Злая война
Получив поддержку, Максимилиан решил начать свою карьеру с укрепления позиций в регионе и объявил войну Швейцарии. В самом деле, швейцарцам Римская империя была как кость в горле: налоги плати, приказам императора подчиняйся, мужиков в армию отправляй. Кроме того, Франция казалась им более интересным союзником.
Но, видимо, аура старика Фридриха еще висела над империей, так что сперва у Максимилиана все шло наперекосяк. То князья не присылают обещанного, то наемники разбегаются. В конце концов с грехом пополам собрали двенадцать тысяч пехотинцев и поперли на швейцарцев.
— Там еще что было, — встрял Капрал. — Германские наемники считались как бы вторым сортом. Швейцарским наемникам больше платили, разрешали грабить первыми. Вначале это было оправданно, германцы только учились, а уж как научились… тут и зависть пошла, и открытая вражда, причем взаимно.
Ангел рассеянно кивнул, прикуривая сигарету. Костерок совсем притух. Капрал бросил туда полусырых чурок, которые тут же задымили.
— Вы тут про могилу чью-то говорили, — напомнил Дайс, щурясь от дыма.
— «Bregenzer Grab», Брегенцская могила, — произнес Капрал, устраиваясь на корточках. — Чудовищное поражение немецких ландскнехтов при местечке Хард на Боденском озере зимой 1499 года. Черный, позорный и страшный день, породивший настоящую ненависть между воинами кантонов и немецкими вояками.
— Несколько месяцев война бушевала вдоль всей северо-восточной границы Швейцарии. Закончилась летом после битвы при Дорнахе. Там они очередной раз ландскнехтам накостыляли, но уже не так болезненно. А вот битву при Харде можно считать и одной из ключевых, и самой кровавой.
— Тормози! — взмолился Дайс, окончательно запутавшись в названиях. — Сражение на каком-то озере, битва при Харде, Брегенцская могила. Это все об одном и том же или о разном?
— Об одном, об одном, — успокоил Ангел. — Битва там была жуткая. И еще много народу погибло при отступлении. Представляешь, как два каре с пиками сталкиваются. Вот уж точно, Бог миловал, мы в такую переделку точно не попадем — времена изменились. Представь себе: две линии пик пересекаются. Передние ряды, не в силах противостоять давлению задних, буквально бросаются на оружие противников. В такой ситуации первые шеренги обеих фаланг гибли сразу же при столкновении. Но их товарищи шли по трупам и продолжали битву. Когда отряды в течение некоторого времени переталкивали друг друга, порядки смешивались. Пики уже нельзя было использовать, и они летели на землю. В этот момент в дело вступали алебардисты. Задние ряды пропускали их вперед. Алебардисты рубили и кололи через головы первых рядов. Те тоже не просто так стояли и беседовали. В тесноте резались кинжалами и короткими мечами, швейцарцы — базелардами, ландскнехты — катцбальгерами. Этот момент столкновения — самый смертоносный. В давке бойцы убивали друг друга с ужасающей частотой. Их оружие практически не позволяло парировать чужие удары, а причиненные раны в большинстве случаев были смертельными. Каждый, кто пропускал удар или оскальзывался на теле павшего товарища, был обречен. Убежать из такой свалки тоже практически невозможно — убьют сразу. Не чужие, так свои. Так что пощады не давали и не ждали. Бились до тех пор, пока одна из сторон не дрогнет и не отступит. Потери при этом были страшные. Так вот. В битве при Харде ландскнехты выдержали три таких стычки. Только с третьего раза швейцарцам удалось сломать фаланги германцев. И тут пошла резня в буквальном смысле слова. Тех, кто не удрал сразу на корабли, вырезали до единого. Кто не успел удрать — столкнули в стылую воду. Я говорил, что битва была 22 февраля? Нет. Ну так представь, каково это в воде в феврале. Лед проломился почти сразу. Те, кто успел добраться до кораблей, тоже далеко не ушли. Кораблей мало оказалось. От перегрузки большая часть затонула. Спастись не удалось практически никому. Да и похоронить толком павших не удалось — тела надежно вмерзли в лед. После этой битвы горцы приобрели еще большую ценность на рынке наемников, а к немцам долго потом относились с пренебрежением.
— «Позорные коровьи пастухи, годные только для занятия скотоложством», — ухмыльнулся Капрал. — М-да, двадцать лет жить с этаким клеймом.
— Больше! Двадцать три. Но зато уж отомстили, так отомстили. Ты спать-то не собираешься, наемник?
— Ну, ты прямо как детективный сериал: прервался на самом интересном месте! — возмутился Дайс и потянулся к котелку с чаем. — Нет уж, хочу послушать историю до конца. Что дальше-то было?
— Дальше швейцарцы получили Базельский договор и независимость Швейцарии от Римской империи, а все правители и князья, кто использовал наемников, головную боль себе на задницу, — несколько парадоксально заключил Капрал.
— С тех самых пор ландскнехты со швейцарцами и сцепились — мама не горюй. Если на поле боя встречались, то бились насмерть. Пленных не брали, добивали всех.
— В смысле, добивали?
— В прямом. Раненым животы вспарывали. Одно движение ножа, и ты уже труп. Такие битвы тогда и обозвали «злая война», ну, некоторые еще говорят «плохая». Но мне «злая» больше нравится.
— Можно подумать, добрые войны бывают, — хмыкнул Дайс.
— Были, были добрые войны, — улыбнулся Ангел. — Добрая война, это когда по всем правилам. Сдаешься — тебя в плен берут и выкуп назначают. Ранен, не можешь больше биться — тебя не трогают больше. И вообще, ты о поединках перед боем слышал? Так вот они тоже к обычаям доброй войны относились, — и продолжил с того места, как не прерывали: — А если вдруг у кого в наемниках оказывались и те, и эти, то у нанимателя главная головная боль была, как бы немцы со швейцарцами в перерывах между боями не перегрызлись. В бою что, в бою все понятно. Пока бой идет, если в одном строю, спину друг другу прикроют. Но вот до или после… Пиши пропало. Немцы-то очень быстро и уму-разуму научились, и в силу вошли. Учителей своих за пояс заткнули. Тут ведь еще что важно. Швейцарцы они как с пиками в бой коробкой ходили сто лет назад, так и продолжали ходить. А немцы, спасибо Фрунсбергу, дальше пошли. И не только в том, что могли спокойно позволить себе рельеф местности использовать, но и аркебузами стали вооружаться. Кроме того, ландскнехты довольно быстро стали использовать тяжелую артиллерию. Быстренько стали лучшими войсками в Европе. Сумма одного солдатского жалованья была увеличена вдвое. Так что скоро они за свой позор на Боденском озере посчитались. Еще как посчитались!
— «…Я вываливаю тебе на нос дерьмо и мочусь в бороду», — захихикал Капрал. — Это из баллады швейцарского барда про битву при Бикоке. В бессильной ярости плеваться и поливать помоями соперников, вот что им оставалось.
— Да уж, лихо тогда дело завернулось, — заметил Ангел. — Кстати, швейцарцы считали, что ландскнехты были гнусными лжецами, когда хвастались своей победой. Типа того, что германцы воевали не как честные кригскнехты, то есть не сражались в открытом поле, а зарылись в землю навроде кротов, трусливо применив к тому же не пики, а артиллерию против благородных швейцарских наемников.
Ангел со вкусом зевнул и закутался поплотнее в куртку. Дайс тревожно глянул в его сторону и торопливо спросил:
— Так что там было, при Бикоке-то?
Капрал встал и потянулся так, что хрустнули суставы.
— Ноги отсидел, — сказал он Дайсу.
— Потом как-нибудь расскажу, если время будет, — отмахнулся Ангел. — Поздно уже.
— А если не будет? — насупился Дайс. — Тогда как?
— Ну тогда сам поищешь. Ключевые слова «битва у Бикоки». Славная там была битва. Кстати, именно там главенство швейцарцев, как лучших пеших соединений, окончательно закончилось. Использовано было все: и земляные укрепления, и аркебузы. В общем, в капусту покрошили. Так-то вот. Потом расскажу. — Ангел зевнул во весь рот и поежился. — Спать охота.
«Вот оно, значит, как на самом деле было, — подумал Дайс, очарованный рассказом серба, и пришел к выводу: — А ведь в принципе мало что с тех пор изменилось. Наемники и сейчас воюют то вместе на одной стороне, то против друг дружки по разные».