Убежать от заклятья или Моя чужая жизнь (СИ)

Стражник сморщился, оглядел меня сверху донизу и усмехнулся: — Приходи вечером в караулку, что в квартале Лудильщиков, мы тебя заработком обеспечим. Во дает пацан, сразу по бабам пошел.
Когда за стражником закрылась дверь, я перевела дух.
Значит, все-таки ищут. Пока мне везет, что не встретился никто, кто знает Арилио в лицо, но боюсь, что за дорогами, особенно в сторону Лаганио, они будут следить. Интересно, проверяют ли посыльную службу? Боюсь, что рисковать с письмами мне пока не стоит.
Я двигалась от лавки к лавке, в каждой следующей покупая все более и более пристойную одежду. В первой я обзавелась платьем поприличнее и тут же переоделась в глухой подворотне, укрывшись за вывешенными на просушку простынями. В следующей лавке я разжилась рубахой и проделала тот же самое. Добытое у старьевщика тряпье я кинула в кучу мусора, оставив только накидку — добротную шерсть можно было отстирать. Могу поспорить, она даже цвет поменяет после встречи с водой. Чепец я сменила на более целый и чистый, хоть и такой же старушечий и закрытый. Но отрастить волосы за одну ночь не под силам даже настоящим магам.
И, наконец, я нашла недорогое платье с тонкой тканью по верху лифа, там, где начинаются выпуклости, чтоб ни у кого не возникло подозрений в их искусственном происхождении. Время этого платья еще придет.
Я долго кружила по городку, пока не зашла в лавку с истинно женскими штучками. Поправив чепец, я вежливо обратилась к молодящейся женщине с белилами во все лицо и такими румяными щеками, будто она весь день гуляла по морозу. Яркие губы завершали картину. — Кхем... уважаемая... я очень расчитываю на вашу помощь.
О какую сказку я ей рассказала! Арабелла, а не пойти ли тебе в сочинтельницы? Я, то есть, та, в кого я перевоплотилась, недавно потеряла папеньку (тут я натурально шмыгнула носом — папеньку я и правда потеряла, я очень старательно его теряла, чтоб он потерялся и не нашелся больше). Дела нашей семьи стремительно покатились вниз... Я со вздохом провела рукой по потрепанному платью из недешевой, но потерявшей вид ткани. На меня обратил внимание молодой офицер. Ах, какой он красивый! Но маменька (шмыг, шмыг) не желая моего счастья, обкорнала мне волосы. Я стянула с головы чепец. Я стриглась чуть длиннее, чем носили парни, но все же слишком коротко для девушки. Белолицая лавочница сочувственно затрясла локонами. Я продолжала давить на жалость: сегодня вечером мы должны увидеться, когда маменька уйдет спать. Мне так хочется, чтоб мой милый захотел видеть меня снова, а может... даже сделает мне предложение... тут я мечтательно возвела глаза вверх.
По лицу лавочницы стало понятно, какие перспективы с милым она увидела в моей истории, но разочаровывать юную наивную (пф) невинную (ха-ха) девушку она не стала, к тому же, деньги на разочаровании не заработать, по крайней мере, не в этот раз. Из лавки я вышла обладательницей роскошных буклей и шиньона под цвет моих волос и набора из помады, белил, румян и краски для глаз. Пришлось истратить все, что осталось от первого золотого и разменять второй, но иначе мне из города не вырваться. Докупив в лавке по соседству штуку тонкого полотна, нитки, иголки и ножницы, я нашла недорогой, но чистый трактир, и сняла там комнату предупредив, что остановлюсь тут на несколько дней, пока не знаю, сколько. Хозяевам таверны, милой паре я сочинила очередную сказку, что жду мужа, который запаздывает. Ах, что я буду делать, если он не приедет, ведь даже документ мой у него.
Все, Арабелла, сиди тихо, шей одежду и жди, пока бандитам не надоест вглядываться в каждое юное личико.
Когда-то давным давно у меня получалось сидеть тихо. Но не теперь.
***
В следующие дни в моей сумке прибавилось две пары панталон, бюстье и рубаха. Я перестирала все, что было на мне и с собой. Сушить пришлось тут же. Я выспалась, казалось бы, на полгода вперед. Стараясь выбираться из комнаты как можно реже, я выходила только "во двор" и заказать еды, предпочитая поймать для последнего прислугу, чтоб не показываться в зале. Я покидала комнату только когда в коридоре никого не было, спускалась по черной лестнице и быстро пробегала по двору, стараясь ни с кем не встречаться. Внутри было неспокойно.
 
Вот и в этот раз я отодвинула засов, прислушалась и осторожно потянула за ручку. Рядом хлопнула дверь, и я замерла. Лязгнул замок, и густой бас с хрипотцой спросил у кого-то: — В соседней комнате кто? — Баба какая-то мужа ждет. Выходит редко, оно и понятно, — ответили ему. — Точно баба?  — Точно, я ее видел. Желаете проверить? — послышался смешок. — А то я и сам могу.
Меня начало колотить. Я подавила первый порыв запереться — они услышат лязг и поймут, что я подслушивала. — Ну если ты можешь, тогда точно баба. Ты свои хотелки-то поумерь, стража уж больно дорого берет, — голоса удалялись.
Я сидела под дверью и тряслась. Выждав с четверть часа я все-таки отважилась на вылазку. Вернувшись, я снова заперлась и принялась себя успокаивать: разумеется, в таверне живут и другие люди, и по большей части мужчины. А про мужчин мы уже знаем, что от них одни проблемы, и даже знаем, какие. Что изменилось от того, что я своими ушами услышала очередного мерзавца? Ничего. Ровным счетом ничего.
Я почти убедила себя, что все в порядке, я просижу в комнате еще пару дней и стану искать оказию в Лаганио, как снизу донесся визг. Кажется, детский. Я сама не поняла, как скатилась по лестнице в зал.
Пожилой, но еще крепкий мужчина с копной седых волос тащил за ухо мальчишку лет двенадцати, тощего и заморенного. Швырнув его на лавку он навис над ребенком: — Кто тебя подослал, тварь?
Мальчишка дрожал. Крепкие руки схватили его за плечи и встряхнули несколько раз. Голос был тот же, что я слышала из-за двери утром. Так вот он какой, сосед. Ну спасибо, что не лысый. Дважды спасибо. — Оставьте ребенка! — не выдержала я.  — А это еще кто? — старик (теперь я видела, что он достаточно стар) повернулся ко мне и вперился в меня нехорошим взглядом. А я в него. Жуткое лицо в морщинах, тонкие губы, нос крючком и бородавка рядом.
— Это ваша соседка, мужа ждет, — ввинтился трактирщик и успокаивающе заулыбался всем сразу. Ему скандалы ни к чему, и между двух постояльцев он выберет примирение и деньги.  — А, та баба из соседней комнаты, — старик осмотрел меня сверху донизу и провел рукой по своим волосам. Да, грива у него роскошная, я б от такой не отказалась.
— Что вам сделал мальчик? — Заступаешься? с чего бы? — Так бабы всегда за детев заступаются, — снова вылез трактирщик, и кивнула ему с благодарностью. — Вот и выясни у него, с чего он за мной следил, — старик швырнул мальчика ко мне и отряхнул руки, рассыпая искры. Значит, есть магия, и немалая.
Я не раз присутствовала при разговорах Антонии с детьми — они часто видят то, чего не замечают взрослые, а преступники, бывает, не принимают детей в расчет. Малолетних карманников и бандитских помощников отправляли в особый приют при Обители Пресветлых. Антония говорила, что вызнать у них что-то очень трудно — силен страх перед взрослыми преступниками. Но сейчас от того, что я могу сделать, зависит жизнь мальчика... я глянула на старика... а возможно, и моя.
Я крикнула трактирщику, чтоб принес кружку молока и пирог с яблоками, которым тянуло с кухни. Старик фыркнул и сложил руки на груди. — Ешь, — я поставила перед мальчиком тарелку с кружкой.
Мальчишка посмотрел на меня затравленным волчонком, пошмыгал носом и набросился на еду. — Ты следил за этим господином?
Он кивнул, не отрываясь от пирога. Старик сжал губы в тонкую полоску. — Зачем?
Мальчик утер рукавом молочные "усы" и вздохнул: — Коли я болтать буду, меня прирежут.
Старик начинал закипать, и я сделала ему знак рукой. Эх, сюда бы Антонию, она бы мигом и со стариком бы поладила, и с ребенком... Но Антонии нет, а я в Штудии не училась и три года дознавателем не работала. Придется выкручиваться с чем есть. — Кто твои родители. — Нету их. — С кем ты живешь?