Потерянный Ван Гог

– Старый Свет – он такой, – пошутил я. – Впрочем, мне самому почудилось в Каролин что-то загадочное, связанное с историей и ее прошлым.
– Да, есть нечто таинственное в этом прошлом, – согласилась Аликс. – Но я выясню.
– Еще бы, кто тут главная ведьма? – Я обнял ее за плечи, и мы вышли на улицу, на солнечный свет.
Аликс предложила зайти куда-нибудь перекусить, подкрепиться перед посещением Дома Анны Франк. Мы взяли по чашке кофе в уличном ларьке и нашли подходящую скамейку. Я съел сэндвич с ветчиной и сыром, а Аликс довольствовалась ломтиком хлеба с маслом и хрустящими, посыпанными сахаром семенами аниса. Небо было чистым и ясным, температура идеальной, и мне было так хорошо, как не было уже давно – краткий отдых вдали от дома, преподавания и обязанностей повседневной жизни.
  
– Давай останемся здесь навсегда, – предложил я.
Аликс разрушила волшебство, напомнив, что у меня на носу выставка, да и занятия ждать не будут, а ей нужно закончить дипломную работу.
– Все еще не могу прийти в себя после встречи с Дженнифер, – задумчиво произнесла она. – Какое совпадение!
– Мой дядя Томми, отставной полицейский, всегда говорил: «Случайностей не бывает», – напомнил я ей.
– Забавно, – сказала Аликс. – Моя мама всегда говорила прямо противоположное: все на свете – случайность.
  
48
 
Амстердам
Район Центрального вокзала
Оставшись наедине с папками, Смит пытался осмыслить стоящее перед ним задание: найти торговца произведениями искусства с черного рынка, который годами избегал ареста.
Но не в этот раз, если Ван Страатен добьется своего. Когда они впервые встретились в аукционном доме, она Смиту не понравилась, но теперь, оценив, как она руководит людьми, он смотрел на нее другими глазами.
За годы работы в Интерполе он узнал, как опасен мир подпольных торговцев произведениями искусства, и понимал, на какой риск он идет, но сейчас не думал об этом. Он принял решение, он в деле, он пойдет до конца.
Смит открыл первую папку.
Спустя две чашки кофе и несколько штрупвафелей он запомнил почти все о своей новой личности Келвина Льюиса, частного арт-дилера, в частности, недавние продажи, которые он якобы совершил – групповой портрет работы Бекмана, обнаженную натуру Эмиля Нольде, картину кубиста Пикассо, гравюру с изображением гниющего черепа немецкого художника Отто Дикса – все из сферы «дегенеративного» искусства, все было разграблено фашистами.
Он сделал себе пометку – спросить Ван Страатен, были ли продажи, как и сам Льюис, вымышленными, по крайней мере, в той части, где говорилось, что Льюис сам их продал. Затем он сел, потянулся, сделал несколько приседаний, откинулся на спинку стула и открыл вторую папку. Он начал с самого начала, с организации Альфреда Розенберга ERR, «самой эффективной организации Третьего рейха по разграблению произведений искусства». Затем появилась «Служба Мульмана» – организация, которая действовала подобно ERR в Нидерландах. Далее следовал список известных французских евреев, чьи коллекции картин были проданы в рамках «парадигматической принудительной передачи», иными словами, продажи были совершены под давлением, под дулом пистолета. Их дома и квартиры были разграблены, как только они бежали или были отправлены в лагеря, все их имущество было конфисковано, потому что было объявлено «бесхозным».
На этом слове Смит споткнулся. В его сознании, как старые фотографии, всплыли образы: вечер в одиночестве дома, пока мать была на работе, двухкомнатная квартира в Лионе после развода – две квартиры, которые ему не принадлежали, безликие жилища. Но были ли они бесхозными?
Его раздумья прервала муниципальный полицейский Вокс, появившись с тарелкой сыра и фруктов.
– Вы, наверное, проголодались, – сказала она. Смит поблагодарил ее, рассеянно улыбнувшись.
Когда она ушла, он снова взялся за папку, запоминая имена сотрудничавших с Гитлером арт-дилеров: Хильдебранд Гурлитт, Карл Бухгольц, Фердинанд Меллер, Бернхард Бемер. Это были самые одиозные нацистские советники, отвечавшие за закупку произведений искусства для Музея фюрера, который Гитлер планировал создать в своем родном австрийском городе Линце. О каждом из дилеров имелась подробная информация, в частности, полицейский отчет об обыске, проведенном в мюнхенской квартире сына Гурлитта Корнелиуса в 2012 году. В ходе обыска было обнаружено более 1200 предметов искусства, награбленных нацистами. Еще больше нашли в его доме в Зальцбурге.
Всего десять лет назад, подумал Смит. Люди до сих пор продолжали иметь дело с похищенными шедеврами.
Он продолжал читать о нацистских комитетах по конфискации, об антиеврейских законах, которые запрещали евреям посещать парки, музеи, кафе, кино, пользоваться трамваями и автобусами, водить автомобили, даже владеть автомобилем – все для них было закрыто, вывески в витринах магазинов гласили: «Евреям вход воспрещен».
Смит вспомнил слова Ван Страатен о евреях, которые дистанцировались от своей религии или были лишь отчасти евреями, но заплатили за свое еврейство жизнью. Он не мог не вспомнить, что сам принадлежит к смешанной расе, и представил, что бы это означало для него тогда, да и до сих пор сказывалось.
На нескольких страницах подробно описывался аукцион Фишера 1939 года в Гранд-отеле «Националь» на озере Люцерн. Прилагалась выцветшая фотография с красивым альпийским пейзажем, куда явились по приглашению триста пятьдесят участников, чтобы делать ставки на похищенные произведения искусства. Смит отметил, что некоторые, например Альфред Барр, тогдашний директор Нью-Йоркского музея современного искусства, публично бойкотировали это мероприятие, но приобретали такие предметы через посредников.
Кто-то написал на полях: «Украденное искусство = украденные жизни».
Один из лотов аукциона был обведен красным кружком: лот 45, Винсент Ван Гог, автопортрет.
Была ли это та картина, которую Перроне и Верде наняли его найти? Интересно, где они сейчас и что делают. Смит подумал, что надо бы найти их и сказать, чтобы они уехали или хотя бы не вмешивались.
Дверь открылась, и вошел Штайнер.
– Я просто хотел напомнить вам, что вы работаете на Интерпол.
– Учту, – буркнул Смит, и в тот момент в дверях появились Ван Страатен и Яагер.
– Что вы здесь делаете? – спросила Ван Страатен Штайнера.
– Просто проведал своего коллегу.
– Ну, что ж, проведали. – Она подержала дверь открытой, дожидаясь, пока он уйдет. – Что он тебе сказал? – спросила она, закрыв за Штайнером дверь.
– Ничего, – ответил Смит.
Недовольно поморщившись, Ван Страатен сообщила ему, что на лот, который они разместили в даркнете, уже получено несколько просмотров и откликов.
– Мы уверены, что один из них – наш объект, Торговец.
– Оперативно.
– Все делается оперативно, когда не мешают правила и предписания, – сказала она и кивнула Яагеру.
– Предмет был размещен на сайте типа Silk Road 2.0, который недавно закрыло ФБР, но постоянно появляются другие, – сообщил тот. – Темная паутина похожа на сад с сорняками: убейте патч здесь, и другой патч прорастет в другом месте. Знаете, что такое сайты dot.onion в составе onion router?
– Сеть Tor, – ответил Смит. – По линии Интерпола я кое-что знаю о расследовании краж произведений искусства, продаваемых по Сети. Азы даркнета можете пропустить.
Яагер нахмурился, но учел замечание и перешел к делу.
– Используя формат ФБР и устанавливая узлы в Сети, которая, как мы знаем, продает украденные произведения искусства, оружие и другую незаконную контрабанду, мы выдали себя за одного из торговцев, анонимно, конечно, и предложили свои товары – то есть товары Льюиса. Пребывание внутри Сети позволило нам установить личности и местонахождение покупателей, которые откликнулись на предлагаемые произведения искусства.
  
– Сколько там было покупателей? – кивнул Смит.
– Несколько десятков. Но мы сузили круг поиска, сначала по местоположению, затем по другим имеющимся у нас сведениям о Торговце. Электронные письма и журнал телефонных разговоров не так трудно взломать, как он думает.