Бледные

Концерт закончился ближе к полуночи, и готы принялись растекаться по округе все теми же черными, боязливыми ручейками. Они ныряли в темноту, растворяясь в ней без лишних слов и эмоций. Только небольшая компашка с Максом и Блодвен во главе отправилась на трамвайную остановку. Мы со Славиком, естественно, последовали за ними.
Странное то было шествие, перепугавшее и случайных забулдыг, которые дрыхли в парке рядом с «Семерками», и немногочисленную гопоту, потерявшую дорогу домой. К счастью, до нас никто не доебывался. То ли и правда удивление было слишком сильным, то ли попросту никто не рисковал нарываться на столь многочисленную компанию бледной молодежи во всем черном. Лишь троица обычной шпани синхронно рассмеялась, когда мы прошествовали по парку в сторону остановки. Рассмеялась и вернулась к распитию «плодово-ягодного». Лето отцветало, в головах у людей еще плавал хмель и тепло. Скоро его сменит осенняя меланхолия и злоба. Тогда так просто по парку ночью ты уже не прогуляешься, не лишившись пары зубов, а то и жизни. Впрочем, доебов в тот вечер мы не миновали. А виной всему двое пьяных пацанов с Окурка, которые ехали на трамвае домой.
  
– Гля, Камыш, какая цаца, – заржал один из них, как только Блодвен устало плюхнулась на сиденье в хвосте трамвая рядом с Максом.
– Ничо так сиськи, – согласился Камыш – болезненно худой, с желтой пергаментной кожей и пьяными злыми глазками. – Девушка, а, девушка? А вашей маме зять не нужен?
– Расслабься, родной, – вздохнула Блодвен. – Моя маман таких, как ты за пять минут пережует и вздернуться заставит.
– У, страшно, – гоготнул первый. – Слыш, Камыш, а может рискнем?
– А чоб нет, Слив. Можно и рискнуть, – кивнул Камыш, поднимаясь со своего места. Икнув, он сделал пару шагов вперед, а потом недоуменно посмотрел на того, кто преградил ему путь. – Ты чо, блядь, бессмертный?
– Отнюдь, – буркнул Славик, задрав подбородок. Шпану его ответ только повеселил.
– А ты чо такой бледный-то? – нахмурился Камыш, смотря на Розанова сверху вниз. – Глаза подвел еще, как баба. Пидор, что ли?
– Отнюдь, – повторил Славик. – Гетеросексуал.
– Точно пидор, – откликнулся Слива. Он пока предпочитал сидеть на своем месте, но в голосе послышались злые нотки. Шпана постепенно распалялась, как было всегда. Теперь им достаточно одного неправильно брошенного слова, чтобы доебаться и кинуть предъявы.
– Что-то ты на пидорах помешанный, родной, – заметила Блодвен. – Попка в прошлом не страдала?
– А давай я тебе на клыка дам, там и узнаешь, на чем я помешан, – усмехнулся Камыш, делая характерное движение тазом.
– Оставьте девушку в покое, – потребовал Розанов, напоминая шпане о себе. Вместо ответа Камыш вытащил из кармана китайскую «бабочку» и, раскрыв ее, со злобой посмотрел на Славика. Тот, опешив, сделал шаг назад.
– Съебал бы ты, а? – шепнул ему Камыш. – И вы, бледные, тоже бы съебали. А бабы пусть остаются. Покажем им кой-чо веселое.
– Угомонитесь, пацаны, – встрял в разговор незнакомый мне крепкий парень в черной безрукавке и джинсах. Он отстегнул от пояса металлическую цепь и намотал ее на кулак.
– А ты типа хахель ейный? – уточнил Слива. – Чо ты впрягаешься?
– Не хахель, – передразнила Блодвен. – А друг, залупа ты стоеросовая. Но он прав. Угомонились бы вы, а?
– Итак, – подал голос Макс, выходя вперед. Он мягко оттеснил от Камыша Славика и с улыбкой посмотрел на нож. – У нас два пути, господа. Разойдемся по местам, согласно купленным билетам? Или же продолжим беседу в деструктивном тоне и постепенно перейдем к драке?
– Чо? – нахмурился Камыш, выставив нож вперед. – Чо ты, блядь, несешь?
– Говорю, что либо расходимся мирно, либо мы вам дадим пизды.
– А сдохнуть не ссышь, бледный? – зло рассмеялся Слива, выглядывая из-за плеча своего друга. Камыш в подтверждение этих слов приставил нож к шее Макса, но гот даже не дрогнул. Напротив, его глаза весело заблестели, а на губах появилась улыбка.
– Все мы, когда-нибудь, сдохнем, как вы выразились. И станем едой для червей. Сегодня, завтра, через десять лет. Без разницы. Финал пути у каждого един. Однако у вас, как и у нас, есть выбор. Забавно, но хоть в этом мы похожи, да?
– Чо?
– Выбор. Он есть у каждого. Утром, думаю, вы не вспомните этот разговор. Сейчас в ваших головах плещется не разум, а хмель. Но выбор вы сделать все же можете. Проснуться утром с больной головой или не проснуться вовсе.
– Ты попутал? – буркнул Камыш. Он слишком сильно сжал рукоятку ножа, так, что костяшки побелели. Но в его голосе я услышал и кое-что другое. Страх. Шпана привыкла к тому, что их жертвы сочатся страхом. А голос Макса был ровным, тихим, вежливым и равнодушным. Он не боялся смерти, которая слюдяно поблескивала на острие ножа. Более того, он готов был ее принять. И шпану это напугало.
– Ебнутый какой-то, – согласился Слива. В его голосе поубавилось уверенности. И Макс это заметил.
– Вы не представляете насколько, – усмехнулся он. Камыш вздохнул и, косо посмотрев на остальных готов, нехотя убрал нож. Улыбка Макса стала шире. – Правильный выбор.
– Ты точно ебнутый, – повторил Слива. – Своей смертью ты не умрешь. Бля буду.
– Нашу жизнь определяет выбор, который мы делаем, – ответил Макс и, обернувшись, добавил. – Когда придет мое время, я встречу смерть, как старого друга. Не боясь и смотря ей в глаза. Мы все мертвы. Просто вы еще не знаете об этом.
– В пизду, Слив. Нахуй. Погнали, – вздрогнул Камыш, когда до него дошел смысл сказанного. Шпана покинула трамвай на ближайшей остановке, и, как только двери за ними закрылись, Макс и Блодвен синхронно рассмеялись.
– Ну ты выдал, – утерев слезящиеся глаза, воскликнула Блодвен. – Чисто Брендон Ли в «Вороне».
– Ожидаемо. Стоит пофилософствовать на тему смерти, как весь гонор исчезает, – зевнул Макс. Он тепло посмотрел на Славика и благодарно тому кивнул. – Приятно, что ты заступился за Настю. Это редкость в нашем мире.
– Я так воспитан, – хмыкнул Славик. Румянец пробился через грим, что повеселило остальных. – Какой бы грубой ни была девушка, долг мужчины защищать ее.
– Ну, родной, тут и парировать нечем. Ладно, Эндрю, – Блодвен кивнула в сторону парня в безрукавке, который снова прицепил цепь к джинсам. – Ему подраться, что чихнуть. А ты? От горшка два вершка, а не испугался.
– За мной правда. У кого правда, тот сильней, – насупился Славик. – И рост у меня нормальный для моего возраста и телосложения.
– Не обращай внимания, – перебил его Макс. – Говорю же, либо ты привыкнешь к этой язве, либо будешь избегать ее до конца своей жизни.
– Тебе не было страшно? – тихо спросил я, оборвав веселый смех. И тут же смутился, когда готы на меня посмотрели.
– Нет, – коротко ответил Макс. – Мне не было страшно.
– Он мог ударить.
– Нет, не смог бы. Я видел глаза тех, кто мог бы ударить. У него были другие глаза. Пьяные и напуганные, – улыбнулся он. – И, как видишь, оказался прав.
– Я бы так не смог, – шепнул я, но Макс услышал. Он понимающе кивнул и положил ладонь мне на плечо.
– Потому что боишься. Убивает не нож и не пьяная шпань. Убивает страх.
– Так, хватит философствовать, – рявкнула Блодвен. – Наша остановка. А значит, нас ждет унылая рожа Пью и, надеюсь, полный холодильник приличного вина.
Слепой Пью тоже жил в Грязи, минутах в десяти ходьбы от моего дома. Жил он в типичной хрущевке, которыми застроен был каждый район нашего города. Хрущевке маленькой, тесной и по-хорошему неформальской. Сегодня в эту хрущевку набилось какое-то запредельное количество народу, причем преимущественно готы всех сортов и расцветок. Мы со Славиком не сдержали удивления и раскрыли рот, когда переступили порог квартиры.
  
На стенах висели пожухлые плакаты из музыкальных журналов, странные картины, которые здоровый человек попросту не мог бы нарисовать, пахло сигаретами, вином и потом, а из глубин квартиры до нас доносилась музыка.
– «Реквием» Моцарта, – озвучил очевидное Славик.