Секрет Юлиана Отступника

Вряд ли редакторы «Фуд энд вайн» когда-либо оказывались перед такой дилеммой.
Рейлли шел дальше на север по улице Виа Густиниани, продолжая набрасывать в уме список необходимых дел, и вдруг увидел возле одной из дверей выгнувшую спину кошку. Кошек в Риме по меньшей мере столько же, сколько и людей. Все они толстые и ухоженные, потому что римляне, даже те, у кого кошки нет, кормят их, не думая о том, кому какое животное принадлежит. К собакам здесь тоже хорошо относятся, пускают их в таверны, траттории и кафе, но, если бы город выбрал в качестве символа животное, отражающее его истинную суть, им должна была бы стать кошка.
  
Лэнг остановился полюбоваться, как полосатый котище, весивший никак не меньше двадцати фунтов, лениво потягивался перед тем, как отправиться на ночные похождения.
И тут сознание Лэнга отметило какое-то изменение. Стих какой-то звук. Он слышал его всего мгновение назад. Шаги. Звук шагов человека, шедшего следом за ним по тротуару. Вряд ли чему-то такому можно удивляться теплым римским вечером.
Но шаги смолкли, как только он сам остановился.
Паранойя, бывшая необходимым условием выживания для всех, кто работал в той же сфере, что и Лэнг в прошлом, взяла верх. В конце концов, осторожность никогда никого не убивала.
Теперь он двигался неравномерно, останавливаясь время от времени посреди квартала и рассматривая какую-нибудь дверь. За спиной — один или два шага. Потом тишина. За ним шли по пятам. По загривку Лэнга побежали мурашки, как это бывало всякий раз, когда ему предстояло действовать.
Если имелось время настроиться.
Он повернулся, стараясь изображать из себя туриста, сравнивающего резную каменную отделку двух соседних фасадов, а не встревожившуюся преследуемую жертву. И с трудом сглотнул подступивший к горлу комок, никого не увидев. Первое впечатление подтверждалось. Человек, вышедший на вечернюю прогулку, вряд ли стал бы прятаться в тенях, которых на улице хватало с избытком. Не стал бы так поступать и человек, которого хоть немного учили правильно вести слежку. В такой ситуации прятаться значило не ввести объект в заблуждение, а напротив, насторожить его. Профессионал так себя не поведет.
Судя по неловкости, это мог быть любитель, пытающийся найти подходящее место для ограбления. Но много ли шансов на то, чтобы через неполный час после покушения на его жизнь человек мог случайно подвергнуться ограблению?
Теперь мозг Лэнга уже в автоматическом режиме перерабатывал практический опыт и теорию, усвоенные за жизнь, словно компьютер, выдающий распечатку на принтер. Преследователь, кем бы он ни был, наверняка перейдет к делу раньше, чем они дойдут до Корсо-дель-Ринашименто, сравнительно широкой и хорошо освещенной улицы с оживленным движением и фешенебельными ресторанами, где как раз в это время самый наплыв посетителей. До нее оставалась пара-тройка кварталов.
Он мог просто бросить бумажник на середину улицы и сбежать. Содержимого бумажника более чем хватило бы, чтобы насытить аппетит любого уличного грабителя. Пока тот будет проверять, насколько разбогател, Лэнг запросто мог бы добежать до сияющих далеко впереди огней. Мог бы, но твердо знал, что не сделает этого. Будь я проклят, сказал себе Лэнг, если испугаюсь простого уличного громилы, тем более в Европе, где шанс нарваться на вооруженного преступника ничтожно мал. Приключений на сегодня ему вполне хватало, но сдаться неизвестно кому было бы слишком унизительно. Об этом даже думать не хотелось.
Вероятно, удовлетворенный обликом осмотренной двери, Лэнг неторопливо двинулся дальше. Внимательно прислушиваясь к окружающему, он явственно улавливал звук шагов, почти точно совпадавших с его походкой. Так же медленно Лэнг свернул за угол в безымянный неосвещенный проулок и прижался спиной к еще не остывшей от дневной жары каменной стене. Почти сразу же в просвете появился силуэт человека. И этот человек тащил что-то громоздкое, поблескивавшее в свете уличных фонарей.
Лучшего шанса Лэнгу могло и не представиться. Он отодвинулся от стены. Собрав все силы, занес кулак…
— Синьор!
Лэнг едва устоял на ногах — так трудно было сдержать мощный удар. Теперь он даже в густом полумраке отчетливо видел повязанную платком голову и потрепанную юбку, самую малость не достающую до земли, широко раскрывшиеся от испуга глаза. Перед ним стояла женщина, zingara, старуха-цыганка с мешком, набитым пустыми бутылками.
Благодаря близости к Восточной Европе Италия — главная приманка для цыган, этих вечных путешественников. Судя по всему, они живут попрошайничеством, роются в мусорных баках и, как считают многие, воруют. Вероятно, эта женщина считала сбор бутылок, за которые можно было выручить определенные деньги, достаточно доходным промыслом, если ради него соглашалась пренебречь традицией, запрещавшей женщинам после наступления темноты выходить на улицу.
Чтобы устоять на ногах, Лэнгу пришлось опереться о стену. От мысли о том, что могло случиться, его трясло. Эта женщина вполне могла бояться того, что кто-то увидит ее и прогонит прочь — римляне, считающие цыган профессиональными ворами, поступали так частенько. И конечно, старуха старалась прятаться в темноте.
Она пришла в себя раньше Лэнга и, забормотав какой-то речитатив, потянулась к его руке, несомненно, предлагая погадать — у цыган это занятие еще оставалось одним из главных источников легального дохода.
Лэнг попятился.
— Non ho spiccioli, нет мелочи, — и, в значительной мере исчерпав запас своих знаний итальянского, быстро пошел прочь.
Цыганка истошно вопила ему вслед, наверняка насылая проклятья на него, на его родных и на его гениталии. Еще одна цыганская профессия.
Лэнг остановился, лишь подойдя к Испанской лестнице, откуда уже был хорошо виден его отель. Лишь тогда он понял, что все еще дрожит. Если бы он не удержал руку и ударил старуху, как собирался, то, скорее всего, сломал бы ей челюсть, если не шею — ведь кости с возрастом делаются хрупкими.
Он вновь представил себе перекошенное от ужаса лицо старухи, и его замутило. Это не был тот адвокат, за которым была замужем Дон. И даже не отставной агент, какого знала Герт, хотя Лэнг и подозревал, что она не стала бы возражать, если бы он вел себя чуть погрубее. В кого он превратился? С того дня, когда Рейлли, откликнувшись на просьбу дочери Дона Хаффа, прилетел в Испанию, ему пришлось столкнуться с дикостью в таком количестве, какого он не видел за все время своей службы в организации, где убийства и нанесение увечий входили в число неизбежных издержек профессии.
«Сам виноват, — сказал ему внутренний голос. — Никто не заставлял тебя лететь в Испанию. А теперь ты не ближе к убийце Дона Хаффа, чем тогда, а Герт мертва, потому что тебе мало было вести адвокатскую практику и управлять основанным тобою фондом. Почему бы тебе не отправиться домой, пока ты не нарвался на то, чтобы и тебя тоже прикончили?»
Лэнг поднимался по ступенькам и спорил с собой, сам не замечая, что говорил вслух:
— Оправиться домой? Может быть. Но лишь после того, как я выясню, кто убил Герт.
Добравшись доверху, он понял, что у него совершенно пропал аппетит.
  
Глава 33
 
 
 
 Ним, Франция, больница, 
 
 в то же самое время 
 
 
Ночь.
Дежурная медсестра, как обычно, принесла ей снотворное. Она, как обычно, взяла таблетку, спрятала ее под языком, дождалась, пока медсестра уйдет, и, выплюнув пилюлю в салфетку, бросила ее в мусорную корзину. Ей хотелось спать, но она боролась со сном, как со смертельным врагом, сосредоточившись на том, чтобы не уснуть, как будто от этого зависела ее жизнь, причем ей казалось, что так оно и есть. Оставалось только радоваться тому, что медсестра погасила свет в палате, и никто, войдя, не увидит ее открытых глаз. Она очень сомневалась в том, что у нее хватит сил бороться со сном, если она их закроет. Нет, вероятнее всего, ее сразу охватит дремота.