Феномен (СИ)

- Капитан госбезопасности Малкин. Вы полковник Никифоров, командир дивизии?
- Да, вы не ошиблись.
- У меня приказ на ваш арест.
- Факел-двенадцать! - громко сказал я, и комендантский взвод, поднятый по тревоге дежурным, тут же выбегая из соседнего здания, где была казарма охраны, взяла на прицел гостей. А из-за казармы, выполз танк «Т-26», наведя на них пушку.
То, что меня придут арестовывать, я предполагал, даже раньше их ждал, поэтому с охраной штаба отыгрывал разные попытки захвата штаба и его обороны переодетыми под наших бойцов диверсантами. «Факел-двенадцать», это сигнал взять гостей, но брать живыми, разоружив, что те и сделали. Выхода у тех не было, видно, что всё серьёзно, дали себя разоружить. Я же скомандовал дежурному.
- Задержанных в подвал, сообщить на кухню, чтобы включили в список довольствия. Охрану усиленную, никого из командиров не подпускать, только меня или начальника штаба.
Арестованных увели, капитан ругался, обещая кары, я же, изучая их документы, оружие грудой закинули в кузов грузовика, а обе машины отогнали во двор казармы, где танк стоял. Шофёры тоже в подвал были отправлены. Что по танку, то во взводе обеспечения три машины, две «тридцатьчетвёрки», они усиливали блокпосты на дорогах, на въезде в город, вчера организовали, а этот лёгкий танк охранял штаб.
- А ведь это настоящие сотрудники, - забрав у меня документы, сказал главный особист.
- Я знаю. Идём, совещание начинается.
Пройдя в зал, я встал у школьной доски, приказал её принести из школы, временно арендовали, и повесить, и осмотрев командиров, сказал:
- Здравствуйте, товарищи командиры. Собрал я вас для важного дела, нужно обсудить завтрашний день. Да, многие, как я вижу, догадываются о чём я. Завтра, в три часа пятнадцать минут, без объявления войны, «внезапно», Нацистская Германия нападёт на нашу страну. Все командиры это знают, но им приказали молчать. Мне тоже приказывали, вон, даже прислали группу для ареста, видя, что я готовлю дивизию, завтра как начнётся война их выпустят, и отправят обратно, но я напомню, мы воины, наша работа Родину защищать, и завтра мы будем это делать, несмотря на все препоны вышестоящего командования. Теперь начинаем обсуждение как заставить немцев умыться кровью…
***
Очнулся я от сильных болей по всему телу. Что я помню последним? Привезли в какое-то здание, не Лубянка точно, и начали допрос. Явно для вида. Думал, дойдёт до жести, достану стволы и пойду на прорыв. А тут мне удар прилетел сзади, и я потерялся, сбили со стула на пол и начали сапогами месить, не жалея, явно моё выживание не запланировано. Ничего седлать не успел. Вырубили и видимо пинали дальше бессознательную тушку. Причём били не немцы, как Никифоров я в плен не попал, свои самолётом вывезли с оккупированной территории, по приказу из Генштаба, самолёт прислали, я как идиот согласился, и на аэродроме в Подмосковье меня встретили командиры в форме Политуправления со строгими лицами. Явно из госбезопасности, маскируются. Думал в Генштаб или Кремль, обещали ведь генерала дать, но привезли к себе, и вот что дальше было. Сходу допрос пошёл, жёсткий. Насторожило присутствие Мехлиса в комнате для допроса, молча наблюдал. Где я сейчас, можно понять по запахам, тюремная больница, видимо какие-то вопросы ещё остались, но состояние такое, двигаться не могу, а влить надо, забьют. Сейчас сил наберусь и двину. Жаль, что не дали закончить всё что спланировал, сбили на взлёте, как говорится. Эх.
А ведь так всё отлично начиналось. Девятый армейский корпус Вермахта я всё же встретил на своих условиях, так встретил, что две дивизии в ноль стёрлись в ловушках, да и третью так потрепали, что та скуля бежала, бросая всю технику и тяжёлое вооружение. Поэтому я не считал, что корпус уничтожен, да и штаб сбежал. Мы там и пленных взяли, трофеев немало, а потом отходили. Авиация била нас мало, потеряла в первый день восемнадцать самолётов, на второй одиннадцать, и больше не рисковала крупные налёты устраивать, мелкими старалась, на которые наши зенитчики вполне справно реагировали. В общем, отступали. Штаб корпуса к нам прибился, единственная часть, что не поддалась панике и воюет отлично. Победные рапорты слали наверх, как будто это их победа. Потом встретился с моторизованной дивизией СС. Её срочно к нам перекинули, потрепала та нас серьёзно, но и сама была так бита, что едва полк остался, некоторые её батальоны в мини-котлы попадали и полностью уничтожались. Военных электриков в плен я не брал, письменный приказ из штаба дивизии разошёлся по частям. Вот так и пришлось отступить в Беловежскую пущу. Это все победы дивизии пока на тот момент. Да и артиллеристы молодцы, немало потерь ударами по немцам нанеслись, путь и имели устаревшее вооружение. Часто лажали разные подразделения, но я постоянно на связи, так что купировал и наносил немцам серьёзные потери. Выведя дивизию в леса, дал отдохнуть, обещание капитану-артиллеристу выполнил. На одной из станций был найден брошенный эшелон с двадцатью «КВ-2», а то у нас всего одна единица осталась, три потеряли в боях, и был сформирован самоходно-артиллерийский полк пятибатарейного состава, которым и принял тот командование. Штаты расписали, и командир корпуса подписал приказ о создании полка. Тут и поступил приказ прорываться к Минску. Только моя дивизия пошла не туда куда все, бессмысленно, а меня не слушали, и мы прорвались, мини-склады помогали, вырвались. Тут я, собирая разрозненные части, сформировал корпус и громил тылы немцев. Новое окружение, уже под Минском, до которого мой корпус дошёл, но и тут прорвался, в составе шестидесятитысячного войска, вывел к своим, и новое окружение в районе Могилёва. Мы его как раз и обороняли. Ну откуда у немцев столько войск? Отлично те ими оперировали, находили слабые стороны и били. Я тоже бил их как мог, а тут срочный вызов в Москву, и вот вылетел. От наших из Генштаба воздухом присылали курьеров-командиров несколько раз, с парашютами к нам прыгали, даже устный приказ был передан, присвоить мне звание генерал-майора, но официально не подвержено, потому и носил свои шпалы полковника.
 
План по прорыву из окружения уже был разработан, не знаю кто взял под командование окружённую группировку, которая по численности на армию тянула, а я и генералами командовал, простой комдив, но надеюсь, следуя плану, сможет пробиться. Там в принципе не сложно. Я теперь в этом уже не поучаствую, как и в Смоленском сражении. Вот как раз насчёт него не думаю, что дойдёт. Мы немцев столько набили, только под Могилёвым около ста тысяч уничтожили, что у них иссяк наступательный порыв. Без резервов ещё немного и встанут. Надеюсь этих резервов у них нет. Интересно, какое сегодня число, меня забрали в ночь двадцать восьмого июля, а двадцать девятого прибыл в Москву. Ладно, валить надо, пока стоит понять, как меня сильно изувечили, а то что гипс на лице и на груди я чувствовал, левая рука тоже, и левая нога в гипсе. Всё тело распухло и болело. Правая ничего, побита, распухла, но видимо целая. Ощупывал себя, челюсть твари сломали. Я же говорю не жалели, прорехи между зубов, выбили, однако пеньков сломанных зубов не нашёл. Странно, удалили что ли? Попытавшись встать, сильно болью дёрнуло, но смог. Рёбра точно сломаны. Вот так правой рукой помогая, смог встать, пошатывало, голова сильно кружилась, но постепенно головокружение прошло. Даже удивляюсь себе, в стольких боях был, бомбёжки, в танке в атаку ходил, такое раз было, не смог удержатся, там встречный танковый бой шёл, моя задача, это командовать, подбили, но ни царапинки, а тут попал к «своим» и амба. Ладно, не до этого сейчас. Снаружи темно, ночь, но фонарь светил за окном. Странно, решёток на нём нет. Тот частично освещал палату, одиночную, ого, и на стуле я увидел форму генерал-лейтенанта бронетанковых войск, о, и награды как у меня. Осмотревшись, и не найдя ещё одного ранбольного, даже койки не было, я мысленно пожал плечами и двинул к окну. Очень пить хотелось, и я достал фляжку, трубку, сунув ту во фляжку и стал тянуть как через соломинку. Два стакана выдул.