Спящие воспоминания
Накануне произошло событие, на которое я намекнул двадцать лет спустя, в 1985-м, в главе одного романа. Так я избавлялся от бремени, написав черным по белому некое полупризнание. Но двадцать лет — слишком короткий срок, еще были живы свидетели, и я не знал, через какой промежуток времени правосудие прекращает преследовать виновных или сообщников, раз и навсегда предавая их амнистии и забвению.
* * *Та, кого я встретил впервые несколькими неделями раньше и чье имя не решаюсь назвать, — и пятьдесят лет спустя я все еще опасаюсь подробностей, которые позволили бы опознать ее, — позвонила мне поздно ночью в том июне 1965-го и сообщила, что случилось «несчастье» в квартире Мартины Хейвард, по адресу 2, авеню Роден, где мы познакомились и где собиралась по воскресеньям разномастная публика, — эта Мартина Хейвард называла их всех «полуночниками». Она умоляла меня приехать.
В гостиной лежало на ковре тело Людо Ф., самого мутного персонажа в этой компании «полуночников». Она убила его «случайно» — по ее словам, — в ее руках выстрелил револьвер, который она «нашла в шкафу за книгами». Она протягивала мне это оружие, уже убранное в замшевую кобуру. Но почему она оказалась ночью одна с Людо Ф. в этой квартире? Она обещала мне все объяснить, «когда мы будем подальше отсюда, на свежем воздухе».
Не зажигая света, я взял ее под руку и помог спуститься по лестнице в полной темноте — лифтом пользоваться не стоило. На первом этаже горел свет за стеклянной дверью консьержа. Я потащил ее за руку к выходу, и, когда мы проходили мимо будки, оттуда вышел мужчина маленького роста со стрижкой ежиком. Он смотрел на нас в потемках, пока я пытался открыть входную дверь. Она была заперта. Через пару минут — показавшихся мне вечностью — я заметил на стене кнопку, открывающую кодовый замок. Услышал щелчок и толкнул дверь. Я все делал очень медленно, чтобы движения были как можно точнее, и не сводил глаз с мужчины со стрижкой ежиком, будто нарочно хотел позволить ему запомнить мое лицо. Она торопила меня, и я дал ей выйти первой, а сам, прежде чем последовать за ней, постоял еще несколько секунд в дверном проеме, уставившись на консьержа. Я ждал, что он подойдет ко мне, но он тоже стоял неподвижно и смотрел на меня. Время остановилось. Она ушла вперед метров на десять, и непонятно было, смогу ли я ее нагнать, так медленно, все медленнее я переставлял ноги со странным чувством, будто парю в невесомости и разбираю по частям каждое свое движение.
* * *Мы вышли на площадь Трокадеро. Было около двух часов ночи. Кафе закрыты. Я все больше успокаивался и дышал все глубже, не пытаясь сконцентрироваться, что бывает необходимо, когда выполняешь упражнения йоги. Откуда взялось это спокойствие? От тишины и прозрачного воздуха площади Трокадеро? Этот воздух казался мне таким же ледяным и сладким, как на склонах Верхней Савойи. На меня наверняка повлияла книга, которую я читал в эти дни, «Сны и как ими управлять» Эрве де Сен-Дени, так и оставшуюся на все это время одной из моих настольных книг. Мне казалось, что я передал мое спокойствие и ей, теперь она шла со мной в ногу. Она спросила, куда мы, собственно, идем. Было слишком поздно, чтобы возвращаться ко мне на Монмартр в отель «Альсина» или к ней в Сен-Мор-де-Фоссе. Я заметил вывеску гостиницы в самом начале одного из проспектов, выходящих на площадь Трокадеро. Но в кармане моей куртки все еще лежал револьвер в замшевой кобуре. Я стал искать водосточный люк, чтобы выбросить его туда. Пока я держал его в руке, она испуганно поглядывала на меня. Я пытался ее успокоить. Мы были на площади одни. А если вдруг кто-то и наблюдал за нами из темного окна какого-нибудь дома, это не имело значения. Что он мог нам сделать? Достаточно изменить ход сна, как советовал Эрве де Сен-Дени, все равно что слегка повернуть руль. И машина покатит без сучка и без задоринки, американская машина той поры, из тех, что как будто скользят по воде в тишине.
* * *Мы обошли площадь, и я в конце концов выбросил револьвер в мусорный бак у Морского музея. Потом мы вышли на проспект, где я заметил вывеску маленького отеля. Отель назывался «Малакофф». С тех пор я не раз проходил мимо него, а однажды вечером, пять лет назад, когда было так же жарко, как в ту июньскую ночь 1965-го, остановился у входа с мыслью снять номер, может быть, тот же самый, что и тогда. Это послужило бы предлогом, думал я, полистать регистрационные книги и посмотреть, осталось ли там мое имя в записи от 28 июня 1965-го. Но хранят ли они эти старые книги, в которые заглядывала время от времени полиция нравов? В ту ночь, пятьдесят лет назад, на ресепшен, ввиду позднего часа, был только ночной портье. Она стояла поодаль, и пришлось мне вписать в регистрационную книгу свои имя, фамилию и дату рождения, хотя портье ничего у нас не спросил, даже документов. Я был уверен, что Эрве де Сен-Дени, так хорошо знавший, что такое сны и как ими управлять, одобрил бы мою сознательность. Я аккуратно выводил буквы — мне хотелось писать их как в прописях, с нажимом и тоненько, но шариковая ручка не позволяла, — и на меня снисходили покой и умиротворение, каких я никогда прежде не испытывал. Я даже указал в графе «адрес» 2, авеню Роден, где Людо Ф. спал на ковре в гостиной последним сном.
* * *В следующие дни тревога, охватившая меня в том баре в начале бульвара Сен-Мишель, была уже не такой острой. Возможно, причиной ее была близость Дворца правосудия и префектуры полиции, я видел их оттуда, совсем рядом, по ту сторону моста. Я знал, что инспекторы захаживают во многие кафе на площади Сен-Мишель. В дальнейшем мы не покидали Монмартр, чувствуя себя там в большей безопасности, и уже спрашивали себя, были ли события той ночи реальны.
Мне немного совестно вспоминать те дни. Это самые памятные и последние дни целой главы моей юности. Потом все краски стали иными. Надо ли понимать, что смерть этого Людо Ф., которого мы едва знали, в каком-то смысле призвала нас к порядку? Еще какое-то время после этого события я часто просыпался в холодном поту от выстрелов и не сразу понимал, что выстрелы эти прозвучали не в жизни, а в моем сне. Каждый день, выходя из отеля «Альсина», я покупал газеты в лавочке на улице Коленкур — «Франс суар», «Орор», все, в которых есть рубрика «Происшествия», — и читал их тайком от нее, чтобы она не тревожилась. Ни слова о Людо Ф. Судя по всему, он никого не интересовал. Или людям из ближнего круга удалось скрыть его смерть. Наверно, никто не хотел огласки. Чуть выше по улице Коленкур, на террасе кафе «Мечта», я писал на полях газеты имена этих людей, которых помнил по воскресным «вечеринкам», где и познакомился с ней.
И сегодня, пятьдесят лет спустя, я не могу удержаться и снова пишу на чистой странице некоторые из этих имен. Мартина и Филипп Хейвард, Жан Террай, Андре Карве, Ги Лавинь, Роже Фавар и его жена, веснушчатая, с серыми глазами… и другие…
Ни один из них не подавал признаков жизни все эти пятьдесят лет. Вероятно, я был невидимкой для них в ту пору. Или просто мы жили под гнетом иных молчаний.
Июнь. Июль 1965-го. Шли дни, и все они в то лето на Монмартре были похожи друг на друга ясными утрами и полуденным солнцем. Достаточно было плыть по их неспешному течению, глядя в небо. Со временем мы забыли покойного, о котором она сама, похоже, мало что знала и рассказала мне только, что познакомилась с ним, когда работала в парфюмерном магазине на улице Понтье. Он зашел туда и заговорил с ней, а потом она снова встретила его в соседнем с магазином кафе, где обычно перекусывала сандвичем. Он несколько раз водил ее на эти воскресные вечеринки Мартины Хейвард на авеню Роден, там мы и познакомились. Вот, собственно, и все. А той ночью случилось «несчастье». И ничего больше она мне об этом так и не сказала.
* * *Когда я вспоминаю то лето, мне кажется, что оно существует отдельно от остальной моей жизни. Как бы в скобках или, скорее, в многоточиях.
