хозяин?
Лицо дворецкого приобрело комическое выражение, когда он вскинул брови, что подчеркнуло округлость его головы.
– Милорд?
– Ты слышал меня. Ты считаешь меня хорошим хозяином? И не изрекай банальностей. Я требую правды.
Девонсгейт молча подошел к двери и плотно притворил ее.
– Милорд, это очень трудный вопрос. Вы хороший хозяин… и в то же время не очень хороший.
– Что ты имеешь в виду?
Дворецкий осторожно посмотрел на Джека:
– Ну, вы определенно щедры в смысле платы за работу. Я никогда не слышал, чтобы вы жаловались, будто платите больше, чем кто-то того стоит.
Это происходило потому, что Джек не имел понятия, сколько платили его слугам.
– Далее, – задумчиво проговорил Девонсгейт, – вы редко вмешиваетесь в ведение хозяйства. – Дворецкий поймал мрачный взгляд Джека и поспешил добавить: – Уверяю вас, слуги ценят это качество в хозяине.
– Я не вмешиваюсь в дела своих слуг, потому что не замечаю, что они делают. Вряд ли это хорошее качество. Девонсгейт, сколько у нас лакеев?
– Двенадцать.
– Так много?
– Да, милорд.
– А я не имел понятия! Они все носят ливреи, выглядят настолько похожими друг на друга, что я… – Джек покачал головой. – Я не жалуюсь, потому что не имею понятия, кто они такие. Однако кто об этом заботится?
– Прежде это был мистер Траутмеи, милорд.
– Мой управляющий? Он обычно приходит сюда дважды в неделю, надоедает мне разной болтовней. Я не видел его в последнее время.
– Это потому, что вы прогнали его, милорд.
Джек нахмурился:
– Когда я это сделал?
– Два месяца назад, милорд. Вы сказали, что устали от того, что он всегда хочет, чтобы вы что-то подписывали. Вы велели одному из лакеев выпроводить его.
Джек снова провел ладонью по волосам. Фиона оказалась права, позволив ему идти куда он хочет. Она никогда не останется с таким безответственным человеком.
Он подошел к окну и выглянул на улицу. Ему никогда не приходилось беспокоиться о своем состоянии, поскольку большая часть его была вложена в инвестиции, ему нужно было лишь тратить прибыль. Вплоть до последнего момента он был вполне счастлив, что ничего об этом не знает.
– Девонсгейт, я намерен все изменить. Я понимаю, что во многом был не прав.
– Вы слишком строги по отношению к себе. Большинство деталей по ведению хозяйства в доме ложится на хозяйку дома, а ее до недавнего времени не было.
Джек в задумчивости выпрямился.
– Это верно. Осмелюсь предположить, что я управляю домом вполне приемлемо для холостяка.
Девонсгейт ничего не сказал. Повернувшись, Джек посмотрел на него. Дворецкий, как бы извиняясь, улыбнулся:
– А, да! Вполне.
Джек прищурился.
– Ты работал на графа Беркшира до его женитьбы. Он знал, сколько у него лакеев в услужении?
Девонсгейт заколебался. Сердце Джека упало.
– Он, конечно, знал, не правда ли?
– Да, милорд.
– И Беркшир знал, сколько они получают?
– Да, милорд. Он сам и его управляющий очень следили за этим.
– Мне никогда не нравился этот Беркшир. Смею предположить, что этот негодяй знал имена всех своих слуг.
– Он внимательно следил за хозяйством. Он был щедрый человек, дарил подарки на день рождения. Для камердинеров, обслуживающих хозяев, он даже устраивал дополнительный праздник на Рождество.
– Черт бы побрал этого образцового хозяина! – Джек вздохнул. – Девонсгейт, настало время привести в порядок мой дом. Пожалуйста, проинформируй мистера Траутмена, что я хотел бы видеть его завтра после обеда и обещаю не выпроваживать его из дома.
– Да, милорд, – откликнулся просветлевший Девонсгейт.
– Хорошо. А когда это сделаешь, принеси мне счета к оплате и список слуг с описанием каждого из них.
– С описанием?
– Да. Рост, цвет волос, глаз и все такое прочее. Я собираюсь выучить их имена. Мне понадобится помощь в этом.
– Да, милорд. Я прослежу за этим. – Девонсгейт откашлялся. – Милорд, это очень мудрый шаг. Ее светлость будет очень довольна.
Джек нахмурился:
– Я собираюсь это сделать не ради нее. – Он делает это потому, что это необходимо сделать, и никаких других причин не существует.
Девонсгейт поклонился:
– Разумеется. Я не имел в виду предположить что…
– Когда будешь выходить, распорядись, чтобы лошадь леди Кинкейд подали к дверям.
– Она выезжает на прогулку сегодня?
– Да, со своими братьями. Они скоро приедут.
– Я сейчас же прослежу за этим. – Дворецкий повернулся, чтобы уйти, но затем остановился. – Да, вот еще что. Повар спрашивал, будете ли вы и ее светлость обедать здесь до отъезда вечером, или же вы отобедаете где-то в другом месте.
Гм… Фиона преподнесла ему свободу на блюдечке. Все, что он должен был делать, – это заказать карету и ехать в те места, где он мог пить сколько ему вздумается, сорить деньгами и флиртовать с женщинами, у которых было больше волос, чем мозгов.
Однако эта победа не вызывала ничего, кроме разочарования. После конфронтации с Лусиндой, возможно, неплохой идеей было побыть подальше от сплетен и злых языков. Оставшись дома, он, возможно, найдет убедительные аргументы для того, чтобы отговорить Фиону от шатаний по злачным местам без него.
Джек кивнул дворецкому:
– Скажи повару, что леди Кинкейд и я будем обедать сегодня здесь.
– Да, сэр. Какие-нибудь еще приказания?
– Нет, больше никаких.
Возможно, ему следует сделать этот вечер каким-нибудь особенным. Он может нарвать цветов из сада. Сделать какой-нибудь подарок. Фиона не будет женой, которую он выбрал, но она должна стать матерью его ребенка. Это определенно заслуживает некоторого признания.