Жара на Аляске (СИ)

— Ты пришёл сюда выпить кофе, верно? — спросил Бен, наливая его.
— Верно, — подтвердил блондин, делая глоток.
— У тебя в конторе стоит такой же кофейник, я, конечно, чертовски обаятельный тип, — усмехнулся Гамильтон, — но всё же не думаю, что ты станешь платить полтора доллара за чашку кофе, если тебе не приспичило со мной поговорить. Так в чём дело?
— Это, что, так бросается в глаза? — поразился Драко, ему всегда казалось, что он умеет скрывать свои эмоции, но, видимо, за годы жизни среди маглов он разучился это делать. Или просто Бен так хорошо умеет читать по лицам? Блондину хотелось надеяться, что верный второй вариант.
  
— Именно, — ответил Бен, словно подтверждая его мысли о втором варианте.
Малфой не знал с чего начать. Ему не хотелось признаваться, что на самом деле он пришёл разузнать, а не собирается ли Гамильтон сделать предложение Сазерленд наравне со всеми.
— Придётся тебе помочь, — сказал Бен, взяв в руки сахарницу, он стал наполнять её. — Если у мужчины на лице написано: “А не пошли бы вы все”, — значит, тут замешана женщина, Гермиона?
— Ну да, — Драко не видел никаких причин отрицать это. — Пит Левингуд сделал предложение Гермионе, — поднеся ко рту кружку горячего кофе, он наблюдал сквозь поднимающийся пар реакцию Гамильтона. На лице повара ничего не отразилось.
— Говорят, — кивнул он.
— Возможно, у кого-то ещё в городе имеются такие же намерения, — сказал блондин.
Бен усмехнулся и стряхнул крошки сахара с ладоней.
— Тебя удручает, что кто-то другой интересуется Гермионой? — прямо спросил старый моряк.
— Пожалуй, это меня немного беспокоит, — нехотя признался Малфой.
Гамильтон облокотился на стойку и, похоже, ждал продолжения.
— Знаю, что ты спросишь, — сказал Драко, прежде чем Бен успел задать вопрос. — Ты хочешь понять, что меня удерживает? Если я так обеспокоен тем, что она может выйти замуж за другого, почему я сам не сделаю ей предложения? Должен тебе сказать, что на это есть целый ряд веских причин. Во-первых, и это самое главное, я не хочу, чтобы меня заставляли это сделать. Человек не может так легко относиться к браку или, по крайней мере, не должен, — он имел в виду Пита и остальных. — Во-вторых, — он повысил голос, — я не позволю, чтобы какая-то баба диктовала мне, что я должен и чего не должен делать со своей жизнью.
На лице Бена появилась хитрая улыбка.
— А на меня ты чего орёшь?
Малфой прикрыл глаза и беспомощно помотал головой.
— Будь я проклят, если знаю, — он никак не мог отделаться от мыслей о родителях, о том, как несчастливы они были.
Ехидная улыбка сползла с лица Гамильтона, и он серьёзно сказал:
— Может, тебе надо сначала решить, любишь ли ты её вообще?
Блондин приподнял левую бровь. Будто он не пытался понять это вчера.
— Я и сам не знаю, — вырвалось у Драко.
— А как насчёт детей миссис Сазерленд? — поинтересовался Бен.
— Я от них без ума, Хьюго и Роза потрясающие ребятишки, — немного расслабился Малфой.
Гамильтон окинул его таким взглядом, как будто видел впервые.
— Ты ведь вообще не думал, что когда-нибудь сможешь влюбиться, — уверенно заявил он. — Во всяком случае, пока тут не появилась Гермиона с детьми, ты полагал, что совершенно счастлив.
— Я и сейчас счастлив, — резко возразил Драко.
— Оно и видно, — пробормотал повар и ушёл на кухню.
— Счастлив, чёрт подери, — крикнул блондин ему вслед.
— Ладно-ладно, — откликнулся старик, вернувшись обратно, его явно забавлял этот разговор. — Ты настолько счастлив, что орёшь не своим голосом от того, что Гермиона может выйти за кого-нибудь другого. Будь осторожен, Блэк, вдруг она действительно это сделает. Что ты тогда запоешь?
Малфой одарил Гамильтона убийственным взглядом и, положив с размаху деньги на стойку, вышел на улицу. Постояв несколько минут около пикапа, он сел в него и поехал к конторе. Быстро закончил все дела и помчался в ангар, пора было подниматься в воздух.
В воздухе было спокойнее думать. Рёв двигателей заглушал всё, кроме мыслей в голове у Драко. Говорят, лётчик неукоснительно должен придерживаться только двух законов: закона притяжения и закона средних чисел. Тот, кто это сказал, забыл ещё об одном законе — законе природы, физическом притяжении между мужчиной и женщиной.
Гермиона сводила его с ума. Никогда ещё ни одна женщина так не привлекала Малфоя. Несколько поцелуев, которыми они обменялись, буквально сразили его. Ему не составляло труда представить, что было бы, окажись они в одной постели. Он хотел её, однако, даже святой не смог бы обвинить его в несдержанности.
Сомнения грызли Драко, лишая уверенности в себе. Он, конечно, не был в восторге от затеи Кристиана, но не видел в ней ничего нечестного или безнравственного. Они никого не обманывали, не хотели никого ни к чему принуждать. Далеко не все склонны к романтическим видам отношений, но это личное дело каждого.
“О, Мерлин, как же втолковать это Гермионе!” — простонал Драко. Предложение работы, а не брака, предполагало, что, когда дело коснётся романов, каждый волен сам принимать решение. Это-то уж точно в интересе не только мужчин, но и женщин.
Мысли о брошенных ею обвинениях привели Малфоя в бешенство. Он стиснул зубы. Однако, ей не понадобилось много времени, чтобы поднять вопрос о браке — это злило его.
Хочет ли он жениться на ней? Любит ли он её?
Почему-то на высоте тридцати тысяч футов было легче и спокойнее обо всём этом думать. Что он знает о любви? Чертовски мало, сознался он себе. Сколько Драко помнил свою сознательную жизнь, отношения между его родителями были неважными, брак их был заключён по договору между семьями и оказался весьма неудачным. Они не любили друг друга, уж Люциус точно не питал нежных чувств к Нарциссе. Блондину в детстве казалось, что мать любит отца, или он лишь хотел так думать? Став старше, понял, что это не так. Но тогда он был уверен, что Нарцисса хотя бы уважала Люциуса, но и это быстро прошло, когда она узнала о его измене и поняла, что это известно друзьям мужа. Затем, всю свою жизнь она посвятила воспитанию сына, а когда вернулся Реддл, стала пытаться защитить Драко от него. А в день приезда в Уайт-Маунтин неожиданно призналась, что в Хогвартсе была влюблена в другого парня.
Смотря на другие чистокровные семьи, Малфой быстро сделал для себя один простой вывод: там, где не рождается больше одного ребёнка — брак такой же неудачный, как и у его родителей. Если не считать тех, кто не мог больше заводить детей из-за слабого здоровья. Поэтому теперь он мог признаться себе, что всегда завидовал большой семье Уизли: муж и жена не стали бы заводить семерых детей, если бы не любили друг друга.
После того, как Драко вернулся с первого курса Хогвартса, он узнал, что Нарцисса из супружеской спальни переехала в другую комнату. Насколько он знал, мать с отцом никогда больше не спали вместе, даже когда в поместье жил Тёмный Лорд. Тогда Люциус уже не посещал свою любовницу, но жена к нему всё равно не вернулась.
А когда на их поместье напали возмущённые победители, Нарцисса даже не пыталась спасти мужа, она думала только о сыне, а о Люциусе, кажется, совсем забыла. Может быть, она была даже рада, что, наконец, избавилась от него? От этой мысли по спине Малфоя пробежал холодок, он не хотел думать, что его мать желала остаться вдовой — это было уж как-то слишком.
Одно Драко понял точно: родители не могли научить его любви, так как сами ничего в ней не понимали. Они не знали, что такое семья и как надо в ней жить. Сам Малфой не знал, что такое любовь, пока не приехала Гермиона.
Голова его заполнилась мыслями о Сазерленд и её детях. Если она чувствует себя связанной контрактом, то он освободит её от любых действительных и выдуманных обязательств, решил для себя Драко. Она сможет уехать. Он лично проводит её с детьми в Фэрбенкс и отправит дальше, чего бы ему это ни стоило.
Сердце у Малфоя защемило при мысли, что он может потерять Гермиону. Но если он признается, что любит её, ему придётся принять решение, а к этому он тоже не был сейчас готов. Чёрт возьми, они встретились всего две недели назад, но одно было совершенно ясно: он уже не мог представить Уайт-Маунтин без неё.