Вавилонские младенцы

Окружающий мир скрылся за пеленой тумана. Ари стал полупрозрачной призрачной структурой, облаком эктоплазмы, медленно расплывавшимся по салону. Вселенную заполняла назойливо жужжащая музыка.
Он не совсем понял, что именно произошло на углу улицы МакКаллох. Это выглядело так, как будто он вдохнул повторную дозу ЛСД. Вспышка галлюцинаций. Ему показалось, что он видит на перекрестке обнаженную Мари Зорн, окруженную змеями всевозможных размеров, причем некоторые из рептилий обвились спиралью вокруг ее тела. Девушка была подсоединена к конструкции из механических деталей, украшенной бенгальскими огнями и огненными шутихами. Этот механизм был похож на живые алтари, которые во время традиционных китайских праздников посвящают богам пиротехники. Тороп однажды видел нечто подобное на Тайване.
Он начал было тормозить, но полупрозрачный, наполненный гелием шар, в который превратился Ари, отговорил его:
— Твой мозг теперь стал самостоятельно синтезировать молекулярные вещества неизвестного состава в попытке связать концы с концами, придать семантическую стройность всему происходящему. Эта девушка — настоящая галлюцинация.
Тороп ехал по проспекту Спринг Гроув. Он находился на грани обморока, но, сам не зная как, нашел в себе силы ответить:
— Чем ты, очевидно, не являешься…
Внутри наполненного гелием шара можно было смутно разглядеть отдельные органы, как на нечеткой картинке УЗИ.
— Я тот, кто я есть. Нечто гораздо большее и в то же время гораздо меньшее…
В состоянии, близком к беспамятству, Тороп остановил машину в нескольких метрах от ворот дома. Весь окружающий мир исчез, поглощенный безмолвной чернотой, движущейся и колеблющейся как морской прилив во время равноденствия. Гелиевый призрак Ари с полупрозрачными внутренними органами, теперь раскиданными по всему салону как остатки обильной трапезы в невесомости, обращался к нему на десятках языков сразу — несусветный шум и тарабарщина. Тороп отчаянно цеплялся за отдельные детали, которые удавалось фиксировать его сознании: каменный парапет, ворота из кованого железа, выложенная плиткой маленькая аллея, как мостик над зеркальной гладью огромного озера в лунном свете, и дом где-то вдалеке. Очертания дома выглядели искаженными, как будто он смотрел на него в видоискатель широкоугольного фотоаппарата.
Торопу удалось открыть дверцу машины. Поставить одну ногу на асфальт. Затем вторую. Удалось переместить тело за пределы салона.
Он сумел выпрямиться.
И тут все завертелось с бешеной скоростью, включая его собственные внутренности. Тороп попытался сделать шаг вперед, но лишь закружился на месте, как юла, запущенная чьей-то невидимой рукой в направлении ворот, на которые он рухнул, теряя последние силы. Он просто принял к сведению две вещи, случившиеся почти одновременно.
Его выворачивает прямо на ворота.
И что-то взрывается внутри дома.
Затем невидимая рука, явно из чувства сострадания, отключила его сознание.
Когда забрезжил рассвет, события стали стремительно развиваться. Робичек только что разбудил Сторма и вручил ему несколько таблеток «спида». [115]И тут мимо них довольно медленно проехала красная «тойота», за рулем которой явно сидел неумелый водитель. Она притормозила и на мгновение остановилась на перекрестке, потом свернула на улицу МакКаллох.
Сторм сразу же завел мотор.
Красная «тойота» с таким номером была в списке, составленном Шелл-Си и Альтаирой: микроавтобус «вояджер» и эту машину Тороп и его банда взяли напрокат в компании «Виа Рут».
— Держитесь от него подальше. Мы и так знаем, куда он едет.
— Не беспокойтесь, я не упущу его.
Вслед за «тойотой» они свернули на улицу Мэйплвуд. Изображение машины слабо поблескивало на экране. «Тойота» заняла почти то же место, где раньше стял один из пикапов: на углу улицы, неподалеку от фонаря.
Микрокамера передавала неподвижный план: дом, замершая прямо перед ним машина и мужчина, клюющий носом на водительском сиденье и говорящий сам с собой.
Пока Робичек разглядывал угол улицы и дом — те самые объекты, которые образовывали задний план картинки, — ситуация изменилась. Память Вакса зафиксировала дальнейшие события отображенными сразу с двух точек — тот план, который был виден через ветровое стекло их автомобиля, с медленным, продолжительным наездом, увеличивающим размеры предметов, и неподвижный план с шпионской микрокамеры, установленной прямо напротив дома.
 
Водителю удалось выбраться из машины, но он шатался, как марионетка, у которой мгновение назад перерезали все нити. Он прислонился к воротам и медленно сполз на землю.
Робичек и Сторм могли бы увидеть на экране, как подъезжает их собственный автомобиль. Камера показала, как они останавливаются прямо позади «тойоты». Запечатлела, как они выскакивают из «крайслера» и бросаются к человеку, скрытому от бдительного электронного ока двумя машинами. Было видно, как двое мужчин торопливо прослушали пульс у лежащего на земле человека, обменялись несколькими словами, а затем подняли его за ноги и за руки и затащили на заднее сиденье своей роскошной тачки.
В тот же самый момент окна дома озарились изнутри отблесками пламени.
  * * *  
Джо-Джейн следила за катастрофой напрямую, с помощью всех органов, имевшихся в ее распоряжении. Через микроскопическую камеру, имплантированную в зрительный нерв Альтаиры, машина видела сквозь ветровое стекло маленького автомобиля каких-то людей, ехавших в пикапе, трех вооруженных мужчин, выскочивших на улицу позади них и открывших автоматную очередь по пассажирам черного «трансэма». Стрелявшие подверглись нападению со стороны другого пикапа, откуда запустили что-то вроде стрелы, оставлявшей в полете след из оранжевой пыли. Этот снаряд врезался во вражеский автомобиль и разрушил его — от ослепительной вспышки на мгновение зашкалило кремниевые фотоэлементы камеры, после чего бурное пламя и черные клубы дыма заволокли всю картинку. Альтаира промчалась сквозь них как пилот, бросающийся в самоубийственное пике.
А за последними конвульсиями войны, которой люди предавались в маленьком квартале Монреаля, Джо-Джейн наблюдала благодаря кибергражданину, снимавшему все происходящее на цифровую видеокамеру из окна своей квартиры, а затем — с помощью камеры, установленной на маленьком вертолете новостного телеканала, через сеть городских служб безопасности, оснащенную датчиками тревоги, через камеры наружного наблюдения, принадлежащие квебекской полиции, и даже через некоторые спутники военного назначения, которые в тот момент пролетали над местом событий.
Еще позже ее внимание привлекли события на картинке, которую передавал шпионский зонд, установленный напротив дома так называемого доктора Ньютона.
Ну а в конце этой утомительной ночи Джо-Джейн поступила так же, как и все остальные: подключилась к новостным телеканалам — официальным и официозным. Те уже не говорили ни о чем другом, кроме побоища.
Джо-Джейн ждала возвращения Вакса, Сторма и захваченного ими человека, испытывая особую, характерную только для нее форму беспокойства. Это был страх звезды перед атомами, которые она сама непрерывно производит и которым вот-вот предстоит вызвать губительный для жизни катаклизм.
Она следила за автомобилем Робичека с помощью городской системы камер наружного наблюдения. Увидев, что машина быстро едет по улице Кларк, Джо-Джейн разбудила обеих девушек. Альтаира и Шелл-Си успели поспать ровно шестьдесят минут, на них больно было смотреть. Поэтому Джо-Джейн приказала автоматизированной системе домашней электроники заняться приготовлением завтрака. На кухне пришли в движение несколько механизированных электрокухарок.
Через камеры небольшой частной охранной системы, используемой в здании, Джо-Джейн смотрела, как над городом встает солнце.
Начинался великолепный день.
 31 
  
Через долю секунды Мари увидела, как перед ней открываются небеса. Автобан раздвоился, а затем разветвился, превратившись в целую сеть бетонных дорог. Эта сеть не имела конца. Каждое из ответвлений вело к одной из звезд, горевших на небе. В пассажирском кресле появился Черный Ангел. Но на самом деле это больше был не Игл Дэвис. Его лицо менялось в такт чехарде личностей, мощному приливу индивидуальностей, чередовавшихся в нем. Его голос как будто проходил сквозь звуковой фильтр, параметры работы которого подвергались постоянным метаморфозам. Это был образ самой Мари — не только извращенный, но и целиком вывернутый наизнанку, как перчатка.