Позволь чуду случиться (СИ)
План был простой — работать «стюардессой». Место защищённое, но в тоже время на виду. А значит, слух о единственной экси-стю будет расползаться, и, возможно, дойдёт до Жажи. А если он не свяжет такой слух с моей личностью, то уж в столице, в магическую школу точно заглянет в поисках прекрасной меня.
А раз так, то…
Туда я наведалась под присмотром своего начальника, Шефа Усатого. Он был рядом, хоть и не высовывался. А мне пришлось даже немного пошуметь, чтобы оставить след, чтобы меня заметили и запомнили.
Там-то я не стала рассказывать, что попала в мир через небесный портал, зато устроила истерику по поводу того, что у меня нет магии. Мне в самом деле было очень грустно, и в самом деле хотелось плакать. Но не было того жгучего отчаяния, которое я изображала, заливаясь слезами и рассказывая на ломаном местном о своей попранной мечте, о тяжёлой судьбе девушки из глухой провинции, которая так хочет выбиться с люди и стать магом.
Я уже и так знала, что друг мой Жажа был сто раз прав — магии во мне нет. Охрана Врат всё же профессиональная организация, где служат сильные и опытные маги, которые слёту определили, могу я на что-то рассчитывать или нет. Вот они-то мне сразу и сказали: нет, рассчитывать не на что! Магии нет ни капли и не будет никогда.
В школе магии меня запомнили, потому что выгнать меня оттуда было непросто. Я отказывалась уходить, а когда решительные студенты подхватили меня под белы рученьки, я цеплялась за стены, чем только могла, плакала и умоляла ещё разок поискать хоть искорку. И когда, наконец, меня выдворили за массивные двери школы, все, кто остался внутри (а мне было хорошо видно через стеклянные вставки), делали вполне однозначный жест руками, который был примерно равнозначен нашему верчению пальцем у виска.
Бру Шехмар, увидев картину выдворения меня в слезах и соплях, проникся.
— Зоэ, что же ты так расстраиваешься? — испуганно бормотал он, подхватывая меня под локоть в ближайшем переулке. — Ты же и так знала, что не возьмут. Ну не плачь, не плачь. У нас хорошо работать, и потом… тебе заплатят за то, что ты уже рассказала. А потом — и ещё заплатят. Ты не пропадёшь!
— Да я знаю, бру, — сказала, шмыгая в последний раз носом. — Это такая игра. Просто актёрская игра.
Он недоверчиво уставился на меня, продолжая шагать подальше от школы. Я улыбнулась и вытерла щёки в последний раз.
— Правда, не переживай. Разве у вас нет театров, где люди изображают то, чего нет на самом деле?
Бру довольно долго шагал рядом, время от времени поглядывал на меня, но так ничего и не сказал. И ещё через какое-то время, глядя на то, как я работаю, и наконец полностью и окончательно поверил в меня, в мои способности и таланты. И в то, что у нас получится выловить Жажу и не прикончить меня.
Я делала вид, что тоже уверена.
Но чем дольше продолжалось моё ожидание, тем тревожнее становилось. В голове рисовались разные ужасы, проигрывались сценарии событий один хуже другого, а когда ещё и предупреждение поступило, то я вообще готова был отказаться от своего плана.
И поэтому слова бру Карпуци о том, что Люка мне нужен прямо сейчас, оказались как никогда кстати. Да, мне в самом деле нужен был кто-то, кто обнял бы и утешил, успокоил
— Иди, эк, обними эту сильную девушку, свою невесту! Она сегодня герой. Ты можешь себе представить, чтобы такая молоденькая, такая маленькая, — это правда, я рядом с этими парнями из охраны Врат была, что воробей рядом со слонами, — и сама согласилась выманить на себя выворотня?
Люка едва заметно дёрнулся и глянул на бру охранника, который подмигнул, не прекращая улыбаться.
— Не переживайте, эк, он уже связан, поверх ещё магией спелёнут для верности. Вон карета, отбывает как раз, повезёт парня в одно очень надёжное место, — свободная рука бру теперь ткнула в сторону Врат. От них как раз отъезжала низенькая и какая-то нелепо-широкая карета.
— Зоэ, выворотень? Настоящий выворотень?! Где ты его нашла? — Люка смотрел на меня испуганно, и на этом бледном лице серые глаза казались огромными тёмными омутами, такими манящими, такими притягательными и такими взволнованными.
«Я ему не безразлична!» — пело что-то внутри.
— Это не я. Он сам…
А я видела в этих родных серых глазах боль и страх. Боль за меня и страх потерять… меня. И я мои губы вдруг стали кривиться от тех самых слёз, которые подсказывали — чудеса возможны.
— Он сам меня нашёл. Я на него свалилась, — и опустила взгляд, спрятала глаза — смешливые лучики-морщинки вокруг серых глаз до боли напомнили мне отцовские, и нслёзы подступали недопустимо близко.
— Свалилась? Откуда? — в его голосе слышался смех, хотя слова выдавали тревогу. А у меня в душе всё переворачивалось от этих насмешливых и тёплых интонаций.
Сдерживая слёзы радости, покусала губу и пожала плечами. Сказала честно:
— С неба. Мы с Кусимиром летели на воздушном шаре и попали в ваш небесный портал…
И вдруг будто молния ударила в голову. Паника вмиг завладела всем моим существом и я забыла, что смущалась.
— А Куся?! Где мой Кусимр?! Где кот? Он жив? — я кинулась к бру Карпуци, а потом — вслед далёкой уже приземистой карете.
— Чш, — охранник Врат твёрдой рукой перехватил меня, а потом развернул и вручил Люке. — Давай, парень, сделай уже что-нибудь, чтобы Зоэ успокоилась.
И Люка крепко обнял меня и прижал к себе.
— Всё хорошо, моя девочка, всё хорошо, — тихо шептал он и гладил меня по волосам.
Карпуци тоже не молчал:
— Зоэ, ну ты же умная! Неужели до сих пор не поняла, что твой кот — ангел? Ему нельзя навредить. Он сам — может, а ему — нет. Да вон он, смотри!
И правда, откуда-то от Врат ко мне летел Куся. Летел тяжело. Да и смотрелся странновато: широкий размах мощных крыльев, лебединая шея и… драный свитер. Тёмная, равномерно испачканная морда. А ещё — лапы. Они, тёмные, беспомощные и жалкие, висели под пузом, и выглядели так, что прямо горло болезненно сжималось .
— Бру Карпуци, — пискнула я из объятий Люки, — что с ним?
Бру, кажется, тоже следил за полётом кота, потому что тут же повернулся ко мне и, улыбаясь во все зубы, сказал:
— Думаю, просто замёрз.
Давя новую волну слёз, я глянула на Люку. Он с потрясённо приоткрытым ртом смотрел на Кусимира. А когда почувствовал, что смотрю на него, медленно перевёл взгляд на меня.
И я такое в этом взгляде увидела… Такое…
Лучше бы не видела!
Что там у него было во взгляде при нашей первой встрече в госпитале? Ненависть, презрение, гнев? Да ничего там не было страшного! А вот сейчас…
И я вырвалась из ставших подозрительно крепкими мужских объятий и раскрыла свои — для одного маленького лысого и замёрзшего спасителя. А смотреть на Люку не буду! Не буду, и всё!
— Кусенька, скотинка ты моя отчаянная! Иди я тебя согрею!.
Ухватила его, подлетевшего, обняла, спрятала под своей мантией и стала дышать на мёрзлого летуна в маленькую дырочку у ворота. Даже через одежду чувствовала, какой он холодный, как возится и, царапаясь, устраивается у меня за пазухой.
Повозился, устроился и затих.
Мужчины из отряда охраны расходились и тоже давали мне возможность не смотреть, не видеть, не замечать молчаливого Люку, стоявшего за моим плечом, и всей своей неподвижной фигурой задавал сложный вопрос без ответа.
Каждый из охранников прощаясь хлопал меня по плечу как боевого товарища, восхищался мужеством, решительностью или смелостью и благодарил, кто-то шутил и приглашал к себе в отряд, кто-то передавал привет Кусимиру. Я попрощалась с каждым. И всё боялась поднять глаза на Люку, который стоял, молчал, держал меня в объятиях.
— Зоэ, — тихо-тихо позвал он.
Я прикрыла глаза и ответила ещё тише:
— Что?
— Я должен тебе кое-что сказать.
Я запустила руку за пазуху и наглаживала ледяные уши-локаторы. Вздохнула решительно и разрешила:
— Говори, только давай пойдём ко мне.
Он только улыбнулся и вопросительно приподнял брови, мол, неужели уже всё и ты можешь говорить?