Гонщик 2 (СИ)

У Савелия был единственный сын. Воспитания он был дурного, отеческих вразумлений не слушал, нрав имел буйный, и силу при этом неимоверную. Но, как часто это бывает, Савелий в отпрыске своём души не чаял. Потакал, деньгами дарил, да от тюрьмы всякий раз спасал. Однажды по пьяному делу зашиб этот парень в драке троих человек насмерть. И Савелию дело, может, и удалось бы замять, кабы не был один из убиенных государевым чиновником. По этому случаю прибыли полицейские чины, провели недолгое следствие, и все очевидцы указали на сына Савелия.
Личный слуга князя хоть и немалый человек, но против царёвых слуг никто. Вот и послали его полицейские по известному адресу. Савелий ко мне прибежал, в ноги кинулся: мол спаси сына. А я не стал. Когда-то ведь и ответ надо держать за деяния свои. Парень за убийство чиновника получил двадцать пять лет каторжных работ. Услали его по этапу в Иркутск, где он и сгинул. А Савелий поначалу шибко убивался горькую было запил, но после отошел, на службу ко мне вернулся как ни в чем ни бывало. И до вчерашнего дня не было у меня от него секретов, и почитал я его как вернейшего и преданнейшего слугу своего.
Других детей у Савелия не было, так он и жил рядом со мной. Да только вчера, как спрашивать его принялись, открылось такое, что мне и сейчас не по себе. Возомнил Савелий, в смерти его сына что я виновен. И порешил в отместку мой род извести. Когда мать твоя, Елизавета Васильевна, от Травиных убегала, я поиски внучки Савелию поручил. И он, паскуда, доложил, что пропала она без следа. И намекнул, что Васька Травин её нашел, порешил, да тело и спрятал, да так, что концов не найти. А на самом деле, он Лизоньку отыскал, напугал отчим гневом и, пока она не опамятовалась, сговорил замуж за мещанина Стриженова, якобы для того, чтобы скрыться от отцовых сыщиков.
Все три десятка лет этот змей подколодный втайне радовался, глядя на мои страдания. А когда ты появился, да метрику предъявил, тут он снова засуетился, да не слишком ловко. Я неладное заподозрил, да новый розыск учинил через тамбовского нотариуса. Ну а дальнейшее ты и сам знаешь.
Сей тать люто ненавидит меня, а поскольку ты встал на пути его мести, то и тебя тоже. А посему завтра же с утра приезжай ко мне вместе с нотариусом. Мобиль я пришлю, охрану дам. Надобно скорейшим образом составить прошение на высочайшее имя о введении тебя, правнук, в род Тенишевых и признании наследником титула. Заодно я и завещание своё перепишу. Хоть и не так велико моё состояние, но всё ж не так и мало, тебе в твоих делах хорошим подспорьем будет. И очень радует меня то, что есть ныне родная кровь, кому всё это могу оставить.
Засим прощаюсь в надежде завтра же тебя увидеть,
Князь Федор Васильевич Тенишев.
Писано собственноручно двадцатого числа месяца ноября года одна тысяча девятьсот двадцать второго от Р.Х.'
 Глава 18 
Едва прочитав письмо, я тут же принялся собираться. Было очевидно: раз этот Савелий сбежал, значит, у него был помощник. Или несколько помощников. Наверняка, кто-то из слуг, но кто именно — неизвестно. Может, так же, из приближенных. Зная об отданных распоряжениях, они могут решиться на убийство. А много ли старику надо? Подушкой во сне придавят — и готово. Конечно, князь это понимает. Но есть ли среди слуг те, на кого он может рассчитывать абсолютно? А если есть — хватит ли им сил в случае чего отбиться? Люди, решившиеся на убийство, могут пойти на многое. Какое им дело — одного убивать или троих, пятерых? Могут и дом поджечь, чтобы следы замести.
Машка с Дашкой собрали мне с собой холодных перекусов. Я надел под куртку кобуру с револьвером, и сунул в карман коробку патронов. «Молния» еще не успела остыть после испытаний. Я сел за руль и погнал мобиль к усадьбе Тенишевых.
Уже смеркалось, но дорога была вполне различима. Помогали и новые гогглы. Как уж старый мастер умудрился это сделать, но в них, как показал опыт, я видел даже в абсолютной темноте. Не сказать, чтобы отчетливо, но силуэты вполне мог рассмотреть. Я положил себе по возвращении непременно сходить к Шнидту и поблагодарить старика. А пока дорога заняла всё моё внимание.
 
Ямы, скользкая грязь — всё это могло стать проблемой и при свете, а уж в полутьме и подавно. Тем не менее, я вполне уверенно продвигался вперед. И наверняка бы добрался до своей цели в рекордное время, если бы не колесо.
Уже виден был вдалеке свет в окнах усадьбы, уже можно было различить своротку с тракта, как вдруг меня потащило вбок по раскисшей дороге, и сзади раздался мерзкий хруст. Мобиль тут же осел на одну сторону, его крутануло вправо и, окончательно вылетев на обочину, «молния» замерла.
Я вышел из мобиля и обошел его кругом, с трудом вытягивая сапоги из раскисшей почвы. Да, колесо придется менять. К счастью, запасное имеется. Но смогу ли я потом самостоятельно выехать на дорогу — вопрос. Впрочем, дойти до усадьбы можно и пешком, тут недалеко.
Выключив фары, я направился было вдоль дороги, боясь заблудиться, или сломать шею на неразличимом в темноте скользком косогоре. Но сделав едва десяток шагов, остановился: впереди послышались голоса. Встречаться непонятно с кем желания не было никакого, сперва стоило выяснить: что за люди, куда идут, что им надо. К счастью, я находился на относительно твердом участке дороги. Несколько шагов в сторону, на обочину — и вот уже ночь укрыла меня от посторонних взглядов.
Голоса приближались. Теперь можно было даже разобрать, о чем идет речь.
— Вот придумали тоже, ночью шастать. Тут и днем-то пройти невозможно, а оне ночью посылают.
— Не бухти, Гришка. Чего ты Савелию энтому в глаза ничего не сказал? Послали — пошел. Вот и иди.
Послышались чавкающие шаги.
— Вот же грязюка! Так и оскользнуться недолго. Ах, мать твою так!
Раздался шлепок.
— Да вставай ты, кулёма! Ишь, поваляться решил. Да где ж мобиль энтот? Вроде, тут где-то встал.
Еще шаги.
— Да вот же он!
— Поломатый, вроде. А шофер где?
— Где-где? В деревню, поди, наладился, мужиков кликать. Одному ему в жисть не выбраться. Да только никто нынче не пойдет. Дураков нет, в темноте по грязи ползать.
— А ты ж ползаешь, Антип, стало быть, как раз тот самый дурак и есть.
Названный Гришкой захихикал и тут же ойкнул.
— Чего дерешься?
— Лишнего не болтай, вот чего. Стой тут, карауль. Коли шофер придет, встреть его и со всем вежеством к Савелию проводи. Скажи, что помочь послан. Ну а там уже найдется, кому…
— Что — найдется?
— Не твоего ума дело. Сказано — карауль. А я пойду, доложу, что и как.
Шаги Антипа затихли в темноте. А Гришка, судя по голосу, совсем еще молодой парень, забрался с грязными ножищами в мобиль и принялся изображать великого гонщика. Топтал педали, крутил руль — то есть, пытался — и сам себя озвучивал:
— Фыр-фыр-фыр. А ну разойдись, босота! Не вишь, людя знатныя едуть!
Его силуэт четко виднелся на фоне темного неба. Один выстрел — и готов. Только мобиль не хочется кровью пачкать. Да и стрелять сейчас — так себе идея: ночью слышно хорошо, сразу все узнают. Это может подтолкнуть бандитов к тому, чтобы князя побыстрее кончить. Опять же парень, вроде, невеликого ума, да и, судя по разговору, кровью не замазан.
Подкрасться к увлеченно «катающемуся» Гришке было проще простого. Он никого сейчас не видел и не слышал, целиком уйдя в небывалое доселе развлечение.
«Кольт» довольно тяжел, так что хватило одного удара, чтобы парень обмяк на сиденье. А недостатка в веревках и тряпках в багажнике «молнии» не было никогда. Так что когда Гришка пришел в себя, он был надежно связан, а рот его затыкала промасленная ветошь.
Сообразив, что попался, он задергался было, замычал, но быстро понял бесполезность этих попыток.
— Ну что, душегуб, если рот освобожу, кричать будешь?
Неизвестно, за кого принял меня несчастный Гришка, но выпучил глаза, явно от страха и замотал головой. Потянуло запашком. Вот же… засранец. Хорошо, что догадался из «Молнии» его вытащить, а то уделал бы там всё. Я осторожно вынул кляп и начал спрашивать.