У каждого Темного Лорда... (СИ)

— Поттер, убирайтесь к черту. Через полчаса начнется концерт Эллы и Луи, и Вы не имеете никакого права помешать мне получить от него удовольствие. Так что поднимайтесь и выметайтесь, поговорим в другой раз.
Кто такие Элла и Луи? Знакомое что-то. Ладно, об этом я подумаю позже, а сейчас, похоже, придется испортить Снейпу настроение.
— Сэр, я... не могу. Убраться. Меня сюда Авадой занесло...
  
— Вот как, — говорит Снейп. — Ну, тогда пойдемте за столик.
Он усаживает меня и пристально смотрит мне в глаза. А, ну да, легилименция. Странно только, что я при этом совсем ничего не чувствую.
— А Вы и не должны ничего чувствовать, Поттер, у этого места свои законы и магия тоже своя. Ну, что я вам могу сказать... Поттер, вы идиот, хотя это давно не новость. Как можно было забыть бросить очередную колбу? Не перестаю удивляться, что Вы все-таки справились с Темным Лордом.
— Я умер, да? — отваживаюсь наконец спросить я и зажмуриваюсь в ожидании ответа.
— Не надейтесь, — хмыкает профессор и утыкается в свой бокал. Я терпеливо жду, пока он насмотрится. Что он, в самом деле, как Трелони какая... Я волнуюсь, между прочим!
— Но ведь это же была Авада Кедавра...
— Я Вас умоляю, Поттер, Вы уже дважды выживали после этого проклятия, почему бы Вам не выжить еще разок? На самом деле, Вам просто повезло, что в вашей компании водится умница Грейнджер. Это ведь она раскопала в лаборатории наросты акнекрыса?
— Ну да... они с Джорджем...
— Вот это-то Вас и спасло. Своевременный прием этого средства ослабил действие проклятия. Возможно, свою роль сыграла и ваша палочка: ее обладатель, насколько я понимаю, не должен погибнуть в магическом поединке. Но поскольку Авада Кедавра — все-таки смертельное проклятие, уж не щекотка и даже не Петрификус, некоторый вред оно вам, разумеется, нанесло.
— А нельзя ли поточнее про этот вред... сэр?
— Вы в коме, Поттер, — отвечает Снейп и смотрит на меня почти с сочувствием. Лучше бы дальше идиотом ругал!
— А почему тогда я здесь? Это же ваше... посмертное существование, верно?
— Да, верно. Вдумайтесь, Поттер: это мое посмертие, не ваше. Мало того, что Вы в него вламываетесь как к себе домой, Вы еще и не думаете при этом. Если бы Вы умерли, Вы бы попали сначала в Зал Ожидания, какой он там у вас был, а потом в собственное посмертие. И уж никак не ко мне. Но вы предпочли все-таки выжить и испортить мне концерт.
Снейп недовольно смотрит в сторону сцены, где музыканты начинают настраивать инструменты. По идее, надо спросить его, как мне выбраться отсюда, но меня сейчас больше интересует другое:
— Скажите, сэр, а если для каждого существует собственное посмертие, то эти люди вокруг — это иллюзия, да? Воображение или что-то в этом роде?
— Не знаю. И не имею ни малейшего желания узнавать, — отмахивается профессор.
— Но почему?..
— Как бы Вам доходчивее объяснить?.. Вот, к примеру, Вы, Поттер, хотите ли знать наверняка: действительно ли Вы встречались с мертвым профессором Снейпом или Вам просто приснился причудливый сон?
Я озадаченно молчу. Пожалуй что и правда — не хотел бы. Один вариант жуткий, другой грустный... а, ну его к Мерлину!
— Вот и я так думаю, — кивает Снейп. — Ну его к Мерлину. Виски, по крайней мере, у них тут очень даже ничего.
— Профессор Снейп, что мне теперь делать?
— Вам? Возвращаться к себе, разумеется. Распространять дурацкие листовки, связываться с Амелией Боунс, устранять Ранкорна и устраивать личную жизнь всех, кто под руку подвернется. И про Малфоя не забудьте.
— Нет, я имею в виду, как мне отсюда выбраться?
— О, с этим совсем просто, — говорит профессор и вдруг улыбается так, что мне хочется забиться в какой-нибудь угол потемнее. — Встаньте, Поттер, как раз успеем разобраться с этим до начала концерта. — Он подходит и встает напротив меня. — По идее, я должен бы извиниться за то, что собираюсь сделать, но мне кажется, за все предыдущие годы я заслужил это право. И да, я собираюсь получить от этого удовольствие.
Снейп усмехается, коротко замахивается и резко бьет меня под дых. Кажется, это место называется «солнечное сплетение». Сотни маленьких солнышек сплетаются и пляшут у меня перед глазами, пока я судорожно ловлю ртом воздух. Когда я наконец могу сделать нормальный вдох, я пытаюсь сказать Снейпу все, что я о нем думаю ,но получается только нечленораздельное мычание.
— Что такое?
— Где болит?
— Он очнулся! — на три голоса вопят Гермиона, Джинни и Рон. Я смотрю в потолок и понимаю, что я на Гриммо, в гостиной. А значит, все хорошо.
Я пытаюсь объяснить им, что ничего не болит и вообще все хорошо, но голос еще не очень слушается. Гермиона размахивает надо мной палочкой — не удивлюсь, если за то время, что я был в отключке, она умудрилась выучить диагностические чары. Рон шумно вздыхает:
— Наконец-то, Гарри. Мы давно так не волновались. Целый месяц, — добавляет он, подумав. — Пойду скажу всем, что все хорошо. — И выходит из комнаты.
Бледно-зеленая заплаканная Джинни уже сидит рядом со мной, держит за руку и смотрит на меня сухими сердитыми глазами.
— Только попробуй еще раз так сделать, Гарри Джеймс Поттер! Только попробуй — и я сама тебя убью!
— Я больше не буду, Джин, честно, — шепчу я. — Мне самому умирать уже надоело. Чего я там не видел...
Я закрываю глаза и снова проваливаюсь — на этот раз в самый обычный, простой человеческий сон.
 ...должен быть прецедент 
Оказывается, для того, чтобы осознать, что жизнь прекрасна, достаточно было хорошо выспаться. Я просыпаюсь уже не в гостиной, а вовсе даже в нашей с Роном спальне, но Рона здесь нет, зато есть Джинни, дремлющая на стуле рядом со мной. Она тут так рядом со мной и сидела, что ли, пока я спал? Ужас какой, бедная девочка. Это ж надо было так переволноваться. Все-таки я редкостная скотина, нашел время умирать. Но хорошо хоть, выжил в итоге.
Кстати, почему выжил — это тоже вопрос. Наросты акнекрыса — это, конечно, хорошо, но Авада — это все-таки Авада, а не Ступефай какой-нибудь. И почему-то мне кажется, что без Бузинной палочки здесь не обошлось. Кстати, надо будет выяснить, не считается ли теперь хозяином Бузинной Палочки тот аврор, который... с одной стороны, он меня не разоружил и не убил. А с другой, все-таки Авада-то была. И попала даже. Ладно, это я спрошу у Гермионы, пусть у нее голова болит. У меня, впрочем, сейчас тоже начнет болеть: я же понятия не имею, что и в каком количестве я пропустил, пока тут валялся!
От этой мысли удовольствие от беззаботного лежания в кровати куда-то испаряется, и я начинаю ворочаться, чтобы встать. Джинни тут же вскидывается, по-кошачьи сонно щурится и тихо шипит, поминая исподнее Мерлина и еще некоторые слова, которые хорошим девочкам знать не полагается. Хотя с шестью братьями-то немудрено выучить и не такое.
— Шея затекла, — объясняет она в ответ на мой недоуменный взгляд. — И не только шея. Ой, ну что ж я хоть на пол-то не легла...
Вместо ответа я привстаю, подхватываю ее под руки и пересаживаю на кровать. Вот еще выдумала, на пол...
— Джинни, чего ты тут-то не легла, места же хватает?
— Ну, — смущается она, — мало ли кто зашел бы тебя проведать...
— И что?
— И тот, кто зашел бы, мог бы что-нибудь подумать! А я еще пари не выиграла, между прочим!
— Джин, ну что они могли бы подумать, если я то в коме, то в обмороке, то сплю? Ну прилегла ненадолго рядом, уснула. Подумаешь... кстати, — спохватываюсь я, притягивая ее поближе к себе, — тебе не кажется, что это как-то неправильно, что подумать о нас уже что-то могут, а на самом-то деле того, о чем они могут подумать, у нас еще и близко не было?
  
Джинни смотрит на меня лукаво и с любопытством.
— Да ты, я смотрю, совсем очнулся, да? И готов к подвигам?
Я радостно киваю, потому что если подвиги предполагают дальнейшее присутствие Джинни вот тут вот рядом, то да, я вполне готов.