Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие

Таннер тоже не помнил, чтобы Дафна уделяла особенное внимание ночному небу, если не считать случаев, когда они, лежа на спине, пялились на звезды — в те дни, когда это служило фоном для философских разговоров, курения травки или и того, и другого.
— Почему? Она не сказала?
— После того как я заставил ее посмотреть в лицо своим негативным ассоциациям — сказала. — Вал, похоже, гордился этим, как будто добился серьезного прорыва. — Она сказала, что не хочет увидеть то, что там скрывается.
— И что это значит?
— А это не должно что-то значить. Люди говорят самые разные глупости, лишь бы прервать разговор, который им не нравится.
Было очень похоже, что у Вала в таких делах большой опыт. Таннер снова посмотрел на доски.
— А еще что-нибудь на них было?
— Несколько статей об убийствах. Нераскрытых, кажется. И еще кое-что про… Я не знаю даже, как это назвать. Обратный эко-терроризм, что ли? Когда уничтожают природные объекты вместо того, что вредит экологии. Подробнее сказать не могу, я сужу только по заголовкам. Обсуждать это она не хотела. Очевидной связи между статьями не было, уж не знаю, что они для нее значили. Мне казалось, что с учетом всего произошедшего это не самые здоровые интересы. Но мое мнение и опыт в этом случае в расчет не принимались.
«Здоровые, — сказал он. — С учетом всего произошедшего». Ну да, Вал явно знал об Уэйде Шейверсе. По крайней мере столько, сколько Дафна готова была ему открыть. Он не смог устоять перед тем, чтобы научить жить неприкаянную высокую блондинку с призраками в синих, как лед, глазах и отметиной на щеке, достаточно заметной, чтобы стать причиной комплексов.
— Знаете… если подумать… она могла вернуться к парню, с которым встречалась до того, как мы познакомились. — На лице у Вала было хитрое выражение, типичное для людей, которые изо всех сил притворяются, будто им в голову вот только что пришла идея. — Аттиле?.. Вы знаете про Аттилу?
Таннер ненавидел, когда его заставали врасплох, но притворяться не собирался.
— Дафна, должно быть, забыла о нем упомянуть. — Уворот, выпад: — Их ведь было так много, знаешь ли.
Однако — Аттила. Она связалась с кем-то по имени Аттила. Таннер готов был поставить десять баксов на то, что к этому Вал с самого начала и вел. Он устроил и сыграл этот спектакль, как человек с ученой степенью по хитрожопости. Он знал, что Таннер приедет. Нужно было всего лишь рассыпать нужные крошки, позволить ему заглотить наживку. «А вас не сильно затруднит проверить, не вернулась ли она к Аттиле? Я бы и сам это сделал, да только врожденная трусость опять воспалилась, зараза».
— В субботу я случайно услышал, как она договаривалась о какой-то встрече по телефону, — продолжал между тем Вал. — Я подумал, что это как-то связано с ее занятиями йогой. Знаете, в последние несколько месяцев Дафна ею серьезно увлеклась. Я думал, что это здоровый интерес. Но теперь, вспоминая об этом — задним умом-то все крепки, — я не уверен, что звонок был как-то с этим связан. Можно было догадаться по ее тону.
— А что с ним было не так?
— Он был… — Вал притворился, будто подыскивает нужное слово. — Сожалеющим. Она словно о чем-то сожалела.
Если Дафна в чем и разбиралась, так это в сожалениях. Она их собирала, будто коллекционные карточки. Так уж она была устроена. Нет — переустроена.
— А Аттила, судя по имени, не из тех, кто увлекается йогой, верно?
— Он плохо влиял на нее тогда. И будет плохо влиять сейчас. У него, судя по всему, довольно… странные идеи.
— О чем?
— О господи. Обо всем.
У стола Дафны, на полу, стояла маленькая плетеная корзина для мусора. Таннер поставил ее на стол и вывалил внутрь оставленные Дафной телефоны и зарядки. Обхватил корзину рукой, прижал к боку и направился к двери.
— Прошу прощения? — окликнул его Вал. — Чужие вещи нельзя забирать, знаете ли.
Странное возражение, с учетом обстоятельств. Впрочем, Вал и сам был странным и становился все страннее. В последние несколько мгновений глаза его сделались стеклянными, а лицо — недоуменным, как будто он сам не знал, что говорил. Или не знал, чего на самом деле хочет добиться.
 
Таннер протолкнулся мимо него.
— А как еще, по-твоему, я смогу найти Аттилу?
Вал вместе с ним миновал беговую дорожку. На лестнице он похлопал Таннера по плечу.
— Мне неудобно об этом спрашивать, но… э-э… вы, случайно, не захватили чек на ее половину квартплаты?
Таннер сделал это, еще не осознав, что собирается. Он развернулся вполоборота, внезапно и резко, и вогнал кулак в живот Вала с такой силой, что тот согнулся пополам и отшатнулся на ступеньку, а потом, задыхаясь, повалился на пол. Даже если бы Таннер упражнялся в этом приеме, он не смог бы произвести большего эффекта. Горы закаляют человека, закаляют его кости и жилы. Делают его крепким, как изогнутые ветром сосны, которые цепко держатся за склоны и переносят любые испытания стихиями. Все это и ощутил на себе Вал.
Таннер не знал, почему это сделал. Возможно, из-за руки — этой самонадеянной руки на своем плече, почему-то вызвавшей омерзение. Руки, которая лапала его сестру, руки, которую Дафна никогда бы к себе не подпустила, если бы выросла такой, какой должна была вырасти.
За этим ударом стояли двадцать с лишним лет чувства вины. Таннер всего-то и должен был, как его просили, не спускать с нее глаз в тот день, вместо того чтобы поддаться на уговоры жившего через два дома соседа и пойти к нему играть в приставку от Nintendo. Сначала он колебался, но логика мальчишки была убедительна.
«Она на качелях сидит. Качаться она и сама умеет. Ничего с ней там не случится».
Наполовину свернувшийся в позе эмбриона, наполовину обмякший Вал таращился на него с пола, озадаченный, и обиженный, и разочарованный.
— Вы же… должны помогать людям, — выдохнул он.
Верно. Он должен был это делать. И всегда делал. Даже когда люди по глупости сами навлекали на себя беду. Забирались туда, куда не стоило, или отмахивались от мыслей о надежном снаряжении, или делали все правильно до тех пор, пока им в голову не взбредала та дурацкая идея, из-за которой они и влипали в передрягу. Все это не имело значения. Ты находил их, когда они терялись, извлекал их из ловушек, когда они туда попадали. Ты накладывал им шины и перевязывал их раны, поил их и согревал, и держал свое осуждение при себе, эвакуируя их с горы или из каньона. Спасение — значит, спасение. Верно, черт подери, он должен был помогать людям.
— Прости, — сказал Таннер. — Мне очень жаль.
Он протянул руку, чтобы помочь Валу подняться, и снова ощутил его — то самое омерзение, причину которого не мог уловить. Всего лишь пальцы и ладонь — у Вала они были такие же, как у самого Таннера. Однако от чего-то в этом прикосновении у него внутри все переворачивалось.
Ему случалось дотрагиваться до мертвецов — когда поиски приводили к погибшим и спасение оборачивалось вывозом трупа, — и они были совсем другими. Их руки становились из одушевленной материи материей бездушной. Энергия прекращала свой поток, когда рвалась доставляющая ее пуповина. Что звучало суеверно с точки зрения тех, кто этого никогда не ощущал.
С Валом ситуация была очень похожая, только хуже. Это было прикосновение не смерти и даже не разложения, а чего-то большего, чего-то, казавшегося чуждым самой жизни, желавшего разрушать и поглощать, потому что такова была его природа. Таннер как будто взялся за что-то, распавшееся в его хватке на куски, которые пытались воссоединиться, взобраться по его руке и заразить ее, словно гангрена.
Глаза Вала были расфокусированы и пусты, они больше не видели Таннера или, по крайней мере, не воспринимали его. Вал извивался и копошился на полу, словно не до конца контролировал свои конечности. Но он знал, что такое мусорная корзина, и она, похоже, была для него важна. Он потянулся к ней с координацией человека, впервые в жизни бросающего лассо. Ухватился пальцами за край, выхватил корзину у отшатнувшегося Таннера, и телефоны высыпались на пол.