Секрет Юлиана Отступника
Полуоткрытое пространство освещалось единственной лампочкой, свисавшей с потолка. Двое мужчин в костюмах, заношенных даже сильнее, нежели полученный Лэнгом в Западном Берлине, стояли около широкого с одного конца и заметно сужавшегося к другому гроба. Один из них был изображен на фотографии, ее уже недавно показали Лэнгу.
Герхардт Фукс занимал видное место в восточногерманском правительстве. Положение герра Фукса было настолько прочным, что он сохранил его даже после того, как его дочь Гертруда перебежала на Запад. Впрочем, его везение неминуемо должно было закончиться, если его товарищи узнали бы, что она теперь работает на ЦРУ. Хотя не исключено, что Фукс предвидел для своей страны не столь светлое будущее, обещанное средствами массовой информации, и поэтому решил воссоединиться с дочерью по ту сторону Берлинской стены. И дело не в том, что он мог оказаться полезным Управлению, а в том, что одним из приоритетов работы было оказание помощи родственникам невозвращенцев, пытающимся покинуть любую из стран-сателлитов СССР. Политика и доброе дело — и к тому же толковый бизнес.
Лэнг не входил в число оперативников, постоянно работавших в Германии, и не имел никакого понятия о потенциальной ценности Фукса. Ему было известно лишь то, что Гертруда, или, как ее сразу стали называть американцы, Герт, просто потребовала, чтобы ее отца вывезли — это было ее основным условием. И еще было чрезвычайно важно, чтобы в операции не участвовал ни один человек из тех, кого впоследствии могла бы опознать другая сторона. Следовательно, действовать предстояло добровольцам, и взгляд Герт, обладательницы самых синих глаз, какие когда-либо видел Лэнг, остановился на нем. А его толкнул на участие в этой операции не столько здравый смысл, сколько всплеск тестостерона.
Мужчины без единого слова подняли гроб в кузов грузовика. Лэнг знал, что лишь мертвым разрешалось свободно пересекать Берлинскую стену. Даже коммунисты понимали, что семьи, географически разделенные из-за политических проблем, должны иметь право воссоединяться в смерти. И потому перевозка трупов для организации похорон была обычным делом.
Но это просто не могло получиться! Что может быть очевиднее, чем перевозка живого человека через границу в гробу? У парней из оперативного директората, несомненно, хватило бы здравого смысла…
Один из двоих немцев (не Фукс), постучал в окно и жестом попросил Лэнга открыть дверь.
Фукс забрался в кабину.
— Guten Abend, mein Herr. Lassen uns fahren [5].
Можно ехать? Получается, что Фукс собрался ехать в кабине? А как же гроб? И потом Лэнга осенило. План действительно был крайне хорош. Вряд ли пограничникам придет в голову, что кто-то решил так нагло пересечь границу. Пожалуй, они могут заподозрить что-то неладное с перевозимым покойником и станут искать двойное дно в гробу или тайник под кузовом машины.
Лэнг задом подал машину в переулок, развернулся и поехал обратно, следуя указаниям Фукса.
Машин, направлявшихся через контрольно-пропускной пункт с Востока на Запад, почти не было. Лэнг вручил те же самые бумаги тому же самому скучающему офицеру, Фукс добавил свои документы. Снова офицер удалился в помещение, чтобы изучить документы, как будто он не держал их в руках каких-то двадцать минут назад. Зато солдаты проявляли намного больше рвения, чем в его первый проезд. Понятно, что коммунисты должны были куда сильнее беспокоиться насчет того, что уезжало от них, чем того, что ввозилось.
Двое пограничников забрались в кузов и, умело орудуя ломом, сорвали с гроба крышку. В зеркале заднего обзора Лэнг видел, как обоих тут же перекосило от отвращения, они бросили крышку и отскочили. Он подумал, что Фукс, судя по всему, подобрал очень уж выдержанный труп. Не позаботившись о том, чтобы снова заколотить гроб, солдаты спрыгнули наземь. Тут же из помещения появился офицер с бумагами Лэнга и Фукса. Он протянул документы Лэнгу, опустил руку, но не отошел, а пристально уставился на Фукса, нисколько не пытаясь скрыть своего интереса к пассажиру дряхлого грузовичка. Рука Лэнга легла на рукоятку двери. Он мог в любую секунду распахнуть ее, отшвырнуть восточного немца и рвануть со всех ног через границу.
Вдруг возле караульного помещения кто-то громко заорал по-английски, тут же последовал ответ на немецком языке. Лэнг, Фукс и бдительный офицер, как один, повернулись туда. Мужчина в форме американского армейского офицера, изрыгая проклятия, боролся с двумя полицейскими. Несомненно, он был пьян. Лэнг решил, что это представитель расквартированного в Западном Берлине американского военного представительства, рискнувший пересечь границу, чтобы посетить проституток. Это занятие процветало в коммунистическом секторе, а восточногерманское правительство, не желавшее признавать существования у себя проституции, все же тактично закрывало глаза на этот вид деятельности, поскольку он относился к тем немногочисленным способам, что позволяли твердой валюте проникать за стену.
К шлагбауму рысцой подбежали двое военных полицейских США в белых шлемах. Кобуры на ремнях у них были пусты, и руки они держали так, чтобы сразу было видно, что оружия у них нет. Восточные немцы проявляли к происходящему мало интереса, и Лэнг предположил, что такие события здесь случаются не так уж редко. Немцы волокли продолжавшего громко ругаться американца к западному шлагбауму, где его терпеливо ждала военная полиция.
Внезапно американец высвободил руку и нанес мощный удар одному из пограничников. Восточногерманский офицер отвернулся от «Опала», выхватил из кобуры пистолет и что-то грозно выкрикнул. Лэнг, взмолившись, чтобы стартер «Опала» не подвел и работал лучше, чем все остальное в грузовике, повернул и нажал старомодную кнопку. Как только мотор заработал, офицер-пограничник вновь повернулся с оружием в руке, но было поздно. Лэнг уже снес капотом шлагбаум, преграждавший дорогу, и оказался в Западном Берлине.
Через полчаса он сидел в маленькой квартирке и за бутылкой скотча давал отчет обо всем случившемся тем же людям, что инструктировали его перед отправкой на задание.
— Этот американец на КПП… — сказал Лэнг. — Если он не…
Его прервал стук в дверь.
— Надеюсь, это принесли обед, — сказал один из собеседников Лэнга.
Второй открыл дверь.
В коридоре стоял высокий мужчина в испачканной и порванной форме армии США. Его правый глаз заплыл, а к утру, решил Лэнг, вся эта красота превратится в роскошный темно-багровый синяк. Из разбитой нижней губы еще сочилась кровь. Это был тот самый скандалист с контрольно-пропускного пункта «Чарли».
Он вошел в комнату с таким видом, будто вторжение пьяного младшего офицера на совещание сотрудников ЦРУ было самым обычным делом в мире.
— Эти парни тебя не обижают? — обратился он к Лэнгу.
Рейлли не знал, что на это ответить.
— Вроде нет.
Между тем офицер увидел виски.
— У вас есть еще стакан, или мне придется пить из бутылки?
Один из разведчиков встал и направился на кухню, а вновь прибывший протянул руку и представился:
— Дон Хафф.
Глава 1
Севилья, Испания, Калье Колон, 27,9:21 (нынешнее время)Вид патио совершенно не соответствовал происходившему. Внутри было темно, лучи утреннего солнца еще не коснулись оштукатуренных стен. Разноцветные огни мигалок полицейских автомобилей придавали неестественные яркие оттенки воде в мавританском фонтане XIII века; слова, доносившиеся из потрескивающих раций, рикошетом отскакивали от слепленных вручную кирпичей. Да что там, все сколько-нибудь современное казалось анахронизмом на этих узких улицах, находившихся всего в нескольких кварталах от Алькасара, выстроенной в знаменитом стиле мудехар мавританской крепости; именно там, если верить легенде, молодому моряку из Генуи удалось убедить королеву заложить драгоценности, чтобы финансировать его плавание [6]. А уж находящемуся в величественном соборе, что на северной стороне вымощенной брусчаткой площади де-ла-Вирхен-лос-Рейес, роскошному саркофагу, украшенному скульптурной группой с изображением священников, несущих ковчег — под их ногами упокоен прах этого моряка, — столь простое определение, как «легендарный», и вовсе не подходит.