Вольный стрелок

Катер снова взвыл сиреной, пошел к берегу. На палубу высыпали боевики, двое стали с колена садить из подствольников по узловым точкам нашей обороны. Полетели вверх и в стороны камни, обломки и щепки досок, всякий хлам. Выше всех взлетел шток, покрутился в воздухе и упал в воду.
Я взял в руки пульт, выдвинул «шишечку», нажал черную кнопку. Прикинул расстояние – самое то.
Справа рванула граната – Анчар вступил в бой. Заработали автоматы.
  
Машина боевиков – обычный открытый по южной моде «уазик» – почти уткнулась в нашу баррикаду и слегка дымилась. Экипаж, укрывшись за ней, злобно садил из автоматов по скале, на которой засел Анчар. Но достать его снизу было невозможно.
Я хорошо видел, что он спокойно лежит, уткнувшись лицом в землю, среди роящегося крошева каменных осколков. Не уснул бы.
Нет, не дремлет джигит. Он вытянул из-под себя гранату и, не приподнимаясь, швырнул ее вниз – машина качнулась и вспыхнула.
Я обрадовался и нажал красную кнопку.
Мина была хорошая. Она не приподняла катер, не разнесла его на составные части – он только чуть вздрогнул на полном ходу, клюнул носом и, как подводная лодка, пошел на погружение. Умница Светка приклеила мину в носовой части днища, и хлынувший встречный поток воды под напором движения сыграл двойную роль – открытых кингстонов и рулей глубины.
Погружение шло так стремительно, что у почти скрывшегося под водой катера будто пушкой вышибло транец.
Булькнуло, и все. Вскипели пузыри.
Над водой появились головы, оружие.
Десантники вплавь продолжили атаку. Развернувшись в цепь, устремились к берегу.
Я мог бы, не спеша и методично, раскрошить их головы как пробковый круг. Но не стал этого делать – не сторонник силовых методов и бессмысленных жертв, предпочитаю мирное урегулирование конфликтной ситуации – и дал по ним длинную психологическую очередь, отделив фонтанчиками от берега.
Сперва не поняли. Лишь несколько снизили темп своего массового заплыва.
Пришлось потратить еще десятка полтора патронов.
Поняли: резко изменили направление движения, под девяносто градусов – рвались к берегу, теперь к косе.
Изредка я подстегивал отстающих короткими очередями. Это вам, братва, не над девушками измываться. И голым Мещерским.
Ладно, «максимов», ладно. Теперь маханем наземный десант. И я повел ствол вправо, поймал в прицел распластавшихся боевиков, которые все еще не теряли надежды достать Анчара.
Когда вокруг них дробно защелкали пули, они выбрали момент, вскочили и ретиво скрылись за поворотом.
А машина дымно горела.
Ну и пусть, мне-то что за печаль. Не я ее поджигал. Это все Анчар натворил.
Деморализованный морской десант тем временем выбрался на косу и за отсутствием надлежащего стимула замедлил темп отхода. Пришлось снова вмешаться, внести соответствующие коррективы, превратить вынужденное отступление в позорное бегство.
«Максимов» прошелся длинной строчкой вдоль косы, за спинами десантников. Брызги песка и ракушек прогнали их с косы, заставили вновь броситься в воду. Причем уже совсем без оружия: частью оно осталось на дне, возле катера, частью было брошено на песке.
Только Боксер уходил с оружием.
Противник вплавь покидал нашу акваторию. Каким счетом, не скажу. Сколько их было на катере – не знаю, сколько ушло – не считал. У меня не было к ним особой ненависти. Я не видел в них конкретное зло – так, абстрактные тени в тумане, несущие непонятную угрозу – не лучше ли их своевременно разогнать, пока они не сгустились во что-то более реальное и опасное.
Противник пришел с моря и уходил морем, держа курс на «берег турецкий». А нам он не нужен. Нам и здесь хорошо. Когда вас здесь нету. Чем меньше, тем чище.
Трех футов вам… под килем. Осиновый кол вам в глотку, стало быть.
Не скрою, я испытал какое-то облегчение по завершении боя. И вовсе не потому, что не был уверен в его исходе. Нет, мне казалось, что сейчас что-то решилось, не разрешенное ранее. Вроде как ноющий зуб затих. Причем не постепенно, а сразу – отсюда и приятно ощутимое исчезновение утомившей боли…
Подошел Анчар, бросил на бурку захваченный автомат с немного подгоревшим ремнем.
Лицо его было сильно посечено острыми осколками камней – будто пьяная кошка драла. Или ревнивая любовница.
– Какое хорошее дело сделали! – восхитился он, исчез в сакле, вышел с двумя наполненными рогами и с двумя большими мандаринами. – Какой «максимов» молодец! Джигит!
Протянул мне рог:
– За победу! Как я сказал, так она и пришла за нами.
Помнится, это я говорил, а не он. Ну не спорить же из-за такой мелкой мирмульки в такой большой день.
Анчар выпил вино, как жаждущий олень воду, перевернул рог, чтобы показать, что в нем не осталось ни капли, вытер и расправил усы, сказал немного неуверенно:
– Сейчас я тебя поцелую.
Мы обнялись, как два брата. Как два бойца, стало быть.
И мне стало грустно, что я все время подшучивал над ним.
Но я не хотел пускать этих людей в мое сердце. Я – не Анчар. Сердце у меня не такое большое и не такое доброе.
Мы выпили еще, съели мандарины, покурили и взялись приводить территорию в порядок. Разобрали наши завалы и маскировку, забросали песком догоравшую машину – не я буду, если не заставлю боксеровых ребят убрать ее отсюда. Она здорово портила вид на красивые скалы. Да и дорогу перекрывала.
А в остальном вилла не пострадала. В здание попало две-три шальные пули, одна, правда, в стекло (здание, понятно, берегли), а в саклю не было ни одного попадания. Вот и все.
– Пойду соберу оружие на косе, – сказал я Анчару. – И можно ехать за Мещерскими.
– Пойду соберу на стол, – в тон сказал он. – И стекло заменю в окошке.
Я отстегнул швертбот, который благоразумно в битве не участвовал, и на веслах пошел к косе.
Подобрав шесть автоматов и два уроненных в панике рожка, я решил спрятать их в пещерке, где до того прятал сумку с амуницией. Не знаю, как в дальнейшем сложатся мои отношения с виллой Мещерского, а тайный арсенал на стороне никогда не помешает. Впрочем, пару автоматов мы с Анчаром заслужили.
Я сложил трофеи в лодку и обошел на ней косу, пристал к берегу почти рядом с пещеркой. Вытащил нос швертбота на берег, взял в обе руки автоматы за ремни. Захрустел усталыми ногами по гальке.
– Здравия желаю, – сказало у меня за спиной. – Не поворачиваться.
Не буду.
– Оружие на землю. Руки за голову. Задом – шагом марш.
Легкий толчок в поясницу остановил меня и дал понять, что Боксер выдернул из-за пояса мой пистолет. А щемящий, царапнувший по сердцу звяк показал, что он небрежно отброшен на камни.
Вот сволочь, ведь моему старику «вальтеру» (дедов еще трофей) скоро шестьдесят, пенсионер уже. А как воюет! Тебе, подлецу, и не снилось. И всегда – за справедливость, за добро, против зла и неправды, заметь себе.
– Шесть шагов вперед. Можешь обернуться.
Что я и сделал.
Боксер, все еще в бронике, стоял на большом плоском камне, расставив ноги и направив на меня ствол автомата.
– Неплохо получилось, да? – улыбнулся он.
– Откуда я знаю? – удивился я. – Еще не вечер.
– Это смотря для кого.
Резонно, по существу.
– Я сяду, не возражаешь? Устал. А ты постоишь. – Он сел на камень, оперся на него левой рукой; автомат на колене, правая рука – на рукоятке, палец – на спусковом крючке. – Разговор будет долгим.
– Это зачем же?
– Хочу узнать, откуда такие Серые берутся? – нагло соврал он. Совсем не к тому подбирается.
– А это такие, как вы, нас порождаете. Диалектика так говорит, – пригодилось-таки словечко.
– Ну да, – улыбнулся он. Любит улыбаться. Как Мещерский – плечами пожимать. – Зло порождает зло.
  
– И наоборот тоже верно, – уточнил я, начиная скучать.
Ну да ладно, потерплю. Может, в его трепе найдется щелочка, куда Серый сможет шмыгнуть – и был таков.
– А все-таки. Мне непонятно. У тебя была возможность продать информацию…