Школа на краю империи (СИ)

Здание ПСП было обычной панелькой — обшарпанной и неказистой.
Без балконов и лоджий.
С единственным подъездом и столовой на первом этаже.
Всего этажей было пять. Все рамы в окнах деревянные, почерневшие от старости. Между ПСП и соседними домами протянуты тросы, на которых сушится бельё. Ещё одна «сушилка» оборудована на крыше. Там же я заприметил несколько телевизионных антенн.
Дверь подъезда распахнута настежь.
Вхожу и оказываюсь в тесном вестибюле, пропахшем общепитовской едой. Вижу длинный коридор с унылыми голубыми стенами, письменный стол и полную женщину неопределённого возраста, клюющую носом над раскрытой тетрадью в клеточку.
— Добрый день, — поздоровался я.
— Серёженька, — улыбнулась женщина. — На ночёвку?
— Ага, — не стал я спорить. — И покушать бы.
— Конечно-конечно, — женщина потянулась к ручке. — Только запишу тебя. Ты это... постельное уже две недели не сдаёшь. Постирать надо.
— Обязательно, — согласился я.
Сообщать о своём выселении я не хочу. Переезд вызовет нездоровый интерес и кучу дополнительных вопросов. А мне лишнее внимание ни к чему.
На груди женщины красовался бэдж:
Ничипорук 
Марфа Игнатьевна 
КОМЕНДАНТ 
— У тебя там сосед новый, — сообщила женщина, делая пометку о продлении. — Не обижайте там её.
— Добро, — кивнул я, не сразу уловив подвох.
Комендантша протянула руку к деревянному стенду, сняла ключ с биркой «27» и протянула мне.
— Спасибо, Марфа Игнатьевна.
Несмотря на то, что меня тянуло к арке столовой, я решил сконцентрироваться на главной задаче. У меня есть вещи, их надо забрать. А для этого придётся посетить двадцать седьмую комнату.
Иду по коридору, но меня окликают:
— Ты куда? Живёшь-то на втором этаже.
Демонстративно хлопаю себя по лбу:
— Запамятовал, Марфа Игнатьевна.
Разворачиваюсь к лестничной площадке.
— Замордовали вас в этой гимназии, — пробурчала сердобольная женщина. — Не бьют хоть?
— Не бьют, — заверил я и юркнул в спасительный проём.
Комендантшу явно тянуло на задушевную беседу, а я ни черта не помню из жизни предшественника. Надо забрать вещи, быстренько перекусить и свалить из этого ПСП.
С верхних этажей слетела стайка детворы — всем по десять-двенадцать лет. Выглядели беспризорники вполне прилично — загорелые, в поношенных, но добротных шмотках. Футболки, шорты, сланцы. Ребята перебрасывали друг другу футбольный мяч и явно намеревались провести остаток дня за игрой.
В коридоре второго этажа было шумно. Двери нараспашку, дети и подростки ходят туда-сюда, ржут, задирают друг друга, грызут яблоки, пьют что-то оранжевое из стеклянных бутылок... Стеклянных, Карл! Никакого пластика, меня аж ностальгия проняла.
Останавливаюсь перед комнатой № 27.
Дверь плотно закрыта, внутри слышатся сдавленные крики и возня. Шлепок или удар... Такое ни с чем не спутаешь. Соседи решили выяснить друг с другом отношения.
Я бы и позже зашёл.
Вот только дел у меня по горло.
Прохлаждаться некогда.
Нажимаю ручку. Дверь отворяется, и я вижу неприглядную картину. Грубо оштукатуренные и выкрашенные голубым стены, некогда белый потолок, дощатый пол. Четыре двухъярусных кровати, расставленных вдоль противоположных стен. И распахнутое настежь окно. Вот там, на подоконнике, и происходила дичь, от которой у нормального человека волосы встали бы дыбом.
Пара здоровенных лбов зажали девушку моего возраста у окна с явно недобрыми намерениями. Один, длинноволосый и широкоплечий, прижал девчонку грудью к подоконнику, заломав ей руки за спину и широко раздвинув ноги. Второй, низкорослый и весь какой-то нескладный, пытался снять с несговорчивой подруги шорты, одновременно уклоняясь от пинков. Жертва истошно орала и брыкалась, но силы были неравны.
Я не стал ничего говорить.
Быстро покрыв расстояние, отделявшее меня от придурков, пнул ближайшего носильника по яйцам. Неудачником оказался стягиватель шорт. Бедолагу сразу скрутило, и прыти в нём поубавилось.
  
— Суукаа, — простонал мой озабоченный сосед.
И сполз на пол.
Я уже бил его приятеля по почкам.
Широкоплечий охнул и наотмашь попытался ударить неведомого обидчика, то есть меня. Девушку волосатый отпустил. Меня бы впечатало в кровать, да только реакция из прежних жизней не подвела. Нырнув под ручищу здоровяка, я рубанул коленом в открытый живот, добавил открытой ладонью в челюсть. И поставил точку этой же ладонью — ложбинкой между большим и указательным пальцами. Прямо в кадык. Не смертельно, но глаза имбецила выпучились, он захрипел и утратил всякую связь с действительностью.
Девушка испуганно обернулась.
— Ты его не убил хоть?
— Минут через десять оклемается, — спокойно сообщил я.
Конечно, ударом по кадыку можно и отправить в мир иной. К счастью, я умею рассчитывать углы и силу, так что несостоявшийся насильник выживет.
Девочка выглядит своеобразно.
Стройная, даже худая. Почти не видно груди. Максимум — первый размер. При этом очень красивые и длинные ноги. Джинсовые шорты, выцветшая красная футболка и обувь, подозрительно напоминающая земные кроссовки. Личико у девушки было очень миловидным. Так сразу и не определишь национальную принадлежность. Турчанка? Арабская кровь? Кожа не просто загорелая, она смуглая от природы. Густые чёрные брови, длинные ресницы, пухлые губы... и восхитительно курносый носик.
И — глаза.
Чёрные, в них проваливаешься, словно в бездонный колодец.
А дальше начинается шок-контент. Роскошная копна тёмных вьющихся волос... подрезана самым безбожным образом. Под каре. Только каре — явно не та история, с которой моей новой знакомой следует начинать свою жизнь. Ей бы отрастить гриву до пояса... но нет. И, самое главное, стрижка явно делалась не в парикмахерской. Слишком неровно и уродливо.
— Чего уставился? — выдало чудо с каре.
— Есть одно хорошее слово, — заметил я.
— Какое?
— Спасибо.
Выдав эту мудрую мысль, я утратил к спасённой всяческий интерес. Меня больше занимала другая проблема — где мои вещи.
— Козёл, — выдохнул нескладный коротышка, скукожившийся на полу. — Я тебя...
— Ты меня — что?
— Ууу... дай только встать.
Длинноволосый лежал на спине, хватал ртом воздух и благоразумно молчал.
Я присмотрелся к тумбочкам. Прямо недокомоды какие-то, а не тумбочки. Высокие, металлические, похожие на сейфы. С прорезями в дверцах и выемками вместо ручек. Каждая дверца пронумерована. Судя по заправленным кроватям, нас здесь четверо. А комната рассчитана на восьмерых беспризорников.
— Что ты ищешь? — заинтересовалась девушка.
— Свои вещи.
— Они же в боксах.
— И где мой?
— А ты не помнишь?
— Представь себе.
Девушка переступила через длинноволосого, обогнула меня и указала пальцем на нижнюю секцию дальней от меня тумбы.
— Хм. Уверена?
— Попробуй открыть.
— Чем?
— Жетоном самостоятельности.
Я потрогал кругляш, висящий на моей шее. Снял цепочку, повертел непонятную хрень в пальцах. По размеру — старая пятикопеечная монета. Я думал, что это медальон. А там выбиты мои имя и фамилия, сложный цифробуквенный код и невразумительная загогулина. Вроде китайского иероглифа, сросшегося с шумерской клинописью.
Забрасываю жетон в приёмную щель бокса.
Цепочку не отпускаю.
Внутри что-то щёлкает, сдвигаясь. Бокс открывается — и я вижу две полки со своими скромными пожитками. Плюс выдвижной ящичек, как в письменном столе.
— Как тебя зовут? — бросаю через плечо.
Помедлив, девушка представилась:
— Джан.
— Красивое имя. Спасибо за помощь, Джан.
— Ты ведь заснёшь, — раздался голос коротышки. — Мы тебя ночью придушим.
Я не ответил.
Снял рюкзак, расстегнул молнию, и переложил внутрь все шмотки, которые лежали в боксе. Трусы, носки, шорты, пара футболок и клетчатая рубашка. Весь мой нехитрый скарб. Учебники нашлись в ящике. Три книги, штук пять тетрадок и ручка. А ещё — мятая купюра и горсть медных монеток. Деньги я распихал по карманам брюк.