Инженер Петра Великого 9 (СИ)
Он сделал паузу. В голове уже щелкали реле.
Разделение контуров. Экономическая безопасность и военная разведка не должны смешиваться. Нужна отдельная служба анализа угроз, работающая только с верифицированными данными, отсекая весь мусор.
— Второй этап. Левенгаупт нашел трещину. Наша система безопасности защищала солдат, инженеров, чертежи… но не семьи гражданских. Его люди захватили в плен детей двух наших верных, проверенных мастеров-плотников. А дальше — выбор без выбора: либо смерть детей, либо ты делаешь, что велят. Мы проверяли всех входящих, однако не проверяли выходящих. Плотники проносили компоненты зажигательных устройств по частям, под видом отходов и стружки, а собирали уже на территории. Ошибка в том, что мы искали готовую бомбу, а они собирали ее из безобидных деталей уже внутри.
Плохо. Нужен тотальный контроль. Не только на входе, но и на выходе. И не людей, а материалов. Учет. Каждый гвоздь, каждый фунт селитры должен быть на счету. Создать материальную ведомость для каждого цеха. Любая недостача — сигнал тревоги.
— И в назначенный час они ударили. Дважды, — продолжал де ла Серда. — Первый пожар — большой, яркий, на лесных складах. Весь гарнизон, добровольцы, все пожарные помпы ринулись туда. Хаос, крики, суета… Идеальное прикрытие для второго удара. Маленького, незаметного: поджога под главным корпусом. Телеграф от вышек перегорел быстро. Игнатовское ослепло и оглохло. Я сидел в своем штабе, на севере полыхало зарево, но я не мог ни получить донесения, ни отдать приказа. Система централизованного управления перестала существовать. Мы превратились в муравейник, который пнули сапогом.
Он снова замолчал. На его скулах заходили желваки.
— Ну а третий этап вы видели сами. Когда внутри уже бушевал пожар и царила анархия, к воротам подошел их караван. Капитан Вересов… хороший солдат, но не машина. Он действовал строго по уставу: ворота на засов. Однако тут Левенгаупт разыграл свой главный козырь. Ему не удалось упросить Велесова заночевать у КПП. Из леса вывели живой щит — тех самых женщин и детей плотников, поставив их между обозом и воротами. А из каравана вышли парламентеры с телами наших павших солдат из разъезда. Вересов очутился в аду. Он не мог проигнорировать тела товарищей. Связи со мной не было, отправлять кого-то с донесением он не успел. Сплоховал. И он принял единственное решение, которое мог принять человек чести, — начать переговоры, приказав впустить в предвратный закуток только телегу с телами и пятерых «купцов» для переговоров. Этого хватило. Едва внешние ворота закрылись, «купцы» перебили караул и открыли путь остальным.
Протоколы. В голове они уже ложились на бумагу.
Угроза захвата заложников? Приказ номер один: тотальная блокада периметра, ни шагу назад. Приказ номер два: никаких переговоров без санкции из центра. Связи нет? Действовать по протоколу «Апокалипсис» — считать всех и вся за воротами враждебной силой. Без эмоций. Без героизма. Машина должна работать, даже если ее шестеренки сделаны из людей.
— И как венец всему — погода, — закончил де ла Серда с горькой усмешкой. — К вечеру землю окутал густой, молочный туман. Он ухудшил видимость на вышках до пары десятков шагов, исказил все звуки. Природа стала их союзником, укрыв их подход и сделав зарево пожара еще более зловещим.
Когда он закончил, в карете воцарилась тишина. Он вынес приговор — себе и мне. Мы строили идеальную крепость из стали и логики, а враг нашел в ней трещину из плоти и крови, чести и страха. И вошел в нее, как в собственный дом.
Когда последний отзвук его слов растворился в скрипе колес, де ла Серда откинулся на спинку сиденья. Препарировав свой провал и вынеся себе приговор, он теперь ждал исполнения — прямой, гордый, сломленный, вроде не согнувшийся. Впервые в его взгляде, помимо профессиональной горечи, проступило глубоко личное унижение.
— Я не справился, генерал, — голос его был тихим. — Моя система была рассчитана на солдат и шпионов, на прямолинейную подлость и корысть. Но не на гения, который мыслит так же, как я, но без капли чести. Я прошу принять мою отставку.
Долгое время я молчал, глядя в окно на проплывающие мимо унылые пейзажи. Горе о Любаве отступило, вытесненное ледяным потоком расчетов. Мозг уже перебирал варианты, раскладывал кадровый пасьянс, взвешивая активы и пассивы. Испанец был прав: он — блестящий фехтовальщик большой политики, мастер интриг, идеальный для дуэлей с европейскими дворами. Однако для защиты норы нужен не лев, а волкодав. Параноик, ищейка, видящий угрозу в каждом шорохе. И такой человек у меня имелся: Андрей Ушаков. Его ум, его въедливость, его абсолютное недоверие к человеческой природе — вот что требовалось Игнатовскому сейчас.
Вот только просто забрать Ушакова с Урала — значит разворошить осиное гнездо. Демидов вцепился в Андрея мертвой хваткой. Он устроит бурю, ведь он уже считает его своей собственностью, гарантией безопасности своей промышленной империи. Следовательно, нужна сделка. Обмен. Цепочка выстроилась в голове мгновенно: я забираю Ушакова, Демидов приходит в ярость, и тогда я предлагаю ему взамен де ла Серду. А что? Давно же ведь хотел это провернуть.
Да, придется поторговаться, возможно, уступить долю в каком-нибудь патенте или дать эксклюзивный подряд на что-то, но оно того стоило. На место Ушакова на Урал поедет испанец.
Ушаков в Игнатовском — это тоже временно. Его масштаб — вся Империя. Он должен возглавить мою службу безопасности, создать с нуля новую систему, написать уставы, подготовить кадры и затем отправляться в столицу. Создавать то, что в моей истории называлось Тайной канцелярией. Общегосударственную спецслужбу…
Но тут в безупречной логике расчетов щелкнул тревожный сигнал. Тайная канцелярия — это поле Якова Брюса. Его «кабинет», его сеть по всей Европе… Я вторгаюсь на его территорию. Яков Вилимович поддерживал меня, пока я был полезным инженером, но сотрет в порошок любого, кто посягнет на его монополию на информацию и тайные операции. Потерять поддержку Брюса — все равно что получить в спину нож, отравленный самим дьяволом.
Нет. Прямое столкновение — путь в никуда. Действовать нужно иначе. Не заменять, а дополнять. Не конфликт, а симбиоз. Брюс — это внешняя разведка, большая геополитика, агентура в европейских столицах. Его стихия, и он в ней гений. Ушаков — внутренняя безопасность: контрразведка, борьба с изменой, защита промышленных объектов, контроль над элитами внутри страны. Это две разные войны. Я приду к Брюсу с проектом создания двух независимых, но взаимодействующих служб. «Око» — внешняя разведка Брюса. И «Щит» — внутренняя безопасность Ушакова. Они будут обмениваться информацией, но подчиняться напрямую только Государю. Я предложу Брюсу не урезание власти, а ее упорядочивание и, по факту, усиление за счет нового инструмента. Сложно. Потребует виртуозных переговоров. Но это единственный путь.
За несколько минут молчания судьбы трех моих лучших людей и всей системы безопасности Империи были решены. Я переставлял их, как фигуры на карте, не спрашивая согласия, исходя из жестокой логики эффективности.
Я снова посмотрел на испанца. Он все так же ждал, не отводя глаз.
— Я подумаю над вашим предложением, капитан, — произнес я лишенным всяких эмоций голосом.
Он едва заметно кивнул, принимая мой ответ. Он не знал, что его судьба уже решена. Что вместо позорной отставки его ждет новое, еще более сложное поле битвы за тысячи верст отсюда. Он не знал, что этот разговор в тряской карете только что запустил цепь перестановок, которые изменят не только охрану Игнатовского, но и всю систему безопасности рождающейся Империи.
Вернувшись в Игнатовское, я попал в мир организованного хаоса. Скрип телег, вывозящих мусор, стук молотков, латающих пробоины в стенах, отрывистые команды… Моя система, получив страшный удар, запускала протоколы самовосстановления. На ходу отдав несколько распоряжений по разбору завалов и помощи раненым, я, миновав собственный кабинет, направился прямиком в цейхгауз. Там, в глубокой и надежной камере, под охраной дюжины моих лучших воинов, содержался главный трофей.