Вавилонские младенцы

Более того, сибирская и североамериканская мафии с большой долей вероятности выступали всего лишь посредниками. В этом регионе существовал только один покупатель такого товара.
Правительство Соединенных Штатов Америки.
  * * *  
Было жарко. День клонился к концу, косые лучи оранжевого света выкраивали аппликации из длинных теней.
Собираясь с мыслями, Тороп молча разглядывал Ребекку и Доуи.
— Я только что получил сообщение от полковника. У нас проблема.
Ребекка и бровью не повела. А рыжего ирландца, казалось, нисколько не заинтересовали слова Торопа.
— Что за проблема? — спросила Ребекка.
— Мари.
Ребекка фыркнула:
— Вы серьезно? А разве нам платят не за то, что она наша проблема?..
Тороп вздохнул. Нужно было говорить начистоту.
— Она больна, у нее психоз. Шизофрения. — Ребекка молча смотрела на него пронзительными черными глазами. Тороп продолжал: — Заказчики считают, что мы должны сменить квартиру.
Доуи подвинулся в своем кресле.
— Когда и куда? — спросил он.
— За город. Более подробная информация поступит через несколько дней.
— Черт! — произнесла Ребекка. — Шизофреничка. Вы уверены? Дело именно в этом?
Тороп решительно кивнул.
— Вот дерьмо. Вы думаете, это болезнь вызвала тот кризис, с обмороком?
— Весьма вероятно.
— Давайте проясним ситуацию: ничего подобного не было предусмотрено, так?
— Нет, не было.
— И что мы можем сделать?
— Ничего. Лишь смотреть за ней еще тщательнее. Нельзя терять ее из виду даже на долю секунды. Если произойдет новый кризис, на следующий день мы отвезем ее в клинику.
— Вот дерьмо, — сплюнула Ребекка.
Тороп знал: до нее только что дошло, что она живет в одной квартире с сумасшедшей.
То, что он планировал сделать дальше, противоречило всем негласным правилам его профессии. Но он не видел другого варианта. Ситуация была исключительной и требовала исключительных мер.
— Я должен сказать вам еще кое-что.
Он по очереди посмотрел на своих подчиненных. Тороп не очень хорошо представлял себе, как лучше начать, поэтому рубанул с плеча:
— Она перевозит вирус.
Его слова произвели вполне предсказуемое впечатление.
  * * *  
Романенко наградил Урьянева самым холодным взглядом из тех, что имелись в его морозильной камере, где хранились различные способы выражения чувств. Этот взгляд означал: «Я вас не боюсь, вы мне неинтересны. Вы приносите определенную пользу, ну и все».
— Тороп прекрасно разобрался в ситуации, — бросил он, недобро усмехнувшись. — Я не понимаю, как ему это удалось, но он знает, что объект перевозит штамм вируса.
Урьянев шевельнулся на стуле. Ему было явно не по себе.
— Значит, он получит десять тысяч долларов, оговоренные контрактом…
Романенко попытался изобразить доброжелательную улыбку:
— Нет. Сначала мы должны узнать, о каком вирусе идет речь.
На лице Урьянева застыло выражение, более подходившее заговорщику. Опереточному тайному агенту а-ля Джеймс Бонд, подумал Романенко.
— Зачем им сказали, что девица — сумасшедшая? Ведь от этого нет никакой пользы.
 Кретин. Жалкий кретин, который видит не дальше своих погон. 
Полковник на секунду задался вопросом, стоило ли вообще раскрывать информацию подчиненному.
Ведь для Урьянева она не имела ни малейшего значения. Капитан слишком туп, чтобы ею воспользоваться. Именно по этой причине Урьянев становился полезным человеком: он был неспособен делать выводы на основании разнородных сведений, ни черта не смыслил в прогнозировании и прикладывал массу усилий, чтобы не проявлять инициативу. Своей карьерой он был обязан, с одной стороны, знакомствам отца, а с другой — деньгам отца. Он оказался достаточно глуп, чтобы желать любой ценой вступить в ряды армейских секретных служб, но в то же время в самый раз подходил для того, чтобы содержать в порядке канцелярские дела.
— Урьянев, — высокомерно начал Романенко — полагаю, вы ни секунды не думали о том, что речь может идти о простой причинно-следственной связи?
 
Капитан погрузился в задумчивое молчание, красноречиво свидетельствовавшее о том, что его начальник прав.
Позже Романенко снова пробежал глазами список собранных им данных. Маленькие подробности появлялись каждый день, каждый час, каждые несколько минут. И теперь в памяти его компьютера зашевелился странный псевдоживой организм.
Клетка «Мари Зорн» соединялась с постоянно растущим числом других клеток.
Сначала — с исходными клетками, прежде всего — с ячейкой «Горский». Затем с лабораторией, расположенной в Чингизских горах, с Тиссеном, Зулганиным и с тем человеком, которого Романенко знал под именем Уолш.
Полковнику удалось досконально выяснить прошлое первых двух типов, но доктор Уолш не фигурировал ни в одной из сводок личных данных. Его имя не нашел ни один из фильтров различных поисковых систем. Он оставался абсолютно неизвестным персонажем. Горский явно нарочно не давал Романенко познакомиться с Уолшем, так что полковник не мог разыскать даже плохонькую фотографию.
 Уолш — это какой-то псевдоним. 
Эта информация только что добавилась к характеристикам виртуальной «личности», обрабатываемой компьютером по одинаковой схеме для каждой ячейки-клетки. К списку сведений, хранившихся в форме гипертекстов, которые при случае, если задать соответствующий запрос, могли превратиться в черновой набросок манеры поведения того или иного лица.
Раз доктор Уолш пользуется псевдонимом, это почти наверняка означает, что его разыскивает полиция. По крайней мере, полиция его страны. А быть может, даже Унопол. А раз его разыскивает полиция какой-то страны или Унопол, это означает, что он совершил одно или несколько тяжких преступлений. Стоит предположить, что эти преступления связаны с его прошлой и, без сомнения, текущей деятельностью в области медицины. Однако с такой же долей вероятности речь может идти о мошенничестве с гуманитарной помощью или банальном убийстве на почве ревности. Поисковой системе полковника было чем заняться: нужно было просмотреть криминальные дела в сфере медицины за последние десять — двадцать лет. Для начала — в дюжине англоговорящих стран.
Затем у клетки «Мари Зорн» появилась связь с ячейкой самого Романенко, а также Урьянева и нескольких людей из посольства, с которыми она общалась в течение недели.
Но самое главное, теперь она стала неотъемлемой составляющей многоклеточного, почти автономного организма, образованного ею самой, Торопом-Торпом, Уотермен-Кендал и Доуи-Осборном.
Этот самостоятельный организм, находящийся в двадцати тысячах километрах от Алма-Аты, был связан с остальным миром посредством одной единственной клетки — агента Горского.
Сибирский мафиози хранил в тайне источник происхождения товара и конечного адресата. Лишь его агенту было известно следующее звено цепочки, ведущей к покупателю. Без этого человека команда Романенко не сумеет пройти по всем ступеням лестницы и добраться до клиента.
Другой список касался Мари Зорн.
Увеличившееся количество информации за последние двадцать четыре часа удовлетворило аппетиты компьютерной поисковой системы и отчасти наполнило безграничную память, которой была снабжена новая материнская плата на квантовых наночипах.
Этим вечером хакерской программе без особого труда удалось проникнуть в электронный архив Монреальского университета.
Там она обнаружила имя, которое встретилось во второй раз, поскольку клетка «Мари Зорн» на своем пути уже сталкивалась с этим объектом — в городской психиатрической больнице. Информация о больнице была получена в самом начале розысков. Ночью поисковая система сумела найти выход из тупика. Снова всплыло имя некоего доктора Даркандье. Сначала как простого соседа по жилому дому, расположенному в западном Онтарио, затем — как знакомого по Монреальскому университету. Теперь поисковая программа села на хвост и некоему доктору Винклеру, который лечил девушку в клинике. Получив сведения об эксперименте, проведенном в самом начале века в Канаде, программа-шпион связала этого человека с доктором Даркандье. Из слабо защищенной сети университета хакерский модуль поисковой системы выудил несколько архивных файлов, относящихся к тому времени. В них дважды упоминалось одно географическое название, что побудило программу — указатель данных перейти к биохимическому моделированию.