Вольный стрелок

Предчувствие… А еще этот эскулап раскудахтался: сейф, сейф – обрадовался, похвалился.
Вообще-то, мой промах. Мог бы догадаться, что их двое будет: один полы поднимать, другой, стало быть, сейф ломать. Специализация…
– Не грусти, – сказал шепотом Володя. – Оно, однако, к лучшему. Ты развалишь одного, я – другого. Потом сравним показания. Уточним детали. Выявим противоречия. И доработаем того, который по-слабже окажется.
  
Гости подошли к воротам. Тот, что поменьше, поставил у ног чемоданчик, ковырнул в замке, и ворота предательски распахнулись – закодированные, стало быть, на гостеприимство.
У дома они разделились. Маленький остался у замка входной двери, а тот, что побольше, пошел к сакле. Наклонился над Анчаром – сердце мое немного дрогнуло – взял его под мышки, с трудом (так тебе и надо!) втащил в саклю. Вышел, осмотрелся, притворил дверь и припер поленом.
Вот проспится Анчар, я ему все расскажу.
Пока Большой возился с Анчаром, Маленький справился с замком – он же, конечно, и с сейфом будет работать.
– Чур я в дверь, – сказал я Володе, – а ты в окно, вот это – второе слева, я его отпер. Берем одновременно, каждый своего. По сигналу.
– По какому? – уточнил Володя. Дотошный.
– Услышишь, не проспишь. Пошли.
– Ты уедешь – скучно станет.
– Не уеду, – смоделировал я. – Увезут.
Ребята свое дело знали. Обошли весь дом, задернули шторы там, где они не были задернуты, и, видимо, начали работать.
Я бесшумно вошел в дверь, нащупал обе кнопки сигнализации, дал Володе немного времени и разом нажал их.
И даже сам испугался: по всей территории и в доме вспыхнул свет, взвыли сирены, залаяли, злобно захлебываясь, огромные беспощадные собаки. И вроде послышались голоса резких команд.
Ударом ноги я распахнул дверь кабинета. Малыш, обернувшись, успел выпустить из рук миниатюрный газовый резак и заменить его пистолетом. Успел даже восхититься моим прыжком – обеими ногами вперед, у Женьки Серый научился.
Он раскинул от удара в грудь руки («Ба! Кого я вижу!») и глухо вмазался затылком в дверцу сейфа – «броневик» даже не вздрогнул.
Я перекрыл газ в резаке, затоптал загоревшийся ковер, подобрал пистолет (теперь их, стало быть, три у меня) и распахнул окна – сильно воняло ядовитой гарью.
Когда Малыш пришел в себя, он уже сидел на стуле, руки вывернуты и за его спинкой взяты в наручники;
– Отдохни пока, – сказал я и прошел в соседнюю комнату.
Там примерно такая же картина. Володя засовывал в карман трофейный пистолет, а его прежний владелец корчился на полу – кисть и лодыжка схвачены кольцами кандалов. Вот и пригодились.
Сирены выключились внезапно. А лай собак стихал постепенно, будто их успокаивал пробудившийся хозяин.
Я вернулся к своему пленнику. Сел за стол, снял трубку телефона, не боясь разбудить Анчара, и «доложил» начальству об успешном задержании. Сурово приврал, конечно, об оказанном нам отчаянном сопротивлении, о попытках преступников применить огнестрельное оружие. Получил указание провести предварительное дознание на месте.
Малыш слушал мою туфту, но никак не реагировал. Только сбросил кивком со лба капли пота.
Я положил трубку, посмотрел на него пустым взглядом, встал из-за стола, медленно подошел к нему, покачался с пятки на носок.
Он замер, ожидая первого удара.
– Документы есть? – лениво спросил я, будто мне и спрашивать-то его больше не о чем.
Молчание. Лучший способ не проговориться.
– Фамилия?
Та же бурная реакция.
За воротами послышался рев Володино-го «уазика», отчаянный визг сносившихся колодок.
Постучав, вошел водитель в форме сержанта, с автоматом на плече.
– Товарищ полковник, – обратился он ко мне, игнорируя присутствие постороннего. – Так что операция завершена, ребята чешут территорию. И вроде наверху еще кто-то прячется…
– Все?
– Это… значит, – он нерешительно мялся.
– Что еще? – резко спросил я.
– Туточки до вас гражданка голая просится. Имеет, говорит, сведения сообщить по делу. Допустить?
– Ну, если голая, то конечно… – Я ли хорадочно соображал – что за инициатива, с чьей стороны? И чем это грозит. Неужели русалка? – Пусть войдет.
Вошла. Женька. В купальнике.
Стала – руки по швам, подбородок вздернут, начальника глазами ест. Блудливыми, зелеными.
– Что вы позволяете себе, товарищ лейтенант? – сорвался я. – Почему не в форме?
Сейчас выдаст: я всегда в форме. Скажете – плохая форма, плохо сидит? Или как?
Но Женька безмятежно уронила:
– Искупалась, товарищ полковник. Надоело в кустах сидеть. Или нельзя?
– Идите, приведите себя в порядок и подождите меня. Вы мне нужны.
Женька повернулась и вышла строевым шагом. Подрагивая бедрами.
Я скосил глаз на задержанного. Похоже, эта милая сценка произвела на него впечатление посильнее, чем мой «звонок начальству».
В гостиной меня ждал Володя.
– Как у тебя? – спросил я, нервно направляясь в свою комнату.
– Бомжую, говорит, начальник. Заночевать хотел и скрасть что-нито. И на рынок снесть.
– Мой вообще молчит. Но я таких знаю. Говорить начнет – не остановишь. – И я плотно прикрыл за собой дверь.
– Что случилось? – Мне стоило большого труда задать этот вопрос спокойно.
– Сигарету, кофе. – Женька упала в кресло, демонстрируя отчаянную усталость. – Ванну и мужика.
По-моему, она не переигрывала. Ну, может, чуть-чуть насчет мужика.
– Что с яхтой?
Женька ткнула большим пальцем в пол, указательным в потолок.
Яхта затонула, понял я, одна мачта торчит.
– А люди?
– Я их спасла, – с гордой скромностью ответила Женька. – С риском для жизни. – Для чьей жизни, уточнять не стала. – Они в безопасности, им только голодная смерть грозит. И переохлаждение. Ну дай же мне наконец сигарету. Кто тебе вообще дороже?
– Как ты здесь оказалась?
– Приплыла, – пожала плечами, – все мы этому научились. – Правда, на берег далеко отсюда вылезла. Миль за двести.
– И как же ты добралась? Без денег? В одном купальнике?
– Именно что – в купальнике. Вышла из кустов на шоссе и тормознуть не пришлось – сплошной визг поднялся. Всем счастье великое нужно – голую Женьку подбросить. Выбрала одного, машина понравилась, под цвет купальника…
Господи, какой там цвет у этого купальника – две веревочки.
– …А насчет денег… Ну поцеловала его разок. Ну невинности лишилась раза два. Или три, точно не помню, не считала, о тебе думала.
Ах, Женька, золото ты мое! Мне захотелось сказать ей что-нибудь очень хорошее, просить у нее прощения. За что? Не знаю. Но очень хотелось. Но не сейчас. Некогда.
– Укол сумеешь сделать?
– Подкожно могу, внутримышечно. Перенервничал? Снимай штаны.
– Да не мне – задержанному.
Я передал ей пакетик с одноразовым шприцем и ампулку, что мне достал Володя.
– Поищи у Виты в спальне что-нибудь похожее на белый халат. Медицинский, не махровый.
– А что искать? Он у нее есть. Она в нем Мещерскому массаж делает, – хитро улыбнулась, видно, Вита с ней очень откровенничала. Полагаю, и Женька не больно скромничала. Представляю, однако, какой информацией они обменивались. И как хихикали.
– Сиди здесь, я тебя позову.
Я вернулся в кабинет. Сел за стол, стал, зевая, заполнять «протокол задержания с поличным».
«На поставленные вопросы отвечать отказался», – эту фразу я с удовлетворением прочел вслух.
– Будешь говорить?
Молчание.
Я позвал Женьку.
Она вошла в халате, белой шапочке, строгая, неузнаваемая. В руках – подносик, на нем – шприц, ампула, пузырек со спиртом. Остановилась у стола.
Я посмотрел на часы.
– Вот что, друг мой. У меня тоже есть хозяин. И я не хочу остаться без премии. На тебя мне, не скрою, наплевать. Я таких, как ты, за людей не считаю. А себя люблю. Условие простое: будешь говорить, отвезут тебя в горотдел, не будешь – останешься здесь, – я кивнул на окошко, в сторону моря, – навсегда.