Маленький адепт Великой тьмы (СИ)

— Ты чего свистишь? — Андрей поспешил распахнуть калитку, высунувшись на улицу, пока Семка еще раз не засвистел.
Однако не часто можно было увидеть столь взволнованного товарища. Семен аж едва ли не приплясывал на месте в нетерпении.
— Андрюха, побежали скорее к Калмыковым! У них, ягненок двухголовый родился, мать сказала, что Лукерьиха, их соседка, на поиски ведьмы вызвала попов из Покровского храма.
— А как же Надька? — Вопрос вообще сам собой вырвался, еще до того, как Андрейка всерьез осознал всю серьезность ситуации. Ну, Надька же их подруга, причем единственная, даром, что в последние недели в связи с поступлением мальчишек в школу, куда девчонкам вход заказан, общались они с ней гораздо меньше.
Дальше был суматошный бег по улице, в сторону дома Калмыковых, и уже на бегу окончательное осознание сложившейся просто таки ужасной ситуации. Вот уж кого Андрейка бы проклял со всем удовольствием, так это Лукерьиху. Вредная тетка, соседка Надькиной семьи, этим своим религиозным закидоном ведь всю семью Калмыковых, в которой, как рассказывала сама Надька, одна за другой на протяжении вот уже нескольких поколений рождались одни девчонки, практически под удар поставила.
Не зря Андрейкин отец говорил, приглушая голос: «попам только дай волю, они и самых крепких праведников на правеж поставят». Правда, это он говорил по поводу ситуации с самим Андрейкой, но саму-то суть деятельности церковников это все равно не меняет. Опять же в народе еще и такая поговорка бытовала: «Избавь и сбереги меня, господь, от долгогривого, а от лукавого я уж и сам как-нибудь сберегусь».
До дома Калмыковых добежали быстро, у них весь квартал и полверсты не составлял. Успели, возок с сидящим на облучке бородатым мужиком в черной рясе и в странной куполообразной шапке на голове все еще стоял возле Калмыковского дома.
Потихоньку, стараясь не привлечь внимание возницы, отодвинув одну из досок забора, минуя калитку, пролезли на территорию Калмыковского хозяйства. Зря напрягались, мужик в рясе как сидел с совершенно безучастным взором, так и оставался в неподвижности.
Меж тем на подворье Надькиных родителей раздавались женские крики, баранье блеяние и сочная мужская ругань. Двое черных, как грачи, монахов пытались вытянуть из хлева упиравшегося крупного черного барана. Похоже, его тоже записали, в отсутствие черного козла, в представители нечистых сил. Андрей еще удивился, отчего этот баран не ушел сегодня в поле вместе со всем остальным общественным стадом. Хозяйка, Матрена, Надькина мачеха, громкоголосо и безуспешно пыталась воспрепятствовать разорению ее хозяйства, да только что она могла в отсутствие главы то семейства?
— Где же Надька? — Спросил Андрейка скорее самого себя, а не друга.
— Надо в доме посмотреть, — высказал на этот вопрос свое предположение Семен.
Слава богу, или упрямому барану, но проскользнуть в дом удалось совершенно беспрепятственно, монахам абсолютно не до них было.
Надька отыскалась на полу, возле печки, в прихожей. Связанная кожаным сыромятным ремнем она валялась абсолютно незаметным со света кулем, Андрей даже чуть было не споткнулся об нее. Точнее, обязательно бы споткнулся, да обратил внимание на сдавленное мычание. Рот у Надьки тоже оказался заткнут.
В четыре руки мальчишки быстро освободили свою подругу и затихли, прислушиваясь, не возвращаются ли монахи за своей пленницей.
— У нас в чулане проход в сарай проделан, — первой сообразила, куда бежать, освобожденная ими подруга.
— В сарай нельзя, сейчас оттуда чернецы вашего барана тягают, — остановил порыв девчонки Семен.
— Подожди, Сема, — принялся рассуждать Андрей. — Скажи, Надя, у вас в сарае сейчас еще кто-нибудь, кроме барана, содержится?
— Не-ет, — помотала головой их подруга. — Козы с овечками ушли с утра вместе со всем стадом, а Бяшку мы сегодня дома оставили, у него с животом что-то. Наверное, съел что-нибудь плохое на лугу.
— Тогда в сарае нам вполне безопасно будет, барана то оттуда монахи уже вывели.
Очень вовремя они успели! Когда Андрейка последним в ту дверь, в чулане, заходил, входная дверь в дом как раз скрипнула, пропуская монахов, вернувшихся за своей малолетней пленницей.
 
Пока монахи в доме разбирались, куда это у них связанная ведьма сумела задеваться, ребята из сарая уже в огород выскользнули, оттуда в огород Лукерьихи, а там уж, высадив одну из досок ее забора, в придорожные кусты. Те по осени облетели, конечно, но все же, какой-никакой преградой для любопытных взоров послужили. Впрочем, никто и не смотрел в их сторону. Все соседи, оказавшиеся в этот час дома, включая и ту самую Лукерьиху, встав возле своих ворот, пытались высмотреть, что там, на подворье Калмыковых, происходит.
Из их улицы ребята удрали. Сами того не замечая, по знакомому пути, отмотали уже полдороги до школы, пока нашли в себе достаточно храбрости, чтобы остановиться.
— И куда мне теперь? — С горечью вопросила Надежда, с тоской оглядываясь в сторону дома. — Домой нельзя, наверняка там меня караулить станут, родных у нас в окрестных деревнях после мора, когда мамка умерла, не осталось, а ночевать на улице, так уже не лето вовсе. Быстро околею.
— А давай мы тебя к нашей учительнице, Варваре Аполлоновне отведем. Она очень добрая и умная. — Выдвинул идею Андрейка. По правде сказать, до него только в этот момент дошла все беспросветность Надькиного положения. Монахи же это… у-у! До недавнего времени они для простого православного люда вообще были властью, куда главней и суровей, чем даже царь и полиция. Правда, после выхода царских указов, лет десять назад, их права и возможности хватать всех встречных-поперечных были несколько урезаны, но по части борьбы с ведьмами и прочей нечистой силой они так и оставались главной и единственной инстанцией.
За отсутствием иных идей, к учительнице и направились.
По пути, совершенно не чуткий к чужим эмоциям Сеня еще дополнительно поинтересовался у Нади:
— А где вообще, тот двухголовый ягненок, про которого Лукерьиха говорила?
— Выкинули его сразу же, он же мертвый родился. Тятька снес на помойку. — Отозвалась девочка, еще сильнее пригорюнившись.
В тягостном молчании добрели до школы.
— Ушла уже Варвара Аполлоновна. Домой, к себе, ушла, — встретил их на пороге здания, грудью загородив проход внутрь, старик Трофимыч, сторож и истопник их школы в одном лице.
— А где она живет? — Сделал еще одну попытку исправить складывающуюся весьма скверную ситуацию Андрейка.
— Так известно где, на Ситцевой улице, — озвучил Трофимыч одно из основных мест проживания в их городе преимущественно «чистой публики».
— А где там? — Попытался уточнить дополнительно наш герой.
— Откуда я знаю, я там и не бываю никогда. Все, кыш, бегите отсюда! — Отмахнулся от них старик, закрывая школьную дверь перед самым их носом.
Хорошо еще, что эта самая Ситцевая улица, вопреки названию застроенная трех-четырехэтажными каменными домами, находилась от школы не так уж далеко, приунывшие ребята смогли дойти до нее без всякого труда. И вдвойне замечательно, что первый же молодой парень, одетый по господской моде, сразу же направил их по нужному адресу. Собственно, Андрейка потому его и выбрал для расспросов об их учительнице. Варвара Аполлоновна — девушка видная, про такую, наверняка, все окрестные молодые люди волей-неволей окажутся осведомленными.
— Что случилось, ребята? — Удивленно вопросила их учительница, обнаружив на пороге своей квартиры.
— Спасите, помогите, Варвара Аполлоновна, Христом богом молим! — Внезапно бухнулся на колени Семка. Андрей, чуть помедлив, последовал за ним. Решалась судьба их подруги, вовсе не время тут свою гордость показывать.
— Немедленно поднимайтесь на ноги и проходите в дом, — скомандовала опешившая от их напора молодая женщина.
А квартира то у их наставницы оказалась не такой уж и роскошной. Если оценивать по площади, так вряд ли больше Андрейкиного дома. Разве что мебель в квартире все же была побогаче: буфет в кухне, куда учительница привела неожиданно свалившихся на ее голову ребятишек, так вообще резной и лакированный.