Дом на берегу океана, где мы были счастливы

– Джошуа, я хочу ощутить твою кожу. Пусть она меня согреет.
Он без единого слова взял меня на руки, я повисла у него на шее и как можно теснее прижалась к нему.
Тут я была в безопасности.
И именно тут я хотела заснуть.
Нас приняла его кровать. Он снял с нас одежду, стараясь унять дрожь в руках. Я не отрывала от него глаз. Мне никогда не наверстать те взгляды, которыми я должна была его ласкать, но я не собиралась упускать ни один из тех, что мне подарили последние мгновения жизни. Джошуа накрыл нас простыней, спрятал нас. Мы были под защитой, одни во всем мире. Он лихорадочно пробежался руками по моему телу с той же пылкостью, что и раньше, он все еще хотел меня, и ему было важно, чтобы я это почувствовала, чтобы я ушла, сохранив уверенность в этом. Он видел не умирающую, а безумно влюбленную в него женщину.
Я так сильно любила его.
Так сильно.
Он был и навек останется тем, кто значил для меня больше всех на свете.
И пусть дочка простит меня…
Но он… он…
Он был моим любовником, моей любовью, моим дыханием, моим существованием…
Он был мной…
И мы до последней секунды сохраним любовь, которая больше всего-всего. Больше нас самих.
Мое тело разучилось желать. Но мое сердце еще умело.
Прильнув друг к другу, мы занимались любовью нашими глазами, кожей, сплетенными руками.
– Я люблю тебя, Джошуа…
Мой голос был не громче тихого шепота.
– Я не могу тебя покинуть, Мадди… не могу… Я люблю тебя. Я люблю тебя…
Я не сумела справиться со слезами.
– Я уйду вместе с тобой.
Я хорошо представляла, на что он способен. И если у меня остались хотя бы крохи власти над ним, влияния на него, я была обязана пустить их в ход. Мне нужно вытерпеть до тех пор, пока я не буду уверена, что он не уничтожит себя. Если он уйдет вслед за мной, наша встреча и эта ночь окажутся абсолютно бесполезными. Вся моя жизнь окажется бесполезной, если мне не удастся спасти его жизнь.
– Я запрещаю тебе.
– Я не допущу, чтобы ты снова покинула меня… тут не о чем говорить…
Я собрала все оставшиеся у меня силы, чтобы крепко прижаться солеными от слез губами к его губам. Он со страданием принял мой поцелуй.
– Я тебя никогда не покину, если Лиза узнает нашу историю из твоих уст. Пусть она услышит ее от тебя… Уведи ее в нашу музыку. Расскажи ей, кто такая Мадди.
– У меня не получится… без тебя ничего не выйдет…
– Сыграй за нас обоих… Сыграй для нее… Сыграй для своего сына… Сыграй для Натана… Не бросай его…
Он сжал меня сильнее. Я угадала его ответ – он любил сына. Я обнимала его, пока у меня оставались силы.
– Живи ради меня, Джошуа, и я не умру…
Он боролся, продолжал сопротивляться, но при этом не отводил взгляд.
– Я не жду обещаний… Я верю тебе.
Его тело, сотрясаемое рыданиями, окутало мое.
Мне было холодно.
Мне было так холодно.
Я больше не лежала в постели Джошуа. Где он? Я хотела позвать его, но не могла произнести ни слова. Во рту пересохло. Я попыталась пошевелиться. Мои руки и ноги были такими тяжелыми.
– Мама… мы здесь.
Рука на моей щеке. Ласка легкая, как пушинка. Тонкий аромат.
Лиза. Лиза была рядом. Лиза прижимала меня к себе. Моя голова лежала у нее на коленях. Где же Джошуа? Он должен быть со мной. Он мне нужен. Еще. Еще немножко, вместе с моей дочкой. Объединить их. Увидеть их вдвоем до того, как я уйду.
Мое дыхание ускорилось.
– Постарайся открыть глаза.
Веки сопротивлялись.
Последнее усилие. Я должна это сделать.
Я должна понять. Посмотреть на тех, кто сейчас со мной.
Глухие звуки разговора.
Мои веки задрожали.
Свет был мутным.
Мелькали проблески солнца.
Мне сразу стало ясно, где я, потому что у меня еще оставалось немного ориентиров.
Я лежала на диване.
Рояль. Рояль был на месте, и солнечный луч освещал его.
За ним обрисовались со спины два силуэта.
Джошуа и Васко.
Васко был здесь. Он приехал.
Оба мужчины моей жизни были вместе.
Васко повернулся ко мне, и я встретила его взгляд.
 
Он глубоко вздохнул. Потом его улыбка увлекла меня к сладости и радости существования, которое мы с ним разделили.
Я чуть пошире раздвинула веки, чтобы он смог понять все, что я была уже не в силах ему сказать.
– Сестричка…
Мои глаза надолго затуманились, а потом я разглядела Сюзанну и Аниту.
Своих потрясающих сестер.
Я попыталась заговорить с ними, но у меня не получилось.
Они склонились надо мной, обняли, принялись убаюкивать, и я улыбнулась, прижимаясь к ним. Потом они осторожно отпустили меня.
Лиза наклонилась надо мной, гладя по волосам.
– Я люблю тебя, мама.
Я должна была ей ответить.
Я же еще оставалась ее матерью.
Последнее усилие ради дочери.
– Я люблю тебя, – выдохнула я. – Живи, Лиза. И люби…
Она прильнула долгим поцелуем к моему лбу, затем подняла голову. Ее красота заворожила меня.
Моя дочка – ангел.
– Джошуа, – позвала она тихо-тихо.
Я поискала его. Он сжимал в объятиях сына. Когда они оторвались друг от друга, Натан с нежностью посмотрел на меня.
Джошуа занял место моей дочки рядом со мной.
И я снова ощутила его руки.
Теперь передо мной был только Джошуа и его глаза, и в них – бесконечная любовь.
На меня снизошло умиротворение.
Мадди вернулась, она была во мне.
Она присоединилась к Мадлен. Или, точнее, Мадлен присоединилась к Мадди? Какая разница.
Они помирились и теперь были единым целым.
Им больше не надо было сражаться друг с другом.
Смерть подарила мне целостность жизни.
Что бы я хотела увидеть в последний миг, будь у меня выбор?
Я много раз задавала себе этот вопрос. Но о таком совершенстве я бы и мечтать не решилась.
Меня окружали люди, насыщавшие мое существование, люди, которых я любила больше всего на свете.
Я была в объятиях Джошуа.
Я все еще была любима им.
Я услышу его музыку.
– Сыграй для нас.
  
Глава двадцать седьмая
 
Джошуа
Двадцать пять лет назад ты попросила меня сыграть для нас.
Двадцать пять лет я ждал этого момента.
И вот он наконец настал.
Мадди, я продержался двадцать пять лет. Без тебя. Ты подарила мне свое доверие и не сомневалась, что я его оправдаю и не оскорблю твою память.
Ну и вот…
Я сыграл для нас.
Я состарился для тебя.
Я рассказал твоей дочери, кем ты была, кем мы были когда-то.
Я принял твой приговор и остался жить ради тебя, ради Натана и ради Лизы.
Я защитил своего сына от моего помешательства на тебе.
И не жалею об этом.
Я сумел пригасить боль от раны, нанесенной существованием без тебя.
Я научился улыбаться.
Улыбаться им.
Желать им счастья.
И я надеюсь, что они счастливы.
Прости меня, Мадди, но я не смогу играть до самого последнего моего вздоха.
У меня нет сил. Мне их даже не хватает, чтобы сказать детям, что я их люблю. И что не будь их, я бы прыгнул.
И все же я присоединюсь к тебе с музыкой и с нашей с тобой главной мелодией “Мы”.
Как ты догадываешься, это играет не Натан и не Лиза.
Играет наш внук.
У нас есть внук, Мадди.
Он квинтэссенция твоей жизни, моей, нашей общей.
Однажды настал день, когда он заявил о себе.
Вскарабкался на табурет и устроился рядом с дедом, каковым я являюсь и которого он никогда не боялся, хоть я и старался не подпускать его близко, стремясь защитить от того, кем я был. Меня пугала сама возможность полюбить его.