Однажды в Лопушках (СИ)

Пускай.
— Стало быть, уехал, — повторила она, возвращаясь к теме разговора, которая и вправду представляла какой-никакой интерес.
— Уехал, — подтвердил Белов. — С утра и сорвался. Наврал, что отдыхать, да только я для него ничего не бронировал. И секретарь тоже.
— А без бронирования?
— Без бронирования? — Белов снисходительно фыркнул. — Олежка наш и до ветру не сходит без предварительной договоренности. Он уже забыл, каково это, быть нормальным человеком.
И поглядел этак, с чувством собственного превосходства.
Инга погладила руку и отвернулась, скрывая раздражение. От Белова нужно будет избавиться. Нет, не сейчас. Сейчас он необходим и знает это.
Пускай.
— Ты… как? — он решил вдруг проявить заботу.
— Неплохо… беременность состоялась. Конечно, пока не подтвердили. Не подтвердят в ближайшие пару недель, но я знаю, что состоялась. И… сам понимаешь, рисковать я не могу, — она постаралась, чтобы голос дрожал. И на глаза навернулись слезы. — Мне… мне так жаль… но другого способа я не вижу… ты ведь понимаешь, отец…
Её обняли.
Погладили по спине, успокаивая. Зашептали на ухо, что это великая Инги жертва, которую она просто обязана принести во имя чего-то там. Что он, Белов, все понимает… и готов ждать.
Еще бы.
Ему этот ребенок нужен едва ли не больше, чем самой Инге. Конечно, куда слабой женщине с бизнесом управиться? Да самой, чтобы без помощи? Он поможет.
И план этот написан большими буквами на лбу Белова.
Он даже женится. Не сразу, само собой, ведь это будет слишком уж скандально, но потом. Позже. И ребенка усыновит.
И…
Интересно, в какой момент Инга перестанет быть нужной?
— Ты сильная женщина, — сказал Белов, нежно целуя. И Инга поверила бы… не в то, что она сильная женщина. Это она и без Белова знала. В то, что он её любит.
Поверила бы.
Если бы не доложили о маленькой квартирке, которая числилась даже не за Беловым, но за матушкой его. И о девице, что в этой квартирке уже пять лет живет.
Тоже в положении, к слову.
Почему-то последнее обстоятельство раздражало более всего. Ничего. Пускай. Париж и вправду стоит обедни. А Инга умеет ждать.
И на поцелуй она ответила со всею страстью, вложив и накопившиеся обиды, и боль, и все-то, что накопилось. А Белов не понял.
Решил, что это из-за любви.
— Нет, дорогая, — он отстранился-таки. — Это может быть опасно для ребенка… мы должны терпеть.
Инга кивнула. Потерпит. Вообще сейчас хотелось блевать, а не в постели кувыркаться, но это так, жизненные мелочи.
…бабушка еще когда предупреждала, что их дар обратную сторону имеет. Но тогда это казалось мелочью, не заслуживающей внимания.
— А если… — она отчаянно захлопала ресницами, хотя и отдавала себе отчет, что вовсе не выглядит прекрасной или невинной. — Если он… на ней женится?
— На ком?
— На той девице… как её… он ведь поехал за ней! — Инга позволила голосу дрогнуть. — Он ведь… ты же сам знаешь, насколько он упрям. И вполне может решить, что… она подходит ему лучше, чем я.
— Он, конечно, местами еще тот идиот, но…
— Нет, — Инга покачала головой, поморщившись: вот почему довольно неглупым людям порой так сложно объяснить элементарное. — Красноцветов к ней привязан и сильно. А еще полагает себя выше законов. Обещаний. И если решит, что она ему нужна, то ни перед чем не остановится. Представляешь, что будет тогда?
Белов поморщился.
Посторонняя девица в его планы не вписывалась. А Инга, прижавшись к голой руке его, зашептала:
— И сама она… ведь тоже вполне может забеременеть. И как быть? Он откажется от меня. Отпишет все ей… и тогда наши планы…
Она облизнула губы.
— Его надо остановить.
Ну же, Белов.
Ты ведь мужик. Ты должен решать проблемы. И ты клялся, что решишь. Вот только, как многие, когда речь зашла о настоящем поступке, что-то решимости поубавилось. И страшно. Виду не показывает, но ему страшно.
— Надо… решить эту проблему раз и навсегда, — Инга произнесла это жестко, глядя в глаза любовника, который побледнел еще сильнее.
И сглотнул.
Еще один трус на её голову.
 
— Думаешь, его… а если… он…
— Глупенький, — она ласково погладила его, успокаивая. — Я же не предлагаю тебе пристрелить его…
Белов выдохнул с немалым облегчением.
— Есть иные, куда более мягкие средства… — Инга замолчала, позволяя Белову проникнуться глубиной этой мысли. — Отправляйся следом. За ним. Поговори… выясни, что он хочет делать. Что собирается… и, если поймешь, что план наш… под угрозой.
Она делала паузы, помня, что примитивный мужской разум не способен воспринять большое количество информации сразу.
Белов моргнул.
И вид у него сделался несчастный-пренесчастный. Захотелось отвесить затрещину. И вот этот человек думает власть захватить? Он и в самом деле надеется, что кто-то выполнит за него его работу? Или с Олежкой произойдет несчастный случай? Инга и сама бы не отказалась. Но она была женщиной практичной, а потому несчастные случаи предпочитала готовить загодя.
И теперь поднялась с постели — Белов и не подумал удерживать. А в глазах его мелькнуло что-то… разочарование? Пожалуй. Да, Ингина фигура не может похвастать ни выразительностью форм, ни изяществом.
Она заставила себя выдохнуть, гася раздражение.
Пускай.
Он нужен.
Пока.
— Вот, — Инга вытащила из тайника крохотный флакон, в котором уместились две капли зелья. — Вкуса не имеет, запаха тоже. Стандартными анализаторами, даже расширенного функционала, не определяется.
Белов сглотнул.
И побелел сильнее обычного. Как есть трус. И впору ехать самой, но… после, если Белов не справится.
Должен.
Хотя бы потому, что, если не справится, убирать придется двоих.
— Послушай, — Инга опустилась на край постели. — Я понимаю, что он твой друг и тебе больно даже думать о подобном.
Ложь. Но Белов поспешно кивает, соглашаясь, что дело именно в этом. Она же делает вид, что верит этой лжи. Как все-таки сложно с мужчинами.
— Однако ты сам понимаешь, что еще год или два, и он тебя уничтожит. Он уже начинает сомневаться…
…что свидетельствует о наличии каких-никаких мозгов в Олежкиной голове.
— …а очень скоро страх его, паранойя, выйдет из-под контроля. И тогда… в лучшем случае ты окажешься там, где появился на свет.
…в заштатной деревеньке.
— И остаток жизни будешь перебиваться с хлеба на воду. Ты не хуже меня знаешь, как Красноцветов поступает с людьми, которые вызвали его неудовольствие.
Белов сглотнул, не сводя взгляда с пузырька.
— Он тебя уничтожит. А вполне возможно, что не только морально и финансово, но и физически.
Пальцы скользнули по позвоночнику. Напряжен. И плечи будто окаменели.
— Дело ведь даже не в тебе. Дело именно в нем. Он болезненно подозрителен. Нетерпим. Он полагает, что всего, чего он добился, он добился сам. Что ты — случайный человек в его жизни… и пока еще он готов поддаваться ностальгии, но как надолго его хватит?
— Ты… права, — прозвучало сипло.
Еще бы не была она права. Да на месте Олежки она бы давно уже избавилась от Белова. Слишком много тот знает. Слишком беспринципен, чтобы не воспользоваться этим знанием.
И ворует наверняка давно.
Сперва по мелочи… всегда начинается с мелочей. Но время идет, аппетиты растут. Это тоже нормально. И вот уже он сам себе кажется незаслуженно обиженным. А потому и делит Красноцветовские капиталы по своему разумению.
И знает, что проворовался.
И боится, ибо тоже не настолько глуп, чтобы не понимать: рано или поздно, но все всплывет. И такого Олежка точно не простит.
Хорошо.
И то, что Белов боится, тоже хорошо. Надо только, чтобы этот страх оказался сильнее иного.
— Я не хочу потерять тебя… — Инга старательно выдавила слезинку. — Нас потерять… и как бы ни было мне грустно, но… Олег не должен вернуться в Москву.
— Не должен, — эхом повторил Белов.