Отверженный 追放者 Часть IV (СИ)

Дате сидел молча и давился лимонадом, глядя на меня не отрываясь, и всем своим видом показывая, что нам очень пора, поэтому столь распрекрасную беседу пришлось завершить. Мы сердечно поблагодарили хозяйку и направились к выходу, пообещав пригласить и её.
— Ах да, чуть не забыл! — хлопнул я себя по лбу уже в коридоре. — Начи-сан, у нас в деревне ближайшим соседям принято оставлять ключи, меня этому мама учила!
— Ключи? — удивилась старушка. — Зачем же это, Рио-чан, к чему они мне?
— Да, да, именно ключи от квартиры…– Я покопался в кармане пиджака и протянул связку ей. — Видите ли, в случае чего я всегда буду уверен, что соседи нас прикроют. Знаете, как бывает, заучишься допоздна, а потом утром плиту забудешь выключить. А если же я кота заведу, то как мне его кормить, мы ведь с утра до ночи на уроках! А так я всегда знаю, что могу полагаться на вас, Начи-сама… Конечно же, я отблагодарю вас, как у нас принято!
— Хм… теперь понятно, — улыбнулась бабка, принимая связку. — Хорошо, если что, проверю что у вас и как.
— Благодарю вас, госпожа, — лебезил я. — Также давайте обменяемся телефонами, чтобы я мог вас предупредить в случае чего.
После того как контакты были переданы, а связь налажена, мы все-таки отперли злосчастную дверь и попали домой.
— Ты чего там учудил⁈ — разрядился Ягами прямо в коридоре. — Что это вообще было⁈
— Все нормально, аники, — ответил я. — Так было нужно. Не забывай, на нас ведут охоту, и если кто заявится, лишняя пара глаз не помешает.
— На хрена ты ей ключи отдал⁈
— Так нужно было, — отмахнулся я, — перестраховался. Не парься, ладно? Чего ты волнуешься, что она у нас посуду потырит? Так у нас её нет почти…
— Как скажешь, — махнул он рукой, снимая обувь. — Не хочу спорить, голова болит, да и времени нет. Давай собираться.
Он потопал в свою комнату, а я сразу в душ. Надо было искупаться у Асуры, ведь ванная у нас с Дате была одна на двоих, но умная мысль приходит всегда с запозданием.
Наше новое жилье оставляло желать лучшего, но на большее не было средств. В ванной подтекал бачок, а поддон пожелтел от накипи. Вода из крана пахла серой и была жесткой, занавеска душевой совсем сгнила, и мы её сорвали к чертям. (Будто нам было кого стесняться). То же самое было и в комнатах, — прогнившие полы, почерневший от времени потолок, скрипучий и неудобный матрас на полу. Мне ещё вдобавок досталась комната с большим окном, за которым прямо напротив висела вывеска магазина. Жалюзи отсутствовало, и ночь проходила в ярком фиолетовом свете, киберпанк да и только.
Но зато логово было только наше, теперь никто не устанавливал нам правила отбоя и посещений. А неоновый свет мне совсем не мешал, даже нравился. В Габутай было гораздо хуже, так что мы не жаловались.
Возвращаться к Маме-сан я не хотел, да и не мог, — наша квартира находилась за границей района, там жить было опасно. Мы иногда созванивались, я все обещал заехать, но так и не добрался, слишком много дел. Моя ссылка стала для неё ударом, однако сейчас она уже успокоилась и полагала, что я учусь в частном интернате. (Спасибо Дайго-сану, который уверил её, что занимается моим воспитанием).
Не сказать, что она была счастлива тому, что её сын пропадает где-то, но она хотя бы знала, что я больше не в тюрьме. Даже голос в трубке стал бодрее и меньше заговаривался накануне. Видимо, мамка стала меньше налегать на саке.
После душа я погладил одежду на качающейся доске, нашел под подушкой галстук, собрался и сел на единственный в квартире стул, ожидая, пока намылится его важное принцесское величество.
Дверь в ванную тоже не закрывалась, поэтому мы могли свободно общаться даже при посещении уборной. Шумоизоляции в доме все равно не было.
— Ты скоро там?
— Выхожу! Кстати, Икари…
— Чего?
— Откуда ты так много знаешь о сельской жизни? Если бы я тебя не знал, сам бы поверил, что ты тупая деревенщина. Ты что бывал в Сидзуоке? Родственники оттуда?
— Не, там не был, — покачал я головой, — просто провинция везде одинакова.
  
— Это в каком смысле?
— Ну как бы объяснить… — вздохнул я. — Монтескье, братан.
— Чего⁈
— Географический детерминизм. Он эту концепцию выдумал. Якобы процесс общественного развития есть следствие влияния природных сил и географического местоположения.
— Чего, блин⁈
— Да, я тоже думаю, что он не прав, но что-то в этом есть. Места с жесткими условиями рождают таких же жестких людей…
— Откуда ты знаешь?
— Что?
— Ну этот… географический кретинизм.
— Детерминизм.
— Хай. Не помню, чтобы о таком в школе рассказывали…
Да, я тоже. Сам не знаю, откуда я это все беру.
Я с трудом удерживался на стуле, веки слипались, усталый взгляд остановился на таком мягком с виду матрасе. Да, сейчас он выглядит так притягательно, но я-то знаю, что это на самом деле не так.
Дело в том, что после резни я потерял сон вслед за Ягами. Лежал ночами, пялясь в потолок, ворочался, а когда все-таки погружался в беспокойную дрему, мне снились кошмары. Нет, сам Габутай ни разу не беспокоил, — снилась моя казнь из прошлой жизни.
Как странно, — я же не помню свою смерть, но во сне все детали были более чем реальны. Вот я лежу на холодном столе, под углом в 45 градусов. Сталь неприятно обжигает кожу, я чувствую, как широким синим жгутом перетягивают правую руку. Вставляют в вену катетер, а я лежу, не шевелясь, будто это и не я вовсе. Даже не пытаюсь вырваться и перегрызть горло охраннику напоследок.
Лампа направлена мне прямо в лицо, я ни хрена не вижу из-за яркого света, что бьет по глазам. Только белые стены и свои ноги, что крепко привязали к столу ремнями.
Я знаю, что сейчас происходит и отчего возникла пауза. Исполняющий офицер ожидает положенного времени и, не отрываясь, смотрит на три телефона на стене. В случае особых ситуаций один из них зазвонит до того, как стрелка часов отобьет положенное время и казнь отменят. Но такое бывает крайне редко, все люди в комнате каждый раз пялятся на эти глупые телефоны так, будто верят, что вот-вот раздастся звонок. Кого бы они не казнили, у них всегда остается вера в то, что это ошибка и сейчас все закончится. Но звонок никогда не раздастся. Как и минутная стрелка никогда не щелкнет, отмеряя положенное время. И я остаюсь там, на этом гребанном столе в бесконечном ожидании, прислушиваясь к каждому шороху и к себе.
Что, если я прослушал команду и яд уже побежал по силиконовой трубке прямиком к вене? А что, если надсмотрщики решили нарушить протокол и запустить процесс не предупредив? Так и сдохну ничего не сообразив, даже не крикнув последнее проклятье им в рожу, не плюну напоследок пеной в стекло, за которым сидят все те, кто пришел поглазеть на мою казнь…
И так каждую ночь. Вместо матраса, я лежу на холодном столе и жду казни.
Муза сказала, что это Икари продолжает меня донимать. А вернее, его особо восприимчивый мозг, который, по всей видимости, получил психологическую травму после резни.
«Он только выправился, начал отходить от всех стрессов, что ему пришлось перенести ранее, как ты добил его массовым убийством!» — хохотала она, когда я пожаловался на бессонницу. — «А что ты хотел? Посмотри на своего сладкого дружка, — он тоже плохо спит, скажи спасибо, что не ссытся. Чем Икари лучше его?»
Гребанный Икари. Продолжает показывать мне все слабости человеческой натуры. Я до того, как в него вселился, вообще кошмаров не видел.
Муза, конечно, была права, (она всегда права, она о нас заботится), но я плохо спал ещё и от разыгравшейся паранойи. Я постоянно держу ухо востро, — это мягко сказано. Что в заключении, что на вокзальной лавочке, я сплю в вполглаза, — бессменно готов к неожиданному нападению. Это приходит через годы побегов, ожидания, что в любой момент за тобой придут. Так что чувство опасности у меня хроническое.
И сейчас так же. Я проверяю замки по несколько раз, отслеживаю все припаркованные на улице машины, держу нож под подушкой и окно нараспашку. Я даже растяжку хотел раскинуть, но Ягами дважды на неё напоролся, поэтому я бросил эту затею. Хорошо, что я ставил шумовую, для эксперимента, а не с кислотой или взрывчаткой, иначе плохо было бы моему аники.