Фатерлянд

Его напарник на сегодня Тхак Чоль Хван уже выстроил перед палаткой людей для предстоящего рейда. Тхак был родом из города Капсан, что в провинции Янгандо. Ему недавно исполнилось двадцать четыре года. Помимо него, Чхве должны были сопровождать еще четверо. Двадцатидвухлетний прапорщик На Юн Хак, снайпер, родился в городе Канге, провинция Чагандо. Остальные трое носили звание старшин. Сон Па У, родом из деревеньки у подножия горы Мёхянсан, проходил службу в химических войсках; пхеньянец Ким Кён Ку был боксером и готовился к участию в Олимпийских играх. Обоим было по двадцати одному году, а третий — Ким Хан Ёль, переведенный в Девятьсот седьмой батальон из ВВС, — был старше на год.
Для них это был уже восьмой рейд, но Чхве не позволял своим людям расслабляться. Какими бы опытными ни были бойцы, предстоящая операция предполагала серьезные риски. Бронетранспортеры у поста «А» уже завели двигатели. Когда Чхве увидел эту технику в первый раз, больше всего его поразили резиновые покрышки с шипами и глубоким рисунком на поверхности. В Народной армии, конечно же, тоже были бронетранспортеры, но шины, как правило, были сильно изношены. Местная полиция передала корейцам всего восемь машин, и половину из них решено было переоборудовать: прожекторы и громкоговорители сняли и вместо них установили спаренные 14,5‑миллиметровые пулеметы, 30‑миллиметровую автоматическую пушку, АГС‑17 и противотанковые установки А-4. Дизельное топливо для БТРов было зарезервировано на автозаправке, расположенной к югу от контрольно-пропускного пункта «С». Заправка с эмблемой в виде морского гребешка находилась рядом с консульством марионеточного режима — Южной Кореи. Из-за близости к зоне оккупации владелец заправки уже готов был свернуть дело, но мэрия уговорила его остаться, и теперь Корпус был обеспечен топливом в полной мере.
Тхак Чоль Хван проинформировал команду и сотрудников полиции о том, что подозреваемый будет взят под стражу в другом месте, не у себя дома. Японцы были крайне удивлены; чувствовалось, что нервы у них взвинчены до предела. Тхак сказал, что процедура задержания остается прежней, затем проверил личности водителей бронетранспортеров и сверился с картой парка Охори. В свободное от службы время Тхак настойчиво изучал японский язык при тусклом свете лампочек командного центра и со дня высадки в Фукуоке спал не более трех часов в сутки.
Полицейские забрались в броневик. Никто не разговаривал. Рядом с соседним броневиком кланялся репортер из «Асахи симбун», приветствуя Чхве. Вчера журналист опоздал к началу рейда и был отстранен от освещения событий. Но отдел пропаганды внял его просьбам и восстановил аккредитацию, учтя, что недисциплинированный писака представлял крупнейший печатный орган Японии.
Бронетранспортеры двинулись вперед, здание стадиона осталось по левую сторону. Стоявшие по периметру лагеря часовые помахали им на прощание. Зрелище выезжавшего на задание отряда, несомненно, поднимало боевой дух солдат.
Справа по ходу движения располагалась пятиэтажная стоянка для автомобилей амбулаторных больных, посещавших медицинский центр. Чо Су Ём уже дважды побывал там в сопровождении муниципального служащего. Руководство центра было заверено, что ЭКК не станет чинить препятствия деятельности лечебного учреждения и постарается обеспечить все возможное для дальнейшего сотрудничества. Когда встал вопрос о проверке автотранспорта, служащие центра обещали, что не допустят действий, направленные против сил Корпуса. Наш долг, сказали они, спасать жизни и помогать больным, а не содействовать распространению агрессии.
Напротив больницы размещался большой торговый центр. Чхве еще не успел побывать в нем, но в отделе поставок и логистики ему рассказали, что здание представляет собой сквозную галерею с великим множеством магазинов. В самой середине был просторный, словно спортивный зал, магазин игрушек. Ким Хван Мок призналась Чхве, что такое обилие товаров едва не свело ее с ума. Соберите все игрушки в Республике, сказала она, скривив губы, и все равно не заполните этот зал!
  
С позавчерашнего дня все магазины стояли закрытыми, однако теперь, за исключением пабов и ресторанов, снова заработали, хотя и открывались к середине дня. Многие из торгующих, прослышав о большом заказе нижнего белья для солдат ЭКК, захотели установить деловые контакты с Корпусом.
За комплексом, по правому борту, находился пропускной пункт «С». Команда остановилась для проверки. Вокруг громоздились бастионы из мешков с песком, откуда торчали жала пулеметов. Совсем рядом были служебные помещения, принадлежавшие консульствам марионеточного режима и Китая, но корейцы без лишних церемоний захватили их для своих нужд.
Конвой въехал в жилой массив. Бронетранспортеры миновали буддийский храм, парк, несколько домов, какие-то здания, напоминавшие общежития, хозяйственный магазин, аптеку, супермаркет — продуктовый магазин, работающий круглые сутки, что для корейцев было в диковинку, и, наконец, достигли конца улицы. Повернув налево, они оказались на широком проспекте, похожем на взлетно-посадочную полосу. Под проспектом проходила ветка метрополитена, которая, судя по всему, вела к аэропорту Фукуоки; мелькали названия станций. Помимо метро, действовали и автобусные маршруты; вообще, на улице было полно народу и машин. Но как только появились бронетранспортеры Специальной полиции, проспект словно замер в оцепенении. Корейцы не включали предупредительных сирен, но транспорт и так прижимался к тротуарам. Люди выходили из магазинов и глазели на боевые машины. Чхве заметил, что за конвоем следуют несколько человек на велосипедах, и некоторые даже умудрялись фотографировать. В небе неожиданно появился вертолет телекомпании. Чхве часто смотрел фильмы, посвященные Освободительной войне, и больше всего его воодушевляли сцены, где показывали офицеров корейской армии, проезжавших на джипах по улицам отвоеванных городов Южной Кореи. Студентом университета он наслаждался кадрами из нацистских хроник: грузовики с эсэсовцами или танки вермахта на площадях. Даже самого простого присутствия военных достаточно для того, чтобы полностью изменить вид города.
— Вы считаете, что местные жители одобряют ваши рейды? — спросил репортер из «Асахи».
Чхве поморщился — вопрос показался ему глупым. Он что, думает, силы Корпуса являются мирной делегацией, чем-то вроде гуманитарной миссии? Завоевателя никогда не интересует, одобряют ли его действия. Его дело — добиться наиболее эффективного контроля над ситуацией. Если сохранение жизни местного населения больше способствует достижению поставленной цели, то это можно назвать политикой. Если же нужно убивать — то, что ж, пусть будет так! Этот идиот пока еще был жив лишь потому, что любое убийство вызвало бы сейчас неодобрение международного сообщества и повлекло военное вмешательство дислоцированных на японских островах войск США. Чхве захотелось грубо осечь дурака-журналиста, сломать ему челюсть, но он сумел взять себя в руки и ответил вопросом на вопрос:
— А вы-то как сами считаете?
— Кёаку, — ответил газетчик.
Чхве не знал этого слова, но, прикинув в уме, понял, что это сочетание иероглифов «зло» и «сила», и слово это означает воротил преступного бизнеса. Казалось, журналист был убежден, что многие жители Фукуоки радовались незавидной судьбе этих людей.
Чхве повернулся к уоррент-офицеру, чтобы договориться об использовании во время операции мобильной связи, и репортер был вынужден закончить свой расспрос. Хотя Чхве так и не ответил ему по существу, он принялся делать пометки в записной книжке. Вид у него был, как у школьника, впервые оказавшегося на пикнике. Отложив свой блокнот, репортер схватился за пристяжной ремень и с отсутствующей ухмылкой стал смотреть на улицу через бойницу в корпусе. «Экая дубина!» — в сердцах подумал Чхве. Он, конечно, слышал, что «Асахи» — ведущий орган японской прессы, но не мог понять, зачем ему прислали этого идиота. Тем более что журналист ни слова не знал по-корейски. Вот его коллега, старший репортер из «Ниси Ниппон симбун», прекрасно владел корейским и, несмотря на то что выглядел совершенной деревенщиной, задавал очень острые вопросы: например, его интересовало юридическое обоснование арестов японских граждан. Пока не прибыло подкрепление из ста двадцати тысяч корейских солдат, ЭКК не имел возможности создать полноценное оккупационное правительство, и поэтому все вопросы относительно правовых основ для принятия тех или иных мер были преждевременны.