Друзья в верхах

У Брунетти было слишком мало информации, чтобы ответить на полуриторические вопросы о смерти Каппелли, и поэтому он заговорил примирительно:
— Прошу вас простить мое неведение относительно смерти вашего партнера и действий людей, ответственных за расследование, синьор Гавини. Я звоню вам по поводу совершенно другого дела, но после того, что вы сказали, начинаю подумывать: а нет ли между ними связи?
  
— Что вы имеете в виду? — Гавини все еще пребывал в запальчивости, однако в его голосе появилась заинтересованность.
— Я звоню по поводу смерти, имевшей место здесь, в Венеции, смерти, которая выглядит случайной, но, возможно, не является таковой. — Он ожидал вопросов Гавини, но тот молчал, и Брунетти продолжил: — Человек упал со строительных лесов и умер. Он работал в Кадастровом отделе муниципалитета. В момент смерти в его бумажнике лежал листок с телефонным номером, но без кода города. Вполне вероятно, что номер — ваш.
— Как его звали? — спросил Гавини.
— Франко Росси. — Брунетти дал адвокату время порыться в памяти. — Это имя вам о чем-нибудь говорит?
— Нет.
— Есть ли возможность выяснить, не имел ли Франко Росси дела с вашим коллегой?
Гавини довольно долго прикидывал и наконец сообразил:
— У вас есть номер его телефона? Я мог бы проверить записи телефонных разговоров, — предложил он.
— Одну минуту, — попросил Брунетти и наклонился, чтобы открыть нижний ящик своего стола. Он вынул телефонную книгу и проверил данные, имеющие отношение к Росси. Нашел его адрес и продиктовал Гавини домашний телефон; поискал в справочнике страницу с номерами телефонов Кадастрового отдела и назвал их. Если Росси был настолько опрометчив, чтобы позвонить в полицию со своего мобильного, он вполне мог звонить адвокату из своего кабинета или принимать там звонки.
— Мне потребуется время, чтобы проверить учетные записи, — сказал Гавини. — Меня ждет посетитель. Но как только он уйдет, я перезвоню вам.
— Может быть, вы попросите секретаря сделать это вместо вас?
В голосе Гавини неожиданно появились нотки настороженности.
— Нет, думаю, мне лучше сделать это самому.
Брунетти заверил, что будет ждать звонка, сообщил свой прямой номер и положил трубку.
Телефон, который отключили несколько месяцев назад; старуха, которая не знала никого по имени Франко Росси; компания по прокату автомобилей, где не было такого клиента; теперь вот партнер адвоката, убитого в своем кабинете. Брунетти хорошо понимал, что может впустую потратить время, если пойдет по ложному следу, выберет неверное направление. Однако даже в том случае, если след верный, пока абсолютно неясно, куда он приведет.
Подобно моровой язве, поразившей сынов Египта, ростовщичество, аки чума, терзает сынов Италии, неся им неисчислимые страдания. Банки неохотно выдают кредиты и, как правило, лишь при условии такой гарантии финансового обеспечения, которая делает заем бессмысленным. Предпринимателю, получающему в конце месяца мизерную выручку, или торговцу, чьи клиенты задерживают выплаты, краткосрочный кредит попросту недоступен. И все это накладывается на столь характерную для итальянцев ленивую неторопливость в оплате счетов.
Все знают, но лишь немногие говорят вслух, что эту брешь заполняют gli strozzini — ростовщики, эти сомнительные личности, которые согласны предоставить заём на любое время и с минимальными гарантиями обеспечения. Их процентные ставки с лихвой компенсируют риск, на который они идут. Впрочем, о риске здесь вообще следует рассуждать скорее в академическом смысле, поскольку строццини используют методы, практически лишающие их клиентов — если этот термин тут уместен — возможности не возвратить занятые деньги. У одних людей есть дети, а ведь их можно похитить; у других — дочери, которые могут подвергнуться насилию; и у каждого есть одна-единственная жизнь: прервать ее нетрудно — все равно что дунуть на огонек свечи… Время от времени в прессе появляются сообщения о странных происшествиях, и есть все основания полагать, что причиной их стала просрочка платежа или погашения займа, сделанного у строццини. Но люди, имеющие отношение к этим историям, редко оказываются в поле зрения полиции: их надежно защищает стена молчания.
Размышляя об этом, Брунетти поймал себя на мысли, что не может вспомнить ни одного случая, когда удалось бы собрать достаточное количество доказательств для вынесения обвинительного приговора по делу о ростовщичестве — преступлении, означенном в законодательстве, однако не часто фигурирующем в зале суда.
Комиссар удобно устроился за столом и дал волю воображению и памяти. Он пытался со всех сторон рассмотреть тот факт, что в бумажнике Франко Росси в день смерти находился счет с записанным на нем телефонным номером офиса Сандро Каппелли. Каким Росси показался ему, Брунетти, когда приходил по поводу документов на квартиру? Росси серьезно относился к своей работе — это было, пожалуй, самым сильным впечатлением, которое он оставил у Брунетти. Скучноватый, более вдумчивый, чем можно ожидать от такого молодого человека, Росси тем не менее был ему симпатичен.
Брунетти не удалось додуматься до чего-нибудь полезного в расследовании: он слишком плохо представлял, что произошло с Росси на самом деле, но зато он сумел скоротать время в ожидании звонка Гавини.
Брунетти снял трубку, как только телефон зазвонил.
— Синьор комиссар. — Гавини, назвавшись, немедленно перешел к делу. — Я просмотрел оба журнала: с записями адресов и телефонных номеров клиентов и с записями входящих и исходящих звонков. — Брунетти был весь внимание. — Клиент по имени Франко Росси не значится, но Сандро звонил на его номер три раза в течение последнего месяца своей жизни.
— Куда он звонил? Домой или на службу? — спросил Брунетти.
— Это имеет значение?
— Все может иметь значение.
— Он звонил Росси в Кадастровый отдел, — уточнил Гавини.
— Сколько по времени длились звонки?
Перед собеседником Брунетти, видимо, лежал открытый журнал, потому что он ответил без запинки:
— Двенадцать минут, шесть и последний — восемь… А вы не знаете, звонил ли Росси Сандро?
— Я еще не проверял его телефонные разговоры, — признался Брунетти, не чувствуя ни малейшего смущения. — Я получу данные завтра. — Тут комиссар вспомнил, что этот человек адвокат, а не его коллега-полицейский и он не обязан отчитываться перед Гавини или делиться информацией. Вот добывать информацию — это его работа. — Как зовут следователя, который ведет это дело? — спросил Брунетти.
— А почему вы интересуетесь?
— Я хотел бы поговорить с ним, — заявил Брунетти. Последовала долгая пауза. — Вам известно его имя? — настаивал Брунетти.
— Риджетто, Анжело Риджетто, — последовал лаконичный ответ.
Брунетти решил, что на сегодня хватит. Он поблагодарил Гавини, не давая ему обещаний позвонить по поводу телефонных звонков Росси, и положил трубку, озабоченный внезапной холодностью, с которой Гавини произнес имя человека, ответственного за расследование убийства его партнера.
Он сразу же позвонил синьорине Элеттре и попросил ее раздобыть данные обо всех звонках, сделанных с домашнего телефона Росси в течение последних трех месяцев. Когда он поинтересовался, можно ли узнать добавочный номер Росси в Кадастровом отделе и проверить его, она предложила сделать распечатку и этих звонков за последние три месяца.
Пока она еще оставалась на линии, он попросил ее дозвониться до Феррары и как можно скорее соединить его с судебным следователем Анжело Риджетто.
Брунетти положил перед собой листок бумаги, собираясь составить список людей, которые, как он считал, могли бы предоставить ему информацию о венецианских строццини. Сам он ничего не знал о ростовщиках, разве что смутно догадывался, что они существуют, внедрившись в общество так же глубоко, как личинки червей в мертвое тело. Подобно некоторым видам бактерий, им для выживания требовались темнота — мрачные закоулки городской экономики и, само собой, вселяющая страх репутация, которая не давала людям, к ним обратившимся, права на свободу выбора. Они процветали и жирели в атмосфере тайны и подспудной угрозы. Брунетти смотрел перед собой и удивлялся, что перед ним все еще лежит пустой листок: он не смог пока вспомнить ни одного человека, который мог бы помочь пролить свет на темные дела строццини.