Эти странные Рэдли

 
Мэтт Хейг
 
Эти странные Рэдли
 
Published by arrangement with Canongate Books Ltd, 14 High Street, Edinburgh EH1 1TE and The Van Lear Agency LLC.
Copyright © 2010 by Matt Haig
© Дарья Ивановская, перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление.
Livebook Publishing LTD, 2026
  
* * *
 
Пятница
 
Не доверяйте инстинктам. Животные полагаются на инстинкты ради ежедневного выживания, но мы – не животные. Мы не львы, не акулы, не шакалы. Мы цивилизованные существа, а цивилизованность работает только при подавлении инстинктов. Так что сделайте свой вклад в развитие общества и игнорируйте темные желания внутри себя.
 
«Книга Трезвенника» (издание второе), с. 54
 
Садовая аллея, 17
 
Это тихое местечко, особенно по ночам.
Настолько тихое, что легко представить, как под сенью деревьев укрылись в своих жилищах разнообразные монстры.
Действительно, в три часа ночи здесь запросто можно поверить в ложь, которую поддерживают жители Бишопторпа, – будто бы в этой деревне хорошие и спокойные люди живут своей хорошей и спокойной жизнью.
Хотя в этот час здесь слышны только звуки природы. Ухают совы, вдалеке лают собаки, а в прохладные ночи вроде нынешней в кронах платанов что-то неразборчиво шепчет ветер. Даже если встать на главной улице, справа от паба или кулинарии «Обжора», вам все равно не удастся услышать шум транспорта или увидеть дерзкие граффити, украшающие собой бывшее отделение почты (но если присмотреться, можно разглядеть остатки слова «УРОД»).
Если же вы решите среди ночи прогуляться в сторону от главной улицы, ближе к Садовой аллее, мимо отдельно стоящих старинных домов, где живут адвокаты, врачи и разные менеджеры, то обнаружите, что свет в окнах не горит, а задернутые шторы отгораживают жильцов от ночной тьмы. И так – везде, кроме дома № 17, где из верхнего окошка сочится сквозь занавески слабый свет.
И если остановиться, вдохнуть прохладный и благодатный ночной воздух, то можно сразу заметить, что дом № 17 в целом соответствует общему облику улицы. Может, он не так величественен, как ближайший к нему № 19 – с широкой подъездной дорожкой, элегантный, выстроенный в стиле Регентства, – но все же он не выбивается из общей картины.
Этот дом выглядит именно так, как и должен выглядеть семейный провинциальный особнячок – не огромный, но достаточно просторный, без неуместных или излишне вычурных элементов. Во многих смыслах это настоящий дом мечты, как могли бы сказать агенты по продаже недвижимости, и он идеально подходит для того, чтобы растить в нем детей.
Но уже через мгновение вы догадаетесь, что с ним что-то не так. Хотя «догадаетесь» – это слишком сильно сказано. Скорее всего, вы даже не осознаете, что даже природа вокруг этого здания замерла, не слышно ни пения птиц, ни других шумов. И скорее подсознательно, инстинктивно вы с удивлением присмотритесь к свету в окне, ощутив холод, который исходит явно не от ночного воздуха.
Дайте этому чувству проявиться в полной мере – и оно превратится в страх, заставляющий вас покинуть это место, ретироваться; но вы, скорее всего, этого не сделаете. Вы так и будете рассматривать симпатичный дом и припаркованный рядом с ним в меру дорогой автомобиль, думая, что перед вами – обычная собственность совершенно обычных людей, не представляющих никакой угрозы для внешнего мира.
Допустите эту мысль – и вы ошибетесь. Дом № 17 по Садовой алее – это дом семьи Рэдли, которую, несмотря на все их старания, нормальной назвать никак нельзя.
 
Запасная спальня
 
«Надо поспать», – тщетно уговаривает он себя.
Роуэн, старший из детей Рэдли, включил свет в три часа ночи в пятницу. Он не спит, несмотря на то что принял шестикратную дозу «Ночной няни».
В это время он вообще никогда не спит. Если повезет, то он снова отключится часам к четырем, а проснется в шесть или чуть позже. Два часа мучительного, беспокойного сна, полного изматывающих и не поддающихся интерпретации кошмаров, заставляют его складывать свое долговязое тело во все менее и менее удобные для сна позы. Сегодняшняя ночь как раз не задалась: он весь покрылся сыпью, из окна дует, и в школу он наверняка отправится совершенно разбитым.
Он откладывает книгу, сборник стихотворений Байрона. Слышит, как кто-то шагает по лестнице – но не в туалет, а в запасную спальню.
До него доносятся шорохи, возня, потом несколько мгновений тишины – и она выходит из комнаты. Ничего необычного не происходит. Он часто слышит, как его мать встает среди ночи и уходит в запасную спальню с какой-то тайной целью, о которой он никогда не спрашивал.
Судя по звуку, она возвращается в постель. Родители тихо и неразборчиво переговариваются за стеной.
 
Сон
 
Хелен забирается обратно в кровать, напряженная от переполняющих ее секретов. Ее супруг тоскливо вздыхает и прижимается к ней.
– Ты чего?
– Поцеловать тебя пытаюсь, – отвечает он.
– Питер, я тебя умоляю, – говорит она, закрывая глаза от головной боли. – Среди ночи!
– А в другое время суток ты не против, чтобы муж тебя поцеловал.
– Я думала, ты спишь.
– Спал. И видел сон. Такой волнительный. Даже ностальгический.
– Питер, мы детей разбудим, – отвечает она, хотя прекрасно знает, что у Роуэна еще горит свет.
– Да брось. Я просто хотел тебя поцеловать. Такой сон хороший.
– Нет. Неправда. Ты не только поцеловать хотел. Тебе надо…
– И что, ты беспокоишься за чистоту постели?
– Я просто хочу спать.
– Так зачем же ты вставала?
– В туалет, – она так привыкла к этой отговорке, что лгала, уже не задумываясь.
– Мочевой пузырь сдает?
– Спокойной ночи.
– Помнишь того библиотекаря, которого мы привели домой?
Она слышит улыбку в его вопросе.
– Боже, Питер. Это было в Лондоне. Давай не будем вспоминать Лондон.
– Но неужели в такие ночи, как сегодня, тебе не…
– Нет. Это было целую жизнь назад. Я не вспоминаю.
 
Внезапный приступ боли
 
Утром, едва проснувшись, Хелен садится на кровати и пьет воду. Она открывает упаковку ибупрофена и кладет на язык таблетку – аккуратно, словно облатку на причастии.
Она глотает, и, в ту же секунду как таблетка проваливается в горло, ее муж – он находится всего в паре метров от нее, в ванной комнате, – чувствует внезапный приступ боли.
Порезался бритвой.
Он видит, как на его влажной, покрытой пеной для бритья коже проступает кровь.
Так красиво. Такой густой красный цвет. Он стирает его, разглядывает алое пятно на пальце, и его сердце бьется быстрее. Он ближе и ближе подносит палец к губам, но не успевает облизнуть – его прерывает внезапный шум. К ванной приближаются поспешные шаги, кто-то дергает ручку двери.
– Папа, пожалуйста, впусти… скорее, – его дочь Клара барабанит в толстую деревянную дверь.
Он повинуется, Клара вихрем влетает в ванную и склоняется над унитазом.
– Клара, – говорит он дочери, в то время пока ее тошнит. – Клара, что такое?
Она откидывается назад, обратив к нему бледное, особенно на фоне школьной формы, лицо. За очками виден взгляд, полный отчаяния.
  
– Господи, – говорит она и снова склоняется над унитазом.
Ее опять рвет. Питер чувствует запах, видит цвет. Он вздрагивает – но не из-за самой рвоты, а из-за того, что она означает.
Через несколько секунд сбегается вся семья. Хелен приседает рядом с дочерью, гладит ее по спине, успокаивает. Их сын Роуэн появляется в дверях, не успев размазать по лицу солнцезащитный крем с SPF 60, отчего его темная челка прилипает ко лбу.