Роман с Полиной

Неоконченная «Голгофа» Ге с испуганным растерянным некрасивым Христом в середине, которая принесла автору неприязнь и страдания, было последнее, что мы обсуждали. На свою беду я познакомил с Таней закадычного друга Толика С., человека в общем-то никудышного, глупого, только и было, что римский профиль да глаза томные и воловьи. Она выскочила за него в 10-м классе и забыла, что хочет сделаться кинозвездой. А я не поступал во ВГИК и не стал режиссером, а то писал бы сейчас объявления: «Опытный кинорежиссер умело помоет вашу машину».
Он спросил у меня:
— Где вы желаете, чтобы я мыл, — у вашего дома или у моего?
— А в чем разница? — спросил я.
— Действительно, в чем? — кажется, он немножко выпил. — Ну, вот вы новый русский, например, из армян, вам будет лестно, поскольку я живу в элитном доме, забитом под крышу и даже более новыми русскими из армян, что я мою вашу машину у них на глазах.
— А вам не кажется, что это унижение для вас самого?
— Объясняю, — в трубке было слышно, как на том конце провода несколько раз булькнуло. — Иногда кажется. Но, дорогой мой, мне шестьдесят два, у меня бронхиальная астма, мне постоянно необходимо очень дорогое лекарство, которое не продается теперь по льготной цене ни хроникам, ни инвалидам, и притом каждый день, заметьте себе, оно дорожает!
Он жил в генеральском доме под самой крышей. Свою фамилию и те фильмы, которые он снимал, Игорь Анатольевич не назвал. Я снял у него комнату за 50 баксов, из ее окон был виден мой дом, наш пруд и пустырь вокруг него. Кинорежиссер жил вдвоем с сыном, посаженным на иглу, — тщедушным затравленным парнем с больными глазами.
С тех пор, куда бы я ни пошел, эти глаза смотрели мне в самую душу, как будто я наполнил их этой печалью.
Поймите меня правильно, я не Робин Гуд, никогда им не был и никогда уже им не буду.
Назавтра я подъехал к своим знакомым чеченам.
На этот раз ко мне подвели самого главного.
Потом, когда я уже парился в зонах, я иногда видел его по ТВ в новостях, он поседел, стал ходить с клюшкой, его снимали то в грязи в Чечне, то на чистенькой лужайке в Англии или в Италии, иногда за ним по пятам ходила его жена, носила двоих детей. Законники говорили, что и в 93-м он уже был крупной фигурой, помогал Березе проворачивать Логоваз и разбираться с конкурентами. А со мной ничего, говорил с уважением. Подошел, посмотрел пристальным взглядом, сказал:
— Ну что, молодец. Надумал?
— Пока нет, — сказал я. — Ствол нужен.
— Для чего? — спросил он.
— Для охоты, — сказал я, невольно подражая ему, так же сурово хмурясь и щуря глаза, как он. Надо попробовать бороду отпустить, подумал я. — Для вольной охоты свободного человека. Чтобы я видел, а меня не видели.
Он с интересом посмотрел в мои разноцветные глаза, и я увидел легкую полуулыбку в глубине его острых, круглых, как у птицы, глаз.
— Я знаю тебя, ты учился в МГУ, — сказал он. — На историческом факультете.
— Да, — сказал я. — А ты?
— Я учился на юридическом. Но я не кончил, дел было много. Твой папа профессор, да?
— Да.
— Видишь, все знаю… Меня зовут Казбек.
— Меня Федя, — ответил я, понимая, что и он назвал, мягко говоря, не совсем свое имя, а имя своего тейпа, или своей горы, или как там у них водится.
— Расстояние? — спросил он.
— Большое, — ответил я.
— Есть разные варианты, — сказал он и стал прощупывать меня вариантами. — Например, ваша российская разработка, комплекс «Винторез». Что сюда входит? Девятимиллиметровая снайперская винтовка конструкции Сердюкова. Спецпатрон СП-5 с тяжелой пулей. Оптический и ночной прицелы. Имеет надульный глушитель интегрированного типа с сепаратором потока пороховых газов и абсорбирующей сеткой-наполнителем… — он обволакивал меня словами и усыплял пристальным взглядом черных, как глухая кавказская ночь, глаз.
Я едва не потерял сознание и с трудом устоял на ногах. Я начал соображать, только когда он потрогал меня руками и уточнил:
— Ну, хорошо, я найду тебя, — он сворачивал бумагу, которую я, кажется, только что подписал, и убирал коротенький пузатый «паркер». — Поможешь хорошему человеку, хороший человек поможет тебе. Ты доволен?.. Тебе принесут, посиди в машине.
 
Я сидел в машине и думал, блин, куда я попал, допрыгался серый козлик, чего я там подписал? Говорила Аленушка, не пей из копытца, братец. А братец, мудозвон, конечно, выпил…
Открылась дверца, незнакомый чечен положил на сиденье рядом со мной фибровый кейс и сказал:
— Вернешь через неделю, знаешь, где нас найти. Казбек велел спросить у тебя — есть один очень хороший штук — РГП-7 называется, «семерочка», за двести метров стреляешь в форточка, все на х… там убивает, совсем новый, со склада, заряд полтораста баксов. Будешь стрелять нужный Казбеку форточка, хорошие деньги будешь иметь…
Я не успел ответить, заревели машины, полетели зеркальные витринные стекла гостиницы «Савой», в недалеком прошлом «Берлин», началась стрельба. Я не стал ждать, чем все закончится, даванул на железку и полетел отсюда подальше. Потом, через год, я узнал, это был Сильвестр, он предпринял попытку выдавить «черножопых» из русской столицы.
Я был упрямый, любил довести до конца. Машинка Казбека была хороша, настоящая рабочая машинка. Она лежала в кейсе разобранная на три части. Все там было подогнано, все путем. Я еще раз хочу подчеркнуть, я нисколько не Робин Гуд и никогда им не был, ну может быть только чуть-чуть. Самую малость. Но такая машинка сама зовет, поработай со мной, козел, поработай.
Я сложил ее, паз вошел в паз и тихо хлюпнул. Такая дура тянет пять тонн, не меньше, мне же досталась бесплатно, я только что-то там подписал, правда, что подписал, я не знаю. Это не Казбек, а Кашпировский какой-то, смотрит на тебя, и ты делаешь, сам не зная того, что делаешь.
Я вспомнил маршала Ахромеева, сделали ему звонок, кинули сигнал по трубе, стальной старик вынул пистолет из стола и послал пулю в висок, так, кажется, про это в позапрошлом году говорили. А я почему лежу на крыше? Кто мне послал этот сигнал, лежать на крыше и выцеливать жирного мудака Леху?
Кто вообще управляет мной, веля поступать так, а не иначе? Хорошо, если это Бог, тогда я спокоен, а если не Бог, а главный его противник? Бог — Христос, противник — Анти Христос, сиречь «Антихрист». Я вздрогнул, вспомнив это страшное имя, и стал мысленно отводить его от себя, чтобы, не дай Бог, снова не вспомнить и не привлечь этим его к себе.
В люди надо идти, чересчур долго варюсь в своем соку, только в людях я понимаю, что есть жизнь, а что так себе, бред сивого человека. Бред сивого мерина. Хотя и человек тоже бывает сивым, «сивый» — это значит частично седой, так кажется, надо посмотреть у Даля. Отстреляюсь сегодня, первым делом посмотрю у Даля, вторым — пойду на люди, в казино. В промежутке обязательно приму ванну с «Бадусаном». Ах, как хорошо бы принимать ванну с Полиной. Сидеть бы в теплой пене напротив друг друга и смотреть друг другу в глаза, больше ничего не надо. Иллюзия, как ты прекрасна. Жизнь, до чего ты у меня убога…
Я посмотрел в прицел, до чего хорошо, какая ясность, какой четкий оттенок. Я читал когда-то про снайперов, самое важное у них — определить расстояние дальномером и отметить ориентиры на местности. Мой дальномер показывал 400 метров, однако через оптику я видел даже стрекозу на листике ивы. Хорошую где-то делают оптику, если сам «Винторез» делают в Туле или, может быть, в Ижевске, то оптику, наверное, в Красногорске или в «Ломо», где делали фотоаппараты. Интересно, где у нас делают такие замечательные прицелы, не из Германии же везут? Нужны мы теперь Германии, им и без нас хорошо.
Я укрепил ствол на парапете, словно на бруствере, и стал ждать. Главное у снайпера — это терпение, снайпер должен лежать сутками и ждать цель. Интересно, а как там они насчет сортира, это проблема. Или это только у меня проблема, а у снайперов нет этой проблемы?
Я лежу на крыше генеральского дома. Отсюда прекрасный обзор на все Воробьевы горы, территорию ЦКБ, Мосфильмовскую улицу, мою улицу имени кинорежиссера Довженко, пруд, Поклонную гору, сидя на которой, Наполеон ждал делегацию почтенных москвичей с ключами от города, и где при советской власти начали строить огромное сооружение похожее куполом на рейхстаг, а потом стройка хирела-хирела и захерела…