Фатерлянд

— Я знаю, что перекрыть все дороги реально не получится! — кричал кто-то в телефон.
Сотрудники Министерства иностранных дел пытались объяснить властям Южной Кореи, США, Китая и Тайваня решение о запрете международных полетов, и, в частности, американцы очень резко отреагировали на ограничение авиарейсов с Гавайских островов.
В адрес правительства Японии поступали телеграммы с выражением сочувствия: от президента США и госсекретаря, от правительств Китая и Южной Кореи. Содержание посланий сводилось к одному: потрясенные случившимся, все предлагали свою помощь; при этом раздавались призывы сохранять сдержанность по отношению к Северной Корее ввиду того, что Фукуоку захватила повстанческая группировка. Также выражалась надежда на быстрое разрешение конфликта и на обеспечение безопасности мирных граждан.
Ямагива недоумевал, почему президент Соединенных Штатов не позвонил ему лично, а также почему никак не отреагировали на событие посол США и представитель американских сил в Японии? И отчего Министерство иностранных дел Японии до сих пор не провело консультаций с послами Китая и Южной Кореи?
Забытый всеми, Ямагива оставался сидеть на своем месте. Собственная бездеятельность удручала. За долгие годы работы в Банке Японии и затем на политическом поприще его ни разу так не унижали. Внезапно он поймал себя на мысли, что едва ли не впервые может наблюдать за тем, что на самом деле представляет собой типично японский процесс принятия решений. Все — министры, начальники бюро и их подчиненные — были целиком и полностью сосредоточены на вопросе о блокаде. Конечно, нельзя отрицать, что перекрытие коммуникаций — задача сложнейшая, но главный вопрос: что делать с террористами — не был решен. Его даже не обсуждали. Иными словами, никто не позаботился расставить приоритеты. Наивысший из них — разоружение террористов, и не в этом ли направлении Кидо, как глава правительства, обязан был вести работу?
Из полицейского управления Осаки поступил экстренный звонок. За круглым столом снова взволнованно зашумели. Ночью Фукуоку покинули несколько рейсовых автобусов, и сейчас они двигались по скоростному шоссе Санио. Было принято решение остановить их при помощи вертолетов и проверить всех пассажиров. Если среди них будут террористы и если они окажут вооруженное сопротивление, полиция откроет огонь на поражение — с этим были согласны Кидо, Сигемицу и Оикава.
— А если они возьмут заложников? — спросил последний.
Ответа на этот вопрос присутствующие не нашли.
Слушая обмен мнениями, Ямагива чувствовал нарастающее беспокойство. Впрочем, если бы он участвовал сейчас в процессе принятия решений, вероятно, он бы ничем не выделялся среди других.
Шел второй час ночи. Самые могущественные люди в Японии все еще заседали. Глаза премьера покраснели, голос секретаря кабинета, когда он разговаривал по телефону с губернатором Кюсю, сделался совсем хриплым. Все ослабили галстуки, кто-то расстегнул верхние пуговицы на рубашке. Одни, делая записи, жевали колпачки ручек, другие теребили себя за волосы. Даже женщины не думали о том, как они выглядят. Все были погружены в работу. В эти часы и минуты разрабатывались жесткие инструкции, направленные на мобилизацию деятельности сотен тысяч людей. Но насколько это все оправдает себя?
Ямагивой все больше овладевало ощущение безнадежности. Он переживал кризис среднего возраста и последние два года не мог обойтись без антидепрессантов. Они бы и сейчас ему не помешали. Какого черта, что происходит? Очевидно, что японское правительство не способно видеть всю картину целиком. В конце концов, в этом зале он присутствовал как простой обыватель, которого правительство должно защищать, и как простой обыватель он усомнился в том, что будет защищен. И если он понял это, значит, и остальные обыватели поймут.
Зал заседаний находился глубоко под землей и, понятное дело, окон не имел. Функцию окон — в широком смысле — выполняли телевизоры. На экранах возникло изображение светлеющего неба Фукуоки. «Эн-эйч-кей» и независимые телекомпании продолжали работать. Картинка, которую транслировала «Эн-эйч-кей», была, вероятно, сделана с крыши телевизионной станции. Под угрозой уничтожения террористы запретили любые полеты над «Фукуока-Доум», и даже дрон запустить было невозможно. Камеры показывали разбитые между стадионом и отелем военные палатки, вились дымки полевых кухонь. Время от времени оператор наводил объектив на вывешенный террористами флаг. Разумеется, не государственный флаг КНДР, поскольку террористы называли себя «повстанческой армией». На белом поле флага были выведены какие-то слова на хангыле.
  
Ямагива был впечатлен, хотя более нелепого места для лагеря трудно было подыскать. Но дело не в этом. Пока правительство Японии готовило блокаду острова, похоже, не совсем понимая, как ее проводить, корейцы успели разбить палатки, тактически грамотно расставить технику, часовых и устроить что-то вроде контрольно-пропускных пунктов.
Некоторые из министров предложили атаковать лагерь при помощи американских высокоточных ракет, которые хорошо показали себя во время войн в Персидском заливе, Ираке и Афганистане, но представитель Сил самообороны объяснил, что лагерь находится слишком близко к больнице. Даже если использовать бомбы с ограниченным радиусом поражения, уцелевшие террористы могут укрыться как в самой больнице, так и в других зданиях поблизости. Телекорреспонденты сообщили, что корейцы еще не заходили внутрь медицинского центра. Центр представлял собой значительных размеров здание, напоминающее лабиринт, с многочисленными помещениями, переходами и коридорами. Логичнее было бы сразу захватить его, но вместо этого террористы расположились на открытой местности.
Поблизости размещались консульства Китая, Южной Кореи и США. Однако их персонал был эвакуирован, как только пришло известие о захвате стадиона. Служащие американского консульства были перевезены на базу Йокота близ Токио; работники других консульств воспользовались скоростным поездом и автотранспортом. Успели провести эвакуацию небольшого научно-исследовательского института и школы для инвалидов, которые также находились рядом со стадионом. Но жители Фукуоки оставалась на местах. Полиция и управление пожарной безопасности знали, как действовать в случае стихийного бедствия, но захват — бедствие иного порядка, объявление об эвакуации могло бы посеять панику, к тому же власти не обладали достаточным количеством транспорта, чтобы вывезти большое количество людей.
Усталость брала свое. Доихара опустил голову на стол и заснул. Премьер-министр поспал час в соседней комнате. Министрам также выделили для отдыха несколько помещений. Помощников и референтов из соображений конфиденциальности решили не отпускать, и они, укрывшись одеялами, которые нашлись в запасниках, спали сидя.
За все это время никто даже не подошел к Ямагиве. Сигемицу велел ему оставаться до конца совещания, однако было не ясно, закончилось оно или еще нет. Ямагива подремал в своем удобном кожаном кресле — а почему бы и нет, подумал он с вызовом, в конце концов, его освободили от должности. Проснувшись, он готовил письмо об отставке, одним глазом следя за теленовостями из Фукуоки. Однако там с момента освобождения заложников на стадионе и разбивки лагеря ничего особенного не происходило.
Журналисты, похоже, выдохлись, исчерпав догадки. В общих чертах Ямагива соглашался с экспертами по делам Северной Кореи. Некий университетский профессор настаивал, что в Народной армии не может быть повстанцев; с ним соглашался корейский журналист, считавший, что если бунт, в принципе, и возможен, он не может быть столь блестяще организован. Но тогда, если захватчики никакие не «повстанцы», почему бы их не разоружить или даже уничтожить? Правда, никто из экспертов не мог объяснить, как заставить корейцев сложить оружие и какие, собственно, меры следует принять, поскольку никаких требований не было заявлено. Вопрос телеведущего, кем тогда могут быть эти люди, если они не являются повстанцами, остался без ответа.