Потерянный Ван Гог
– Правда?
– Правда. – Она отвела взгляд, потом снова посмотрела на меня, просияла улыбкой и бросилась целоваться. Когда ее язык оказался у меня во рту, мне стало все равно, о чем она умолчала и скажет ли об этом когда-нибудь.
32
Ты смотришь на здание, на пятый этаж, где горит свет, и ты знаешь, что она дома, знаешь, где она была, тебе даже удалось немного с ней позабавиться, жаль, что маловато.
Ты закуриваешь сигарету, затягиваешься, тебе надоела эта слежка, вообще, зачем он тратит на это мое время. Может, он пытается занять тебя ерундой, убрать с поля? Он ведь знает, что слежка – это не твой уровень, ты его коллега в главном и партнер во всех смыслах этого слова. Но ты проглотишь и это, ты сделаешь все, о чем он просит, потому что у тебя есть цель.
Бросив взгляд в другую сторону, ты видишь Крутого Перца, и он тоже тебя видит, но это не имеет значения. Он тебя не знает. Ты идешь ему навстречу, даже решаешься взглянуть ему в лицо, проходя рядом, ваши взгляды на мгновение встречаются, хотя он тебя не видит, смотрит куда-то в себя и даже напевает, вставив в уши наушники. Он счастлив. Недолго ему осталось радоваться. Ты идешь дальше, оборачиваешься и видишь, как он отпирает входную дверь. Ты отмечаешь время и отсылаешь сообщение, что он дома, что они оба дома и останутся на ночь.
Ты возвращаешься на свое место на тротуаре и поднимаешь глаза, представляя, как они целуются, раздеваются, и чувствуешь легкое возбуждение и зависть, даже, пожалуй, ревность.
Хватит на сегодня слежки. Пора домой, у тебя своих забот полно.
33
В лофте Люка не было места, которое принадлежало бы исключительно ей, и Аликс устроилась на кожаном диване в смежной гостиной. Вот почему она, несмотря на расходы, сохранила за собой квартиру в Мюррей-Хилл.
Во всяком случае, сегодня утром она на несколько часов осталась одна: Люк ушел читать свои лекции. Аликс нравилось быть здесь одной, хотя она уже не представляла себе жизни без Люка. Поэтому нужно было сказать ему правду. Аликс упрекала себя за то, что не сказала ему прошлой ночью, не смогла подобрать слов. Но она скажет, обязательно.
Прикинув, что в Амстердаме рабочий день уже близится к концу, Аликс перечитала заготовленный текст, вычеркнула одно предложение, заменила пару слов и набрала номер музея. Когда ей ответили, она попросила соединить ее с Финном де Йонгом. Он ответил практически сразу.
– Алексис, как приятно вас слышать!
– Я не была уверена, что вы меня помните, мистер де Йонг.
– Не помнить вас? Это невозможно! Но почему «мистер»? Зовите меня просто: Финн. Я вас очень прошу. Хотя, между прочим, для многих уже «доктор».
Аликс начала излагать заготовленную речь: хотелось бы обсудить кое-что в связи с Ван Гогом, ей попала в руки картина, похожая на его поздний автопортрет и, кажется, подлинник. Все это Аликс проговорила очень быстро.
– Я понимаю, что это, должно быть, звучит надуманно. Если бы кто-нибудь обратился ко мне с такой историей, я бы, наверное, рассмеялась.
– Я не смеюсь, – сказал де Йонг.
Аликс сказала, что уже за одно это ему благодарна, но повторила, что картина может оказаться подделкой, и именно поэтому она к нему обратилась.
– Вы хотите, чтобы я ее аутентифицировал? – спросил он, и Аликс подтвердила.
– Я понимаю, что это процесс длительный, но…
– Естественно, мне нужно будет ее увидеть, – ответил де Йонг. Аликс сказала, что приедет в Амстердам и покажет ему фотографии картины – особо подчеркнув, что именно фотографии, а не саму картину.
– Да это же чудесно! Я покажу вам наш город. Весной здесь прекрасно!
Он произнес это так, словно она назначила ему свидание. Неужели он не воспринял ее слова всерьез? Аликс вновь перевела разговор на картину, и когда де Йонг попросил прислать фотографию, она выбрала несколько, в том числе одну из тех, где портрет был виден полностью, и отправила ему.
Де Йонг замолк, Аликс расслышала только его вдох «на том конце провода». Она спросила, получил ли он фотографии, и он ответил, что да.
– Я понимаю, что поверхность плохо видно, но посмотрите на детали, там можно разобрать мазок и почерк. Видите?
– Да.
– И?
– Пока не могу точно сказать.
Аликс попросила его поделиться хоть какими-нибудь соображениями.
– Ну, первой мыслью было, что это, наверное, подделка, но, конечно, мне нужно будет посмотреть непосредственно картину, – заговорил де Йонг и рассказал о других поздних автопортретах, одном в похожем пиджаке и жилетке, и другом Винсенте без бороды, которые он лично аутентифицировал для музея в Осло.
– Я знаю эту картину, – сказала Аликс. – Винсент подарил ее своей матери. А что вы думаете про письмо Эмиля Бернара, в котором упоминается предпоследний автопортрет?
– Письмо, написанное убитым горем молодым человеком сразу после похорон друга, не может считаться доказательством существования картины.
Может быть, и так, хотя Аликс знала, что некоторые искусствоведы согласны с ней в том, что второй автопортрет существовал и исчез. Но она не стала спорить. Ей нужна была помощь Финна, требовался его опыт.
– Мы сможем обсудить это подробнее, когда вы приедете в Амстердам. – Де Йонг сделал паузу. – Я хочу вам кое-что показать… – Он замолчал, и когда Аликс спросила его, что именно, ответил, что даст ей знать, когда увидит ее картину.
Она уже собиралась рассказать ему остальную часть истории и признаться, что картины у нее нет, когда он вдруг спросил:
– Скольким людям ты рассказала о картине?
– Кроме моего парня, никто ее не видел, – ответила она. Правда ведь, видели только она и Люк.
– Твой парень. Я понимаю. Он тоже приедет в Амстердам?
– Да, но он будет занят встречами с галеристами. Он художник, у него скоро важная выставка и… – Аликс замолчала, почувствовав, что говорит лишнее.
– Хорошо. Лучше, если это останется между нами, по крайней мере, пока.
– Да, – с готовностью согласилась она. Вообще-то, она сама хотела попросить, чтобы он держал эту новость при себе. Но почему он это сказал?
34
Амстердам, Музей Ван Гога
Увеличив фотографии пальцами, Финн де Йонг еще раз просмотрел их. Хотя так, по снимкам, трудно было судить определенно, было невозможно просто отмахнуться ни от них, ни от Алексис Верде. Аспирантка престижного Нью-Йоркского института искусств, женщина с наметанным глазом, к тому же красавица. Его жена, с которой он собирался разводиться, обвиняла его в том, что он позволил сексу управлять своей жизнью и разрушил их брак. Он действительно пытался затащить в постель каждую встреченную хорошенькую женщину, это факт.
Финн отогнал соблазнительные фантазии с участием Алексис Верде, заполонившие его разум, вздохнул и мысленно вернулся к состоявшемуся разговору. «Первой мыслью было, что это, наверное, подделка», – сказал он ей. Соврал он ей.
Он ввел свой пароль на сайте музея, набрал в поиске имя Эмиля Бернара и прочитал письмо, которое Бернар написал другу после похорон Винсента, в частности, описание последних полотен художника, включая два автопортрета, один из которых исчез после похорон.
Финн просмотрел фотографии, присланные Алексис Верде, сравнивая их с описанием Бернара. Несколько недель назад он, возможно, отмахнулся бы от них, но не сейчас, не после встречи с Оливье Туссеном и просмотра его эскиза.
Они познакомились на недавней конференции по сохранению произведений искусства в Париже – обычная тусовка с произнесением докладов, включая его собственный, с которым он уже больше года выступал на разных мероприятиях. Финн собирался уходить, когда к нему подошел Туссен, сообщив, что хочет показать ему что-то важное. Конечно, какой-нибудь хлам, обнаруженный на чердаке или в чулане, решил Финн и пытался отделаться от Туссена, но тот настаивал, объясняя, что проделал долгий путь из своего родного города Овер-сюр-Уаз, чтобы найти опытного реставратора. Де Йонг нехотя прошел за ним в конец коридора, где Туссен развязал портфель и достал небольшой эскиз на плотном картоне. Увидев этот карандашный рисунок, Финн похолодел.