Чужие сны
Многие из встречных узнавали землян – даже в плохо освещенных переулках – и вжимались в стены, исчезали в черных дырах подъездов, уступая дорогу. Елисеев не сразу понял, в чем дело, но Вскоре каким-то десятым чувством уловил, что горожане боятся. Почему? Что в них такого страшного? А были и другие – тоже уходящие в сторону, только вместо страха от них веяло ненавистью… Выходит, прав был Ольшес, утверждавший, что против землян ведется тайная кампания? Но кем и с какой целью?
Особенно же обеспокоило Елисеева сообщение Ольшеса, сделанное по возвращении в консульство. Когда они расстались с Ласкьяри, проводившей их до ограды консульского сада, и уселись наконец в гостиной, Ольшес сказал:
– Между прочим, за нами был «хвост».
– Что-что? – не понял Елисеев.
– Следили за нами, – перевел Даниил Петрович свой специфический термин на общепонятный литературный язык. – Всю дорогу.
– Вы уверены? – насторожился Росинский.
Я знаю.
– Эт-то интересно, – сказал Корсильяс. – Да? очень.
– И много было в «хвосте» составных элементов? – поинтересовался Хедден.
– Шесть.
– Вот как? – Елисеев сразу понял, что Ольшес ничего не напутал. – Значит, по одному на каждого из гуляющих? Включая и дочь первого министра?
– А может быть, в ней-то и дело? – предположил Корсильяс. – За нее беспокоились. Вот и пустили сопровождающих.
– Нет, – уверенно сказал Ольшес. – Следили за нами. Ласкьяри тут ни при чем. Хотя, конечно, так нельзя сказать, что она совсем уж ни при чем. Она знала о слежке.
– Ну, дорогой, – развел руками Росинский. – Это уже чистый домысел, по-моему. Откуда вы можете знать, что она – знала?
– Можете быть совершенно уверены в этом, – спокойно сказал Ольшес. – И она вывела нас через сад именно потому, что там ждали эти ребята.
– А почему они не могли ждать нас на площади? – удивился Хедден. – Кажется, в толпе гуляющих скрыться гораздо легче, нежели на пустынной улице.
– В этом я еще разберусь, – пообещал Ольшес.
И вот теперь Адриан Станиславович, обдумывая вчерашние события, мысленно споткнулся на том, что Олыыес не только заметил, что за ними следят, – единственный из всей компании, – но и умудрился сосчитать следящих… Да, вывод мог быть только один. В состав консульства без ведома Елисеева включен инспектор по особым делам. Да, конечно, консулу говорили об Ольшесе, как о работнике высокой квалификации, но Елисеев-то думал, что речь идет об опыте культурного сотрудничества в Федерации, но уж никак не о разведке… Ч-черт побери, зачем тут особист? Елисеев прекрасно понимал, что его личная неприязнь к работникам Управления Федеральной безопасности ничем не обоснована, что люди этого ведомства делают весьма и весьма нужное для всей Федерации дело… Но что тут поделаешь? Вот не любит Елисеев инспекторов, и все!
По внутренней связи Елисеев вызвал Ольшеса. Тот сидел в своей комнате, разложив на столе клочки бумаги, и всматривался в них напряженно и остро, и не сразу поднял голову, услышав сигнал вызова.
– Даниил Петрович, – сказал Елисеев, – мне бы хотелось с вами поговорить. Можно зайти к вам?
– Лучше наоборот, – вскочил Ольшес. – Я сейчас приду. Х
–
«Неужели не хочет, чтобы я видел эти его бумажки? – удивился Елисеев. – Дожили… Секреты от консула!»
Когда Ольшес вошел, Елисеев сразу спросил:
– Даниил Петрович, как это вам удалось вчера сосчитать людей, следящих за нами?
Ольшес рассмеялся и ответил вопросом:
– Адриан Станиславович, а разве вы не знали, что в состав каждого консульства или посольства на чужих планетах в обязательном порядке включается специалист… э-э… моего профиля?
– Не знал, – совершенно искренне ответил консул.
– Ну и прекрасно, – сказал Ольшес. – Ну и замечательно. И продолжайте не знать. Уверяю вас, это действительно нужно. Кстати, Ласкьяри не сказала вам, за кого ее выдают замуж?
– Нет.
– Представьте, за сына шестого министра. Свадьба уже назначена – через полтора месяца.
– Но… позвольте, Даниил Петрович, вы ничего не путаете? Дочь первого не может стать женой сына шестого, здесь на этот счет очень строгие правила.
– Так ведь не завтра, а через полтора месяца.
– Ничего не понимаю.
– Ойли?
Елисеев подумал несколько мгновений.
Так, – сказал он наконец. – Значит, действительно заговор? Переворот?
– Да. Не исключено, что мы можем при этом оказаться в затруднительном положении. Во всяком случае, у меня в последние дни сложилось впечатление, что именно мы являемся центром этой возни. Мы – причина. Если не самого заговора, то по крайней мере приближения дня его осуществления. Так что мы обязательно окажемся втянутыми в этот водоворот. Вы должны быть ко всему готовы.
– Ox… – Елисеев сел возле стола, сжал кулаки, глядя на Ольшеса. – Даниил Петрович, я очень на деюсь, что вы все же ошиблись, несмотря на вашу квалификацию.
– Я тоже очень, очень надеюсь, что я ошибся, – серьезно ответил Ольшес. – Мне очень хочется ошибиться. Хоть раз в жизни. Да, вот еще что. Меньше чем через две недели у них начинается некий праздник, о котором нам почему-то до сих пор ничего официально не сообщали. Более того – тщательно скрывают сам факт существования этого действа в их культуре. Праздник, насколько я выяснил, длится два или три дня, бывает один раз то ли в три года, то ли даже в пять лет, это я еще не узнал. Мне не нравится, что вас не поставили в известность об этом. Боюсь, что вместо праздничка у них в этот раз задумано нечто иное. Не оказаться бы нам жертвенными агнцами на священном алтаре.
– Интересно. А какого характера праздник? Религиозный или светский?
– Ни то ни другое.
– Разве так может быть? И каким образом вы о нем узнали – если, конечно, это не секрет?
– Я вам отвечу, если позволите, только на вторую часть вопроса, хорошо? И не пугайтесь. Дело в том, что я, в силу своих обязанностей, каждую ночь бываю в городе – все те полгода, что мы находимся здесь. Так что… Но, Адриан Станиславович, кроме вас никто не должен знать об этом.
– Понимаю, понимаю. Безусловно, я не собираюсь говорить… Вот что, Даниил Петрович, – решился спросить консул. – Меня постоянно мучит фраза, сказанная Ласкьяри, – о праве на власть. Вы не знаете, что стоит за ней?
– В общем, знаю. Или догадываюсь. Но пока не скажу. Не могу, извините. Но если хотите совет…
– Пожалуй.
– Сегодня вечером поезжайте на Морскую набережную. Доберетесь на автомобиле, а там – погуляйте пешочком.
– А вы?
– А я, с вашего позволения, займусь другими делами.
После ужина в консульство снова явилась Лас-кьяри, и, узнав, что Адриан Станиславович намерен поехать на набережную, уставилась на Елисеева громадными серыми глазищами – очень удивилась.
– А в чем дело, Ласкьяри? – спросил Елисеев. – Вы не хотите поехать с нами?
– Поеду, – протянула девушка. – Отчего же, конечно поеду. А почему вы решили ехать именно туда?
– Да просто так, – пожал плечами Елисеев. – Мы ни разу вашего моря не видели, почему же не съездить?
– Разумеется, – еще более протяжно произнесла девушка. – Это – причина… Уж такая причина…
Когда все уселись в автомобиль, Ласкьяри вдруг спросила:
– А вы умеете сделать так, чтобы машина ездила быстрее?
За рулем в этот раз сидел Корсильяс. Он обернулся к Ласкьяри и важным голосом сообщил:
– Очень даже умеем. Если до конца выжать скорость – машина поедет намного быстрее. Только на ваших улицах, к сожалению, мы на любой скорости постоянно рискуем въехать в чью-нибудь квартиру.
– Я не о том, – тихо сказала девушка.
Елисеев наблюдал за ней и видел, что Ласкьяри мучит какая-то мысль, что девушка хочет о чем-то сказать, но не может решиться. Елисеева беспокоило предположение о правительственном заговоре, и он надеялся – собственно, он был почти уверен, – что Ласкьяри, будучи дочерью первого министра, кое-что знает о предстоящих событиях, и ждал удобного случая, чтобы поговорить с ней на эту тему… и в то же время сомневался, вправе ли он использовать чувства девушки, чтобы избавить от риска своих сотрудников… В конце концов, Ласкьяри действительно влюблена в него не на шутку, и как ее угораздило? Он же ей в дедушки годится…