Over the hills and far away (СИ)

— Да уж, это правда. Ладно, спасибо тебе Гарри, огромное. Я знала, что ты поддержишь сторону правды.
Она выскочила из кабинета, хлопнув дверью.
***
— Нет! — Удар. Кожа на костяшках пальцев кровоточит. Ссадины горят — в кровь явно попала грязь, но это ведь мелочи.
— Нет! — Еще один удар. Второй кулак ноет от боли.
— Нет!
Таким бессильным Драко еще не был никогда. Он даже не думал, что может оказаться таким слабым, пока не прочел ее ответ. Он надеялся до последнего. Когда увидел на горизонте точку, когда различил в ней тощую Азкабанскую сову, когда дрожащими руками отвязывал от ее лапы бесценный пергамент — он все еще надеялся.
«Как ты посмел мне написать? Ты мог меня скомпрометировать! О какой любви ты пишешь, Д.? Это был секс, не более того. О какой чести ты можешь говорить, если не устоял перед женой лучшего друга? Не смей писать мне, не смей вспоминать обо мне. Еще раз — и поверь, я найду способ стереть тебя в порошок.
Никогда не твоя. А. Н.»
Ее «Нет» было чуть более пространным, чем «Нет», которое сам Драко отправил не далее, чем вчера с другой совой — красивой, холеной. Однако все сводилось к отказу. Банальному, грубому отказу. Давно ли эта женщина стонала его имя, давно ли шептала в горящий камин: «Умоляю, приходи, пока Тео нет». Как быстро, однако, ее «Хочу» превратилось в «Не смей».
Сосед за стеной снова завел свою тоскливую песню — одну из двух, которые он знал. Кулак Драко снова врезался в стену, оставляя на черном от влаги камне бурые следы. За другой стеной снова забормотали, и Драко протяжно, во все горло взвыл от тоски.
***
«Драко. Я проверила твою палочку, взяла ее в архиве с уликами. Ты не аппарировал в Министерство, я точно знаю. Либо у тебя была другая палочка, либо твоей палочкой пользовался не ты. Олливандер сказал, что последнюю палочку сделал для тебя в девяносто восьмом, а наследники Грегоровича ничего тебе не продавали. Драко, ты соврал на суде! Ты кого-то выгораживаешь, и я узнаю, кого.
Гермиона Грейнджер».
— Лаэрт, — Гермиона подпрыгнула, намереваясь согнать упрямую птицу со шкафа, но Лаэрт сжался и вмиг превратился из округлой птицы в подобие веточки.
— Нет уж, друг мой Лаэрт, так дело не пойдет, — Гермиона махнула на него полотенцем и откинула волосы со вспотевшего лба. — Я не ловец, ты не снитч, так что заканчивай с этим и отнеси письмо. А я куплю тебе твое любимое совиное лакомство.
Лаэрт приоткрыл желтый глаз, выразительно посмотрел на хозяйку и глухо ухнул.
— Да-да, Лаэрт, то самое, по галлеону за пачку. Давай, дорогой, неси письмо.
— Ухух, — ворчливо изрек Лаэрт, и это прозвучало как крайне недовольное: «Ну ладно». Но все же он снизошел до того, чтобы покинуть свой насест на шкафу, спуститься к Гермионе и милостиво позволить привязать письмо к лапе.
— Ты знаешь дорогу, — произнесла Гермиона и выпустила Лаэрта в стремительно темнеющее небо над холмами.
***
Дни слились в один сплошной поток. Изредка Драко забывался тревожным, рваным сном, после которого зачастую болела голова, а от лежания на жесткой койке ужасно ныла поясница. Все чаще он предпочитал смотреть в окно на бушующие внизу волны, продолжать колотить стену, превращая кулаки в кровавое месиво, или просто выть от безысходности на одной ноте. Если бы она только смилостивилась. Если бы только она прислала письмо — Драко уже и не надеялся на визит — кто знает, может это дало бы силы продолжать существование изо дня в день. Но весточки от нее ждать не стоило — она явно дала это понять. Поэтому когда на горизонте возникла точка, Драко не обратил на это ни малейшего внимания. Когда точка приблизилась, и в ней стала угадываться сова, Драко вспомнил, что не один он на этом уровне может пользоваться правом переписки. В конце концов, совы на средний уровень летали не так часто, как на верхний, но все же диковинкой они не были. Драко отвлекся на созерцание моря и потому вздрогнул, когда птица приземлилась на карниз прямо перед ним. Птица Грейнджер взирала на него не то, что без удовольствия — с плохо скрываемым гневом. Драко хмыкнул и покачал головой: однако же, упорству Грейнджер можно было позавидовать. Он впустил птицу, отвязал от ее лапы письмо и пробежал взглядом по тексту. Да уж, Грейнджер в стремлении добиться правды становилась воистину страшной. Драко даже представил, как она выглядела в момент написания: явно всклокоченная, только вбежавшая в дом, с горящими глазами. И чернилами она наверняка испачкалась по локоть. Все та же энергичная, любопытная до смешного Грейнджер.
  
«Драко!»
Мерлин, что за фамильярность. Они никогда не общались так близко, чтобы Грейнджер называла его по имени. И куда же делся мерзкий таракан или слизеринская гадина? Да даже назови Грейнджер его по фамилии, было бы не так удивительно, как это омерзительно фамильярное «Драко». Как будто ей всерьез есть дело до него!
От злости Драко еще раз саданул кулаком стену. Сова на карнизе недовольно ухнула и нахохлилась. Пришлось выдохнуть и снова перечитать письмо. В конце концов, это птица Грейнджер, того гляди, заклюет.
Похоже, Грейнджер и впрямь было дело до Драко, раз уж она умудрилась получить улику, проверить ее и даже пробежаться по продавцам волшебных палочек с опросом. Драко глубоко вдохнул, подтянул к себе желтый сырой пергамент, обмакнул облезлое перо в чернильницу и стал царапать ответ непослушными пальцами.
«Грейнджер, тебе не стоит лезть в это дело, серьезно. Не понимаю, почему ты решила за это взяться. Если я кого-то и прикрываю, значит у меня есть на то причины. Успокойся. Д.»
Он привязал письмо к лапе совы и только потом понял, что подписался точно так же, как в послании для той женщины. для единственной женщины, которая стоила его внимания. Но исправляться было уже поздно: сова стремительно удалялась на юг.
***
— Лаэрт, в следующий раз клюнешь его в ухо! — возмущенно воскликнула Гермиона, отбросив ответ Малфоя. — Ну разве не идиот? Я пытаюсь ему помочь!
Лаэрт согласно ухнул и сунул клюв в коробку с совиным лакомством.
Гермиона перечитала письмо три раза, после чего задумчиво уставилась в окно и принялась рассуждать.
— Смотри: у него есть причины прикрывать настоящего преступника. На самом деле именно у Малфоя причин не так-то много. Либо тут замешаны деньги, либо дело касается близкого человека. Кто может знать о делах и проблемах Драко Малфоя?
Лаэрт сдавленно ухнул. Гермиона задала вопрос как раз когда он ухватил очередной кусок лакомства.
— Ты совершенно прав. Родители, Лаэрт. Родители. И не то, чтобы я считала их виновными. Даже если у них есть алиби, вдруг они знают о том, кого еще может прикрывать их сын.
Лаэрт, хлопая крыльями, перелетел на шкаф и устроился на своем насесте.
— Ух, — произнес он, прежде чем отвернуться к стене и погрузиться в сон. Гермиона же бросила короткий взгляд за окно. Верхушки холмов окрасились розовым, приближался рассвет, а значит — пора было собираться в дорогу. Все же стоило побеседовать с родителями Малфоя, и Гермиона не видела причин медлить с этим.
Малфой-мэнор, казалось, охватило уныние. Не только домочадцев, но и сами стены, лужайку и дорожки у дома, живую изгородь, укрытую снежным покрывалом. Гермиона решительно толкнула тяжелую кованую калитку и зашагала по дорожке, которую никто даже не потрудился расчистить. Определенно, либо старшие Малфои настолько убиты горем, что даже не выходят из дому, либо скрываются от правосудия, пока сын отбывает наказание в тюрьме. Гермиона не могла не вспомнить о том, что давным-давно, еще на шестом курсе, Драко шантажировали смертью родителей, чтобы он выполнил задание Лорда. Ничто человеческое не было ему чуждо, а потому для Гермионы казалось совершенно очевидным, что ради родителей Драко мог пойти на все, что угодно. Даже на тюремное заключение.
— Мистер Малфой? Миссис Малфой? — Гермиона осторожно ударила молоточком по двери, и та приоткрылась. — Простите за вторжение, я хотела бы поговорить о вашем сыне.