Солдаты Солнца. Книга 1
Полковник Васильева обвела весь стол придирчивым взглядом.
– Команда… тайна… скандал, – Миша поднялась. – Ладно, джентльмены! На сегодня хватит. Всем отдыхать! Остальные разборки завтра… Спасибо, Джон, за отличный застольник: первое знакомство на командное сближение, хочешь не хочешь, состоялось.
– Надеюсь, не последнее, Миша?
– С надеждой, Джон, к лейтенанту Квинси! Я полагаюсь на факты. Реальность – доказательная система базы выживания, в том числе и командного… Всем спасибо за сотрудничество! Моей команде в убыстренном темпе разбежаться по своим гамакам – лично проверю каждую каюту! Это – приказ… Полковник!
Полковник Васильева кивнула Гэбриэлу, повернулась и пошла к выходу… Гэбриэл сразу же догнал Мишу.
– Полковник…
– Что, полковник, первый блин комом? Ну ладно! Как-то оно будет.
– Согласен!
– То-то, полковник Харрис! – Миша остановилась в дверях и, открыв одну из створок, подпёрла её своим телом, оставляя проход наполовину открытым.
Гэбриэл подпёр вторую половину дверей и вынул сигару изо рта:
– Может быть, всё-таки: Гэбриэл…
– Может быть…
Сигнал, что называется, был подан, и остальным не оставалось ничего другого, как отчаливать от такого гостеприимного и сытного местечка восвояси – в свои тесные каюты и прохладные длинные коридоры криобункера.
Первым покатил своё кресло-коляску к выходу профессор:
– Джентльмены, позвольте раскланяться, я вымотан под завязку! А меня ещё ждёт масса работы… Всем хорошего отдыха и спокойной ночи! Гэбриэл?
– Я помню своё обещание, Джон!
– Миша, прошу тебя, будь терпимее.
– Без проблем, Джон, – Миша отвечала профессору так же, как он сейчас обращался к ней – на русском.
Чукки уже у самых дверей поцеловала старого инвалида в дряблую бледную щёку:
– В столовой приберу немного позже… Спокойной ночи, профессор!
Красавчик встал и придвинул свой стул к столу:
– Значит, Доктор Смерть?
Танго запрятала зажигалку в карман комбинезона:
– Это скорее почётное звание.
– Ага!.. да ещё и чёрный рейнджер…
– С этим не поспоришь!
– Круто – как на такое… божественное, но хрупкое тело…
– Это только на первый взгляд.
– На первый взгляд хрупкое или божественное?
– На первый взгляд и у кого-то в штанах только на ощупь – вслепую… Златокудрый Сосуд Сердец.
Танго ушла на кухню – следом за Чукки, и Красавчик вместе с Зулу и Мэлвином направились к выходу. Все трое молча отдали воинское приветствие полковнику Васильевой и завернули в коридор.
– Вам не кажется, Миша, что вы живёте здесь, как…
– Как в тюрьме?
– Угу…
– Значит пора выходить в город… Полковник!
Миша кивнула Гэбриэлу на выход, и тому ничего не оставалось, как вслед за своими парнями тоже покинуть столовую комнату. Обе створки дверей столовой сразу же захлопнулись за его спиной.
– Не полковник, а целый полкан! – прорычал Зулу, идя по коридору рядом с Красавчиком.
– Полканище! – поправил сзади Мэлвин.
– Она же пьёт горячую водку! Чего же вы от неё хотите? Им бы всем по ребёнку в руки всучить да по перине.
– Это ты о лейтенанте Танго Танго, Красавчик? – Гэбриэл догнал их на повороте.
– Обо всех!.. бабы ж, вроде…
– Остынь, Красавчик! Женщины любят ушами.
– Фигня… не тот вариант!
– Тот, тот… терпение, Красавчик!
– Терпение?! Гэбриэл, это не леди, это – монстры!
– Красавчик, не забывай, это специально подобранная команда солдат-убийц… в общем-то, как и мы…
– Но мы – мужчины!
– А они – женщины! Вот, собственно, и вся разница: кот наплакал…
– Кот наплакал?! Кот наплакал?! Целый океан ненависти!!
– Океан надежды, – поправил Мэлвин.
– Океан чёрт знает чего! – прорычал Зулу.
Лейтенант остановился и в упор посмотрел на Гэбриэла:
– Ну и что эта команда гиен-убийц будет с нами делать дальше?! Препарировать как наглядное пособие? Или просто – бить головой об стенку?
– Особенно сержант Лео Румаркер… вот так, вот так!! – Мэлвин наглядно на себе продемонстрировал своё образное видение сюжета на соседних стенах.
– Ну хоть что-то у них от женского начала должно было остаться?! Ну кроме тела, конечно.
– Эти девчонки – солдаты войны, Красавчик, войны, которая никогда не заканчивается.
– Это точно! – рубанул по воздуху боксёрским кулачищем Зулу.
Танго ущипнула себя за губу:
– Как ты думаешь, Миша, они осознали свою силу?
– Ещё нет! Но жизнь и смерть расставят всё по своим местам: очень скоро каждый займёт предназначенную ему нишу, каждый…
– Но этот мир другой, и сила их другая.
– Танго, спокойнее… Скоро они сами это всё узнают – на своей собственной шкуре. Ладно, пацаны, покатили!
Гэбриэл вернулся в столовую, где никого уже не было, и на столе осталось всё так, как было.
Он тяжело вздохнул и пошёл к буфету:
– Ну и вечерок… Так! Я обещал Джону… Где тут у нас что? Ага! В этом чайничке свежезаваренный бергамот: молодчина, капитан, своё слово сдержала. Пирожные я могу положить и сам.
Гэбриэл поставил на поднос расписной пузатый чайничек с крепким пахучим бергамотом, рядом примостил две чайные чашки и блюдце с яркими кружочками лимона. Переложил в пустую тарелку несколько эклеров, ещё два куска яблочного пирога и к ним две ватрушки. Подумал и добавил к общему натюрморту сахарницу и две чайные ложки… Хотел было уже идти, но неожиданно обернулся к столу, сорвал с цветущего миртового дерева одну небольшую веточку с белыми полураспустившимися бутонами-цветочками, поставил в свою стопку и налил чистой воды.
– Да, я знаю, что в больничную палату нельзя вносить посторонние предметы, а тем более – цветы! Но зато теперь я натурально похож на шоколадницу – можно законно писать портрет: «как я принудительно проспал сорок лет в холодильнике для трупов и теперь добровольно работаю сиделкой и разношу по больничным палатам чаи с эклерами».
Он оставил сигару в пепельнице и взял в руки поднос.
Глава третья
– Андрей…
– Полковник… Не обращайте на меня внимания: я всегда плачу, когда она здесь, на столе лаборатории, вот так лежит – без движений, почти без дыхания, под всеми этими кнопками, проводами, капельницами, системами. А я никогда ещё тут не лежал вот так – беззащитный. Ведь у меня всегда всё на месте: руки, ноги, почки, глаза.
– И часто профессору приходилось менять Лео руки-ноги?
– Сто раз! Выращивать заново или латать из того, что осталось… Отец выращивал для Лео вот только обе почки – четыре раза!
– Всего лишь четыре раза за последние двадцать лет?!
– Полковник Харрис…
– Зови меня – Гэбриэл! Буду тебе очень обязан, Андрей.
Мальчишка-генокер наконец поднял голову и в упор посмотрел на полковника, его лицо было мокрым от слёз. Он держал Лео за руку – пэпээсница лежала под капельницей, была без своего комбинезона и закрыта одеялом по пояс, её берцы стояли под лабораторной кроватью, рукав футболки на левом плече был подвёрнут.
– Гэбриэл, мне так больно – вот здесь! Здесь всё сжимается и ноет, когда вот так, всё плохо.
– Ну-ууу… – Гэбриэл поставил на ближайший лабораторный стол поднос и стал разливать чай по чашкам. – Не ожидал, что ты такой пессимист, Андрей. Болит – значит, ты всё-таки человек, а не биоробот или бездушный синтетический гуманоид. Так и должно быть, мой мальчик: живое горячее сердце должно чувствовать не только собственную боль, но и боль близких тебе людей… Давай, перекуси, малыш! Я тебе принёс твои любимые эклеры. Отвлекись – поешь.
– Нет, Гэбриэл, я не хочу!.. и не буду…
– Ну как малое дитя: «не хочу, не буду»! Правильно говорит Джон: ты как Лео – что она упёртый голодушник, что ты… Я всё равно от тебя не отстану и отсюда не уйду, пока ты не поешь.
– Нет!
– А со мной?
– С вами?
– Угу… сколько тебе ложек сахара?
– Ну… три – я люблю сладкое.
– Я тоже! Если честно, мы, мужчины, во все времена были страшными сладкоежками. Даже когда охотились на мамонтов… Да, да! Чему ты так удивляешься, Андрей? Мясо млекопитающих, наполненное живой кровью, необычайно сладкое. Так что сладкоежки мы с незапамятных и совершенно доисторических времён. Держи!