Вавилонские младенцы
Две белокурые девочки, с косичками, в которые вплетены золотые змейки. Две пары глаз, сверкающие в ночной тьме. Два белых платьица, как будто из фильма про операцию «Lebensträum». [56]
Их глаза сияли как фонарики, испуская лучи света, в основном в ультрафиолетовой части спектра.
— Кто вы такие? — выдохнула Мари, одним движением вскакивая на ноги.
Две маленькие девочки смотрели на нее с любопытством пополам с каким-то странным безразличием. С таким равнодушием энтомолог разглядывает рядовой экспонат из своей коллекции жесткокрылых насекомых.
— Кто вы? Что вам нужно?
Девочки молчали. Они взяли друг друга за руки и указали пальцами на Мари.
Их смех вихрем полетел по комнате, порождая сложные отзвуки-отражения, отблески насыщенного металлического цвета, а затем их образ постепенно растворился в этой пелене — чудо в оправе из метафор, доступных только мировосприятию шизофреника.
В дверном проеме вспыхнуло ослепительно-белое сияние. Мари знала, что за ним открывается Мир Умерших — длинная череда призраков ее славных предков, где на первом месте стояли самоубийцы и сумасшедшие: двоюродная бабушка Жозефина, которая в двадцать один год вскрыла себе вены после того, как ее муж погиб в Джуно Бич; [57]дядя Жан, который провел половину жизни в психиатрической больнице из-за приступов черной меланхолии; двоюродная сестра Софи, которая довела свое стремление к самоуничтожению до логического завершения — заразилась в Париже в конце прошлого века СПИДом и отказалась спасать жизнь при помощи генной мультитерапии; Джереми, один из племянников Мари, тоже страдал психозом и покончил с собой в четырнадцать лет в результате острого припадка паранойи — поздней ночью он выбросился из окна с девятого этажа дома номер 2335 по улице Шербрук.
Ну а на другом краю цепочки предков находилась мать Мари. Однажды ее нашли мертвой в заваленной мусором кровати — банальный разрыв аневризмы избавил ее от ада, в который превратилась ее жизнь.
Мари почувствовала, что ее неудержимо тянет к сияющему дверному проему и к силуэтам двух девочек, ждавших ее в течение целых эонов. [58]
«Я НЕ БОЮСЬ СМЕРТИ», — повторяла Мари. Тем временем ее аналитический шизопроцессор отправил простое послание откуда-то с другого конца Вселенной: «Не забывай: ты уже пережила нечто подобное — near death experience». [59]
Но Мари смутно осознавала, что это ощущение не похоже ни на одно из состояний ОСП, в которые ее вводил доктор Винклер с помощью нейростимуляторов.
«Нет, я сейчас встречусь вовсе не с призраками, порожденными моим собственным сознанием», — подумала она, приближаясь к притаившемуся за дверью источнику сияния.
Две девочки были проводниками Мари в предстоявшем ей путешествии неизвестно куда.
Луч Великого Прожектора воспламенил ее сознание.
Затем она присоединилась к своему Роду.
* * *
Быть стенным шкафом оказалось совсем нелегко.
Гигантским предметом мебели, размером с ее тело и, следовательно, со всю Вселенную.
Ее мозг годами не мог заставить психику адаптироваться к структуре этой колоссальной махины — шкафа, страдающего манией величия и состоящего из миллионов выдвижных ящиков, битком набитых каталожными карточками с зашифрованным текстом, на которых были записаны особенности личности и биография каждого представителя человечества с момента появления первого Homo erectus [60]до гибели экипажа «Челленджера», сгоревшего дотла в год ее рождения.
Это была конструкция с металлическими полками, на которых размещалась невероятная библиотека. Порожденное психозом воображаемое тело Мари путешествовало вдоль этого хранилища информации подобно кочующему магнитофону. Дойдя до конца планеты-шкафа, желудок Мари переваривал жидкую кашу из слов-сияния. Ее легкие, оказавшись на краю света, наполнялись газом, потрескивавшим в ритме мощного потока слов. Мир-стеллаж постоянно что-то говорил, непонятный шум наполнял каждый из его ящиков. Плотные потоки речи сталкивались и наслаивались друг на друга, смешивались, как будто кто-то одновременно воспроизводил миллионы звуковых дорожек на дьявольской микшерном пульте.
Шкаф-мир часто населяли болезненные мании из юности Мари, но лечебный курс Манделькорна, Винклера и Даркандье в конце концов привел к разрушению параноидальной, жесткой, механической структуры этого мира. На обломках расцвели (в биологическом смысле этого слова) шизомашины, которыми девушка научилась пользоваться. Остров, цветы-фаллосы, Древовидный Индус, мировосприятие в шизоидно-аналитическом духе.
Как и Остров-Интерфейс, шкаф-мир поддерживал связь с ангелами, Богом, центром Земли, магнитными полюсами. Он был всего-навсего упрощенной версией шизомашины, способной достигать только самых простых состояний и оказывать более ограниченное воздействие. Микровсплеск ясности сознания позволил Мари мельком увидеть, каким образом можно избежать грозящей ей эскалации психоза. Шизопроцессор был всего лишь наполовину забытым воспоминанием, но уцелевшей его части удалось в экстренном режиме разработать стратегию спасения ее психического здоровья.
Девушка оказалась на узкой деревянной винтовой лестнице — пыльной, темной, извилистой и скрипящей.
Потолок покрывала поблескивающая пленка влаги. Из стен, к которым крепилась система каких-то трубок, сочились капли вязкой, спермоподобной жидкости — в такт пульсациям мягкотелых органов.
На мгновение остановившись, Мари оглянулась. Ее взгляд уперся в какую-то темную, блестящую и трепещущую преграду, похожую на стенку кишечника или мембрану желудка.
Парализованная холодным, клиническим ужасом, девушка поняла, что находится внутри собственного тела.
И что ей нужно обязательно двигаться дальше, иначе она рискует быть переваренной собственными пищеварительными соками.
Лестница не имела конца. Мари отдавала себе отчет в том, что уже много часов напролет карабкается вверх по закрученной в спираль кишке, которая сужалась все сильнее, пока девушке не пришлось ползти со ступеньки на ступеньку. Потолок уже царапал ее затылок и нижнюю часть спины в тот момент, когда она наконец пробилась к люку. Пищеварительный сок разъел ей руки и лицо. Мари видела, как мясо слезло с ее пальцев, как обнажились дымящиеся кости, очищенные от плоти жидким огнем.
Круглый металлический люк напоминал крышку колодца канализационной системы. Мари толкнула его своими двумя культями. Предмет оказался тяжелым. Он сдвинулся с места со скрежетом, породившим долгое эхо, которое отражалось от сводчатых, как в соборе, стен.
На этот раз девочки ждали Мари перед тяжелой дверью из эбенового дерева в серебряной раме. Херувим поддерживал шар из кованого серебра, игравший роль дверной ручки.
Ощущение реальности происходящего приобрело небывалую силу. Цвета и фактура предметов были очень четкими, без чрезмерно насыщенных красок, свойственных галлюцинациям. Само ее тело с головы до кончиков пальцев ног чувствовало, что Мари находится там — перед этой дверью и двумя маленькими девочками.
Дети смотрели на нее, играя с переплетенными змеями на земле, в кругу из пепла.
Серебряный ангел с широкой улыбкой повернул дверную ручку. Мари вошла в комнату.
Помещение было тем же самым, что в прошлый раз, — с полками, набитыми кожаными куклами телесного цвета. Звучала тихая камерная музыка, как будто кто-то перебирает клавиши фортепиано и струны виолончели. Кровать под балдахином тоже находилась здесь. Но вместо белокурой женщины, которая спала там раньше, Мари увидела огромную кучу мяса, всем своим весом продавившую пуховое одеяло с орнаментом на евангельские сюжеты, и окровавленную простыню.
Окна были блокированы металлическими ставнями, и в комнате царил жуткий запах тухлятины.
Куча мяса заговорила с Мари на незнакомом языке, но девушка, тем не менее, прекрасно понимала его. Груда гнили объясняла, кто такая Мари. Куча мяса колыхалась на постели. Ее смех напоминал звук, с которым у самосвала поднимается кузов.