Олигарх 6 (СИ)
У начальника нашей конторы были четкие инструкции, как действовать, и он тут же послал компанейского фельдъегеря в Кабанскую.
Я еще раз перечитал текст нашего договора. Итак, осталась самая малость — произвести первые положенные платежи, и дело окончательно будет в шляпе.
Платить я решил не из своего кармана, а пригласить поучаствовать в этом деле иркутское и забайкальское купечество.
Дождавшись, когда текст договора прочитает Иван Васильевич, я распорядился:
— Иван Васильевич, когда фельдъегерь отдохнет, прикажите ему не торопясь ехать в Иркутск. Пусть Ян Карлович готовит отправку денег в Китай.
В Кабанскую мы приехали часа в три пополудни и все хорошо отдохнули перед следующим броском до Верхнеудинска, до которого почти сто верст, но бывалые люди на почтовой станции заверили меня, что дорога сейчас ужетакая, что на хороших лошадях верхами вполне реально за день добраться до этого местного центра цивилизации.
Как это ни удивительно, но мы за день действительно доехали до Верхнеудинска, правда, уже было достаточно темно, когда мы въехали во двор компанейского подворья.
Здесь в Забайкалье наши конторы в Верхнеудинске, Чите, Нерчинске и Сретенске называют подворьями. И это, на мой взгляд, правильно. Потому что это большой постоялый двор, приличная гостиница, склады, мастерские, собственно компанейская контора и обязательно вооруженная охрана.
Прибытия отряда светлейшего князя уже ждали и нашим людям не пришлось даже самим расседлывать лошадей. Только санминимум, ужин и на боковую.
Каких-либо дел, требующих моего вмешательства, не оказалось, и я тоже сразу же лег в постель. Сто-километровый марш-бросок в этот раз утомил меня, неожиданно стали болеть раны и места сильных ушибов, полученных во время штормов.
А вот Иван Васильевич, сотник Серов и полковник Осипов со своими офицерами — действительно железные люди. В Култуке, Кабанской и здесь они отдыхали не больше четырех часов, все осматривали и разговаривали с людьми.
Ранним утром тринадцатого сентября я проснулся, наверное, одним из первых, но, выйдя в общую столовую гостиницы, я к своему удивлению обнаружил там Ивана Васильевича и полковника, которые о чем-то тихо разговаривали, сидя в одном из углов за отдельным столиком.
— Надеюсь, господа, вы ночью отдыхали, а не только проводили свои совещания. До Читы путь не близкий, и неизвестно, будет ли возможность где-то полноценно отдохнуть, — своего недовольства я скрывать даже не собирался и сказал это очень раздраженно.
Хотя и отлично знал, что делать замечания на этот счет Ивану Васильевичу — все равно что с каким-нибудь червяком рассуждать о будущих космических полетах. Полковник Осипов, похоже, из таких же упертых служак.
Вид у них, кстати, был свеженький. Оба были, кстати, идеально выбриты.
— Ваша светлость, по нашему мнению, пора начинать практическую работу по созданию казачьих войск, — полковник мое раздражение совершенно проигнорировал и протянул мне два листа бумаги, исписанных мелким, но очень разборчивым почерком.
Дирекция компании и я лично как её руководитель могли издавать постановления, приказы и прочее. Постановления — это что-то типа указов по компании.
Перед отъездом из Иркутска я подписал постановления о создании Байкальского и Амурского казачьих войск.
Они были короткие и лаконичные. Во исполнение повелений и прочего нашего царя-батюшки я, такой-то такой-то, постановляю создать Байкальское и Амурское казачьи войска.
По уже установившейся российской административной традиции, созданные мною казачьи войска будет возглавлять наказной атаман, которым, естественно, стал я. А вот реально руководить казаками будет войсковой атаман.
Полковник Осипов временно будет совмещать должности двух войсковых атаманов. И для реализации постановления я приказал господам Осипову и Тимофееву срочно разработать Положения об этих войсках.
— И надо полагать, что вы, господа, разработали Положения? — я сел за стол и пролистал листы с написанным текстом положений. — Лаконично, однако, получилось и без конкретики.
— Детализировать их с учетом нашей специфики пока нет смысла, ваша светлость, — твердо и решительно заявил полковник. — Поэтомумы использовали проект «Положения об управлении Донского войска». Оно разработано и в ближайшее время будет оглашено на Дону. А затем по его образцу будут положения и о других войсках.
Глава 17
На дворе уже ранняя осень, которая здесь, в Забайкалье, уже чувствуется. В Иркутске, когда мы его покинули, еще было лето, а здесь по ночам уже иногда почти ноль градусов, чуть ли не каждый день идут дожди, и постоянно дует холодный ветер.
До Читы нам предстояло преодолеть больше пятисот пятидесяти верст. Это серьезное расстояние. Если у нас все пойдет хорошо, то на переход от Верхнеудинска до Читы у нас уйдет дней десять. Главная проблема — это горные хребты Забайкалья, их отроги и отрожки. В Восточной Сибири, как и на Аляске, любые горы — это серьезное испытание даже летом, не говоря уже о зиме.
Они какие-то потрясающе дикие и безлюдные. Даже здесь, где есть какая-то дорога, по которой сейчас почти непрерывным потоком идут и едут люди, чувство дикости этих мест все равно присутствует.
Почти непрерывный поток людей и грузов, который я увидел, когда мы выехали из Верхнеудинска, меня просто потряс. Особенно то, что он был фактически в одном направлении — в Читу. На новой, еще строящейся Кругобайкальской дороге движение было, но очень незначительное, несравнимое с потоком, идущим от байкальской переправы. Это по большей части люди, которые идут пешком, едут в повозках и верхом. Среди них есть даже одиночки.
Но оказалось, что самый мощный грузовой поток шел в Верхнеудинск с юга, из Кяхты и Петровского Завода.
— Среди этих людей почти нет тех, кого компания пригласила. Они почти все проехали уже давно, и сейчас их единицы, — сказал мне Петр, когда, выехав из Верхнеудинска, мы увидели эту картину, и я от удивления остановился. — Почти все эти люди, ваша светлость, бегут от нашего царя-батюшки. Они надеются там, — Петр махнул рукой, показывая на восток, куда шла дорога, — построить свою новую жизнь. А кто-то хочет попасть за океан.
Я резко обернулся и окинул Петра взглядом с головы до пят. Никогда в его голосе еще не было таких интонаций и напряжения. Казалось, что его голос звенит, как туго натянутая струна, хотя Петр говорил это очень тихо.
Как ни крути, а он и мы, как говорила незабвенная Раиса Захаровна, из разных социальных слоев. Говоря «мы», я имею в виду российского императора Николая Первого и светлейшего князя Новосильского. А Петр со всех сторон — стопроцентный крестьянин, и простого мужика понимает и сочувствует ему.
Недаром в истории масса примеров, когда вроде бы преданнейшие слуги, иногда даже почти ровня хозяину, в критическую минуту уходили от них или вообще предавали. Да и господа всякие — дворяне, короли и императоры — некоторые чаяния подлых сословий никогда не понимали, да и не могли понять.
Моя сила заключается в том, что во мне произошло органическое слияние двух сущностей: древней олигархической и самой что ни на есть рабоче-крестьянской. Поэтому я понимаю и чувствую как русский столбовой дворянин, стоящий на одной доске с императором, и как самый простой русский мужик, которого всё гнобят, гнобят.
Ничего не ответив Петру, я тронул лошадь и поехал вперед.
Червячок сомнения меня грыз, когда я читал в отчетах Василия, что он не испытывает недостатка практически ни в чем. А людей, возможно, даже избыток. Но, похоже, что в реальности так и есть.
— А я, Алексей Андреевич, засомневался, когда ваши управляющие говорили, что людей пока хватает. Ян Карлович одну цифру называл, а у Василия Алексеевича другая получается, — подъехавший Иван Васильевич, как будто прочитал мои мысли, совершенно неожиданно заговорил на эту тему.
Он с полковником немного задержались на подворье. Нескольким казачьим командирам Забайкалья, отобранным по рекомендации Яна Карловича и братьев, был послан приказ прибыть в Верхнеудинск и Читу.