Для тебя (ЛП)

Мелани переехала в маленький городок, который находился с другой стороны мегаполиса от нас. Не далеко, если по прямой, но, учитывая поездку через город и петляние по главным и второстепенным дорогам, она с тем же успехом могла находиться в другом штате. Не знаю, чем она занималась сейчас, без детей и без Колта. Знаю только, что я считала её абсолютно сумасшедшей, потому что она оставила Колта. Колт — мужчина, со всеми вытекающими, но даже я не была настолько глупой, чтобы думать, что он не хороший мужчина.
Как только папа заглушил двигатель, я выпрыгнула из боковой двери. В одной руке я несла переноску с Уилсоном, в другой — сумку с вещами, а сумочка поменьше висела у меня на плече.
Колт стоял во дворе своего дома и наблюдал, как паркуется папа, начиная со второй попытки. Когда я выпрыгнула из фургона, он подошёл ко мне и не глядя на меня забрал переноску, потом наклонился и взял мою сумку, а потом пошёл в дом.
Я оглянулась и увидела, что мама несёт лоток Уилсона. Она показала мне подбородком на дверь, и я глубоко вдохнула, выдохнула и последовала за Колтом в свой новый кошмар.
Зайдя в гостиную, я увидела, что переноска с котом стоит на журнальном столике, а Колт сидит перед ней на корточках и открывает дверцу из проволочной сетки.
Я осмотрелась вокруг.
Я была удивлена, увидев, что Колт стёр практически все следы присутствия Мелани, если только она и сама не слишком занималась внутренним убранством дома. Это место совсем не напоминало жилище холостяка, но здесь не было обоев в цветочек, или венков из веточек, или маленьких статуэток ангелов (мне казалось, что именно так Мелани украсила бы их с Колтом дом).
На стене висела огромная нестандартная рама — футбольная форма Колта: фиолетовая с белым футболка школьной команды, а рядом футболка Университета Пердью, обе аккуратно и одинаково сложенные, на обеих один и тот же номер — шестьдесят семь — и фамилия «Колтон» на спине. Они были приколоты к подложке и заключены в раму. Я не видела эту раму с того дня, когда Колт её получил, и тихо втянула воздух, едва взглянув.
Папа подарил эту раму Колту много лет назад на Рождество. Колту настолько понравилось, что, после того как была сорвана оберточная бумага, он посмотрел на раму, потом посмотрел на папу и вышел из комнаты. Я знаю почему: мужчины не очень хорошо умеют выражать подобные чувства. Папа тоже подавил всхлип и скрыл это за кашлем. Мама просто заплакала. Морри вышел вслед за Колтом.
Я прогнала воспоминание, потому что тогда я тоже едва удержалась от слёз и не хотела расплакаться сейчас, так что продолжила осматриваться дальше.
В комнате также стоял удобный длинный диван и кресло, которое нельзя было назвать самым современным, но и старым тоже не назовёшь. Устойчивые лампы с матовыми плафонами на приставных столиках тёмного дерева, тут и там фотографии в рамках. Я стояла не очень близко, чтобы рассмотреть, что именно на них изображено, но на всех фотографиях были люди. Приятное место.
Справа находилась кухня, перед ней, отделённая барной стойкой, обеденная зона. Я видела, что кухню переделали и довольно хорошо, хотя и не недавно, но она определённо была не первоначальная. Кто-то вложил в неё достаточно денег, и полагаю, что этот кто-то – Колт, и сделал он это для бездетной Мелани в надежде, что кухня успокоит её тоску по ребёнку. Именно так поступил бы мужчина — или, если говорить честно, заботливый мужчина — ради жены, которая страдала от болезни, которую он не в силах вылечить.
В задней части дома двойные двери вели в комнату, в которой, как я предположила, Колт проводит своё свободное время. В основном потому, что именно там он держал большой телевизор с плоским экраном (который как раз оказался новейшей моделью, но мой опыт подсказывал, что, когда дело касается телевизоров, мужчины не мелочатся). Перед телевизором под углом друг к другу стояли два больших кресла с откидывающейся спинкой, между ними столик, в углу стереосистема, вокруг неё множество узких полок, забитых дисками, на стенах неоновые знаки с марками пива, переехавшие сюда из бара, и шикарный бильярдный стол. Изначально этой комнаты не было в доме, её пристроил Колт или его предшественник. Учитывая зарплату полицейского, а также кухню и моторную лодку, пристройка, скорее всего, появилась здесь до того, как Колт купил этот дом для Мелани.
 
Слева находился коридор, который вёл к двум спальням и ванной комнате. Я знала это, потому что бывала во многих домах такого типа.
— Тебе сюда, — сказал Колт, и я перевела взгляд с коридора на него.
Колт выпрямился и снова взял мою сумку. Уилсон, мой пушистый серый кот, выставил передние лапы из переноски, а задними всё ещё стоял внутри. Он осматривался на новом месте и наверняка желал обладать руками, как у человека, чтобы задушить меня, ведь за последние четыре дня ему приходится переезжать уже в четвёртое место.
У меня не было времени успокоить кота, потому что Колт подтвердил свои слова, исчезнув в коридоре.
Я пошла за ним. Колт вошёл в комнату в конце коридора.
Здесь тоже не осталось и следа Мелани. Синие стены. Тёмно-синее покрывало на кровати. Голубое бельё. Над кроватью висела выполненная в коричневых тонах фотография «Шоколадного магазинчика Гарри» — старого бара на углу кампуса Университета Пердью, в котором мы с Колтом и Морри проводили много времени. На снимке была барная стойка и полки за ней, никаких людей, только дерево, стулья, полки, бутылки, зеркало позади стойки — всё выглядело таким же старым и клёвым, как и в реальной жизни.
Я хочу такую фотографию, она чертовски потрясающая.
Но моё внимание привлекла кровать. Она огромна. Огромная королевская кровать.
Колт крупный мужчина, но, думаю, даже он может потеряться на этой кровати. Я точно потеряюсь. Если я заберусь на эту громадину, меня будут искать целый месяц.
Колт опустил сумку на кровать и посмотрел на меня.
— Бельё поменяно, ванная вон там. — Он дёрнул подбородком, и я увидела за открытой дверью большую ванную комнату, ещё одну пристройку, скорее всего, появившуюся здесь до Колта и Мелани. — Обустроиться сможешь позже. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала.
Я перевела взгляд с двери в ванную на Колта, но он уже выходил из комнаты. Я снова последовала за ним.
К этому времени мама с папой уже зашли в дом. Мама делала кофе в кухне. Папа держал в руках переноску Уилсона и направлялся к боковой двери на кухне, которая, вероятно, вела в гараж позади лодки. Уилсон осторожно ступал по ковру. Он принюхивался, чуял запах Пака, и ему это не нравилось. Кроме меня и Уилсона, остальные не были новичками в этом доме. Они чувствовали себя удобно, как дома, где им рады, и у меня мелькнуло неприятное чувство, которое я безуспешно попыталась проигнорировать.
Колт остановился у обеденного стола.
— Я достал свои выпускные альбомы, тебе нужно их просмотреть. — Он постучал пальцем по стопке из четырёх больших альбомов в твёрдых переплетах на столе, а потом взял листок бумаги и, помахав им, положил его сверху. — Это список учащихся, которые занимались геометрией у миссис Хоббс на втором уроке в твой первый год в старшей школе. Просмотри эти имена, просмотри альбомы, подумай, кто может подходить под психологический портрет, который мы получили вчера. Не только из этого списка, любой человек. — Колт посмотрел мне в глаза. — Твой отец рассказал тебе про психологический портрет?
Я кивнула.
— Хорошо. Смотри. Думай. Позвони мне.
Он говорил короткими, рублеными фразами, и мне подумалось, что он не хочет тратить на меня время, и ещё подумалось, что это потому, что он злится на что-то, скорее всего, на моё замечание утром, или на то, что вчера я сбежала от него, когда он повёл себя, как полный засранец, или на то, что я вообще нахожусь в его доме.
Колт повернулся к маме:
— Мне нужно на работу.
Мама подошла к барной стойке со стороны кухни и положила на неё ладони.
— Почему так срочно? Я думала, ты не работаешь над этим делом.