Загадочная пленница Карибов

— Будет сделано, масса!
Пока оба раба суетились, выполняя распоряжение хозяина, Коллинкорт стоял, слегка покачиваясь, и поправлял пояс брюк. Его глаза под красными веками поблескивали. Наконец дело было сделано, негры могли свободно передвигаться.
— Женщина останется здесь. С завтрашнего дня она будет помогать старухе Мэри на кухне, — он подошел к девушке и схватил ее за руку повыше локтя. — Идем, моя черненькая голубка, масса хочет тебе кое-что показать.
Но едва лишь плантатор дотронулся до сестры Окумбы, как тот выпрыгнул вперед и нанес ему молниеносный удар в челюсть. Коллинкорт пошатнулся. Великан еще раз ударил — Коллинкорт упал на колени. Это выглядело так, словно он собрался молиться. Но вместо молитвы из его рта вылетел нечленораздельный звук, и плантатор заслонил лицо руками. Третьего удара не последовало: Мерфи разрядил свой мушкет. С оглушительным свистом пуля пронеслась мимо виска Окумбы и вонзилась в дверь дома. Великан застыл как соляной столб, выпучив глаза. Никогда еще он не испытывал ничего подобного.
— Чертов ниггер! Я вышибу тебе мозги из черепушки, если они там вообще есть! — Мерфи подскочил к нему и собственноручно связал, а потом помог Коллинкорту подняться.
— Вы не ранены, сэр?
— Ахм… да, — его голос звучал глухо.
Он принялся выбивать пыль со штанов, окидывая Окумбу с ног до головы исполненным ненависти взглядом.
— Мерфи, позаботьтесь, чтобы завтра с утра пораньше этот черный дьявол получил дюжину плетей. Наказать перед остальными ниггерами до того, как они пойдут на поле. Пусть пожалеет, что родился! Но проследите, чтобы ничего ему не повредить. Он мне стоил уйму денег и должен работать, пока не сварятся его ниггерские мозги!
Коллинкорт снова схватил девушку за руку и потащил к своему дому. Сестра Окумбы дрожала всем телом.
 
 
Но, tobacco, ho!
 
Go, go, go!
 
Goin’ to, goin’ fro,
 
through a furrow
 
with a bow.
 
Ho, tobacco, ho!
 
Go, go, go!
 
 
 
Ho, tobacco, ho!
 
Go, go, go!
 
Goin’ zig, goin’ zag,
 
whip make crack
 
on my back.
 
Ho, tobacco, ho!
 
Go, go, go! [2]
 
 
Унылая песня рабов долетала до слуха медноволосой всадницы, которая, ведя коня под уздцы, направлялась к большому столбу. На столбе на уровне человеческого роста был подвешен бизоний желудок. Он служил неграм резервуаром для воды.
— Можно я дам моему гнедому немного вашей воды? — доброжелательно крикнула им женщина.
Несколько рабов подняли головы. Они стояли один за другим, согнувшись в три погибели в борозде поля, где работали группами по трое. У каждого была своя задача. Первый вырубал сорняки, чтобы ростки табака получали свет и воздух, второй обрывал верхушки, чтобы растения не шли в цвет, третий собирал с листьев гусениц, жуков и прочих вредителей.
— Конечно, леди Арлетта!
Тощий негр с жилистыми руками, тяжело ступая, зашагал к ней.
— Вода больше не нужно, скоро работа кончается этот день, Мбамо больно спина, вот! — доходяга показал на свою заднюю часть и осклабился. — Я помогать ледимисс.
Арлетта с улыбкой наблюдала за Мбамо, как он осторожно снял бурдюк и начал переливать его содержимое в подставленную деревянную лохань. Мбамо упорно называл ее «ледимисс» с тех пор, как разнеслась весть о том, что она внучка настоящего английского лорда. И это притом, что она давно уже выглядела как угодно, только не аристократично. Вместо платья по последней лондонской моде на ней была кожаная одежда для верховой езды, которая защищала ее от колючих кустарников. Вместо кружевного жабо и драгоценностей ее шею прикрывал белый платок. И вместо благопристойного дамского седла она пользовалась мужским седлом, при езде в котором приходилось широко разводить ноги. Не то чтобы она придавала этому особое значение — нет, однако была рада, что в этот момент никто из старой доброй Англии ее не видит. Единственным дамским аксессуаром на ней была большая зеленая шляпа, широкие поля которой спасали от солнца. Как у всех рыжеволосых, кожа у нее была белой и нежной, и она все еще не забыла комплименты, которые получала по поводу своей внешности. А было это всего лишь год назад!
 
С тех пор много чего произошло, и мало что ей в этом нравилось. Как бы ни был красив Роанок-Айленд, жизнь здесь невыносима. Убийственная жара, мошкара круглые сутки, опасность подхватить лихорадку. Работа однообразна, да и вечера похожи один на другой. Развлечений вроде музыки, танцев и светской болтовни на Роаноке не было, о них оставалось только мечтать. Но что было, так это Томас Коллинкорт, вечно недовольный пьяница и, вдобавок ко всем бедам, ее отдаленный дядя. О том, что в его жилах течет благородная кровь, при взгляде на него никто и вообразить себе не мог бы.
Еще девчонкой Арлетта грезила, как однажды вырвется из скуки и монотонности жизни в Англии и уплывет к дяде Томасу в Новый Свет. Она бредила приключениями, мечтала о сказочном принце, который ждет ее там и будет добиваться ее руки. А все вышло иначе.
Правда, в плавании ей встретился молодой человек, который называл себя Витусом и в которого она влюбилась по уши, но этот Витус оказался мошенником и вором. Она застукала его на месте преступления в своей каюте — с рукой в ее сундуке. Так и этого словно было мало, он еще взялся всерьез уверять ее, что он урожденный Коллинкорт! Конечно, она его прогнала, а потом выла, как сторожевой пес. Позже, много позже у нее закрались сомнения, правильно ли она поступила, и Арлетта ловила себя на том, что время от времени тоскует по нему. Но теперь она уже давно на Роаноке, и никому не дано повернуть время вспять…
Ее мысли вернулись к Томасу Коллинкорту. Он был всем чем угодно, только не удачливым плантатором, и лишь благодаря регулярной помощи дедушки худо-бедно держался на плаву.
В те редкие вечера, когда Томас не был вдрызг пьян, он рассказывал, как все начиналось больше двадцати пяти лет назад. Он отправился в Новый Свет с радужными надеждами и несметной уймой денег. Он с самого начала хотел иметь остров в единоличном владении, потому что мысль о соседях, которые, как в Англии, будут мозолить глаза, была ему противна. Коллинкорт обзавелся надсмотрщиками и рабами и осел на Роаноке. Вначале он попытал счастья с разведением табака, однако довольно быстро поплатился за свою неопытность. После нескольких неурожаев Томас бросил напрасные хлопоты. Сахарный тростник показался несравненно более многообещающим. Коллинкорт погнал рабов вспахивать новые площади и с году на год ждал удачи. Однако и тем надеждам не суждено было сбыться: казалось, эта земля проклята. Лихорадка и набеги индейцев довершили дело. Но Томас все равно не сдался. Вот уже два года, как он вернулся к возделыванию табачных плантаций и надеялся в следующем году начать выгодную торговлю. Пока в районе Карибов, а там, Бог даст, и в доброй старой Англии…
Лошадь между тем напилась. Она подняла голову от лохани и потрясла ею, отфыркиваясь. Несколько крупных капель хлестнули Мбамо по лицу. Негр вскинул руку и тут же скривился от боли.
— Что с твоей рукой, Мбамо?
Выражение невозмутимости вновь застыло на лице раба:
— Ничего, ледимисс. Мбамо только испугался.
— Чепуха! Дай-ка посмотрю.
Она взяла его руку и осмотрела ее. Причина обнаружилась скоро: на плече у ключицы зияла гноящаяся рана. Ее края воспалились и были густо облеплены мошкарой.
— Как это случилось?
— Не страшно, ледимисс. Зарастет само.
Арлетта осторожно раздвинула края раны, чтобы оценить ее характер и глубину. От боли негр со свистом втянул воздух через зубы.