В двух шагах от рая
Юлия в последний раз оглянулась на подругу и уже более уверенной походкой пошла к нему через небольшой зал. Дмитрий мгновенно схватывал все: стройную фигуру, длинные ноги в кожаных брюках, выгодно подчеркивающие плоский живот, упругие бедра. Осанку можно было без натяжки назвать королевской: женщина ровно держала спину, не сутулилась, что делало ее еще более стройной, высокой. Когда Юлия села в предложенное кресло, Рогозин в ожидании застыл. Обычно в этот момент посетители начинали кто сбивчиво, кто уверенно объяснять его задачу, а он сразу прикидывал, стоит или не стоит это делать.
Юлия молчала, улыбаясь кончиками губ, и поглядывала на стоящего за ее спиной мастера. Она почувствовала, что расположена к общению с этим обаятельным мужчиной, молодость которого совершенно выбила ее из колеи. Почему-то все время, пока Надя рассказывала ей о Рогозине, в голове Юлии не укладывалось, что он действительно так молод. По крайней мере она настроилась увидеть яркого представителя творческой личности со всеми положенными атрибутами: длинные волосы, вызывающая одежда, манерность и некоторая отчужденность, позволяющая держать всех на расстоянии вытянутой руки. Но ничего подобного она не увидела: аккуратный, подтянутый, добродушный и невероятно красивый, Рогозин напоминал ей одного из тех мускулистых юношей, которые снимаются в рекламах. Они казались ей совершенством, правда, ей все время хотелось понять: так ли они интересны в общении, как красивы? Кажется, ей предоставлен шанс разобраться в этом вопросе. Щеголева усмехнулась, что не осталось незамеченным Дмитрием. Пожалуй, он вообще не смог бы так скоро прийти в норму и начать работать, если бы прочитал в этот момент мысли женщины. А она думала о том, какие у него мускулы под мягкими складками свитера цвета сгущенного молока.
— Начнем? — удерживая улыбку на лице, предложил Рогозин. Он совершенно стушевался и не чувствовал себя мастером, с одного взгляда схватывающим образ сидящего перед ним человека. Дмитрий пытался сосредоточиться, но постоянно сбивался на то, что просто рассматривает свою новую посетительницу, без мыслей о предстоящей работе, просто так, ради собственного удовольствия. Она казалась ему давней знакомой, с которой его разлучили обстоятельства, а теперь снова свели вместе. Дальше — больше, в ней было что-то родное, теплое, притягивающее, располагающее. Рогозин понял, что пауза снова затянулась. — Вы можете мне объяснить, чего хотите? Хотя бы в общих чертах.
— Я хочу поднять себе настроение — это самое главное. Может быть, немного яркости. Моя отросшая стрижка не выдерживает критики, я давно это видела, но все не было времени заняться собой. Если бы не Надя, я еще не известно сколько собиралась бы…
— Итак, мы придаем форму, цвет, броскость. Я правильно понял?
— Наверное.
— Вы хотите снова вернуться к стрижке, только более стильной, без вычурности, но с элементом новизны?
— Пожалуй, — Юлия смотрела на отросшие волосы, которые она последнее время прятала за уши, подбирала резиночкой. У нее всегда были длинные волосы. Лишь пару лет назад она уговорила себя подстричься и поняла преимущества короткой стрижки: быстро, аккуратно, моложаво. Крохотный хвостик, который она отрастила сейчас, веселил ее, возвращая в детство, когда мама каждое утро заплетала ей косички. К концу дня от них болела кожа на голове и, казалось, изменялся разрез глаз. Но тогда Юлии не хотелось расставаться со своим сокровищем — темно-русые кудри она считала своим главным достоинством. Мама не спорила, она монотонно, изо дня в день выполняла просьбу дочки — плела чудо-косички.
— Потом мы создадим объем при помощи окрашивания нескольких прядей в разные цвета. Вы когда-нибудь красили волосы? — продолжал Рогозин.
— Очень давно я перекрасилась в блондинку. Наверное, нет такой женщины, которая не прошла бы через это в том или ином возрасте, — усмехнулась Щеголева. — Меня хватило на полгода. Я больше не хочу становиться блондинкой или брюнеткой. Меня вполне устраивает мой природный цвет волос.
— Хорошо, мы только добавим ему немного яркости, свежести.
— Я знаю, что похожа на серую мышку, так что соглашаюсь.
— Я совсем не это хотел сказать. Просто даже красивому природному цвету порой не хватает блеска, жизненной силы. У женщин, рассыпающих свои роскошные гривы в рекламных роликах, волосы тоже проходят специальную обработку.
— Снова обман. Везде сплошной обман, — грустно заключила Юлия.
— Ну, предположим не везде. Давайте рассматривать это как руководство к действию. Ведь у вас тоже возникает мысль, что «мои волосы смотрятся не так роскошно». А хотелось бы, правда?
— Наверное.
— Положитесь на мой вкус, у нас все получится. Приступим?
Все то время, что Дмитрий колдовал над ее волосами, Юлия не сводила с него глаз. Она делала вид, что внимательно всматривается в свое отражение в зеркале, но вскоре поняла, что следит исключительно за его лицом, движениями. Ей нравилось, как он нежно прикасается к волосам, нравился звук ножниц и негромкое пение Рогозина. Он все время напевал себе под нос мелодии, звучащие в зале.
— А для кого это второе кресло? — поинтересовалась Щеголева, глядя на пустующее кресло рядом.
— Для стажера. Мне иногда доверяют учить молодое поколение, — улыбнулся Рогозин.
— Вы сами еще так молоды.
— Это молодость души, а на самом деле мне уже около ста и ничто в этой жизни не способно удивить меня, — сделав серьезную мину, ответил Дмитрий.
— Шутник вы однако, — внимательно вглядываясь в его беспокойные глаза, заметила Щеголева. — Наверное, это приятно, когда твой труд принимает огромное число людей, когда становишься известным?
— Пятьдесят на пятьдесят, — ответил Рогозин. — Кстати, вы вот обо мне ничегошеньки не знали, пока Надежда вас не привела. Я прав?
— Честно говоря, да, но я — не показатель. Я была слишком домашней, мало внимания уделяла себе, старалась и тратить на себя поменьше, считая, что все мои желания подождут.
— Это опасная теория. Она ведет к тому, что можно просто махнуть на себя рукой.
— Я и махнула, не до крайностей, конечно, но всегда делала выбор в сторону интересов мужа, дочери, только не своих, — Юлия почувствовала, как горечь поднимается откуда-то из глубин, оставляя неприятный привкус от каждого произнесенного слова.
— Мужчины в большинстве эгоистичны, — совершенно спокойно произнес Рогозин. — Может получиться, как в одной притче, когда муж возвращается в исключительно убранный дом, где его ждет великолепный ужин и усталая жена, в глазах которой нет ни следа радости от того, что он вернулся. Порядок вокруг — плюнуть некуда, вот он и… Ну, вы понимаете?
— Конечно, взял и плюнул на нее, усталую, домашнюю, — закончила за Рогозина Юлия. — Известная история. В ней есть немалая доля здравого смысла, потому что со мной именно так и произошло. Не так давно от меня ушел муж.
— Простите, я никак не хотел вас обидеть, — Рогозин мечтал провалиться сквозь сверкающий пол салона. Он никогда не позволял себе быть главным в разговоре. Это было его правилом. Он только умело поддерживал беседу, давая возможность клиентам высказываться, а сегодня его как подменили. Так и тянет сказать что-нибудь глобальное, запоминающееся, показывающее, как же он досконально знает эту жизнь. Ему хотелось казаться старше, мудрее. Рогозин подсознательно поставил себе цель произвести на эту женщину впечатление. Кажется, ему это «удалось». Из ее глаз исчез тот задорный огонек, который скользнул и согрел его в первый момент их встречи. — Никогда не был таким неделикатным, еще раз прошу простить меня.
— Не извиняйтесь, житейская ситуация, — Юлия увидела, что Дмитрий действительно смущен и недоволен собой. — Не нужно, ради бога. Все позади, и я уже могу более-менее спокойно вспоминать о прошлом, думать о будущем.
— А что в настоящем? — снова словно нечистая сила тянула Рогозина за язык. Он увидел, как тонкие брови Юлии удивленно изогнулись.
— Вы считаете, что мы можем говорить об этом? — спросила она, и в ее голосе он уловил что-то среднее между обидой и раздражением.