Преследуемая тенью (ЛП)

У каждого из нас есть своя миска риса с жареными яйцами, и она улыбается, говоря: — Надеюсь, вам понравится еда, мистер Торризи.
Это почти похоже на интервью.
— Почему тебе трудно смириться с тем, что я владею этим рестораном и при этом являюсь частью Коза Носты? — спрашиваю я, чтобы вернуть нас к нашему предыдущему разговору.
Она поднимает стакан с водой и делает глоток, прежде чем ответить: — Этот ресторан - место, где создаются шедевры.
— И? — Я откусываю от блинчика, наслаждаясь его текстурой и вкусом.
Ее глаза встречаются с моими. — На прошлой неделе я видела тело мужчины, которого ты расчленил голыми руками.
Я смотрю на нее, глубоко вдыхая воздух.
В мои планы не входило, чтобы она видела Кастелланоса.
— Как ты преодолеваешь границы между светом и тьмой? Как ты можешь создать такое место, — она обводит рукой столы, — и в то же время убивать, не моргнув глазом?
— Легко, — пробормотал я. — То, что я без колебаний убиваю любого, кто мне перечит, не означает, что я не могу наслаждаться прекрасными вещами в жизни. — Я держу ее взгляд в плену, продолжая: — Ты видела самое худшее во мне. Я потерял брата, человека, которого любил больше всего на свете. Ты видишь боль, ярость, чертову неутолимую жажду мести.
Воздух вибрирует от моей печали, и я делаю пару вдохов, пытаясь успокоиться, прежде чем сказать: — Джулио был полон жизни. У него всегда была заразительная улыбка на лице. Все его любили.
Я закрываю глаза, когда волна боли захлестывает меня. Она уже не такая сильная, но все еще не утихает.
Господи. Я скучаю по нему.
Когда я снова открываю глаза, то вижу, что подбородок Скайлер дрожит.
Мой голос хриплый, когда я говорю: — Я любила его так чертовски сильно, и каждый день без него - это ад.
По ее щеке скатывается слеза, и, вытирая ее, она шепчет: — Мне очень жаль, что его убили.
Потянувшись за стаканом воды, я делаю несколько глотков, собираясь с мыслями.
— Вообще-то я спокойный и веселый среди своих друзей. — Мои глаза встречаются с ее глазами. — Вот почему я был так близок с Джулио. — Я смотрю на пустые столы, на еду, забытую между нами. — За неделю до убийства Джулио я сказал ему, что собираюсь обучить его, чтобы он занял мое место, когда я уйду на пенсию. Я никогда не видел, чтобы он так усердно работал. До этого момента он мне все изгадил, потому что хотел стать одним из моих охранников, а я ему не позволил.
Говорить о нем оказалось не так сложно, как я думал.
Мой взгляд возвращается к Скайлер, когда она вытирает очередную слезу со щеки.
— Почему ты плачешь? — спрашиваю я без всякой грубости в своем тоне.
Она делает дрожащий вдох, прежде чем ответить: — Потому что мне чертовски плохо от того, что его убили из-за меня.
— Джулио, — пробормотал я. — Ты никогда не называла его имени.
Она поднимает подбородок и, глядя мне прямо в глаза, говорит: — Я чувствую себя ужасно из-за того, что Джулио мертв. Если бы я могла, я бы поменялась с ним местами в одно мгновение.
Я невесело усмехаюсь. — Самое поганое, что он бы этого не хотел. У него было мягкое сердце, и он, возможно, пожертвовал бы свою почку, если бы знал, что сможет помочь.
Скайлер закрывает лицо руками, и из нее вырываются рыдания.
Выплеснув всю боль на стол между нами, я смотрю на нее, пока она плачет о моем брате.
Джулио полюбил бы ее.
Он бы утешил ее и сказал что-нибудь смешное, чтобы она рассмеялась.
Поднявшись на ноги, я обхожу стол. Я беру Скайлер за руку и, подтянув ее к себе, крепко обнимаю, прижимая к своей груди.
— Мне так жаль, Ренцо, — плачет она.
Да, мне тоже, моя маленькая мышка.
Мне тоже.
Глава 29
Скайлер
Ренцо не должен меня успокаивать. Все должно быть наоборот.
Я крепко обхватываю его за талию, желая унять его боль.
Его горе - это то, о чем я никогда не задумывалась, но после того, как я увидела, как сильно его ранила потеря Джулио, я не могу игнорировать это.
 
В конце концов, Ренцо - человек. Он способен любить кого-то так сильно, что потеря превращает его в монстра.
Впервые с тех пор, как он меня похитил, я поставила себя на его место. Если бы кто-то убил маму или папу, чтобы украсть одну из их почек, чтобы незнакомец мог жить, я бы разозлилась.
Я была бы безутешна.
Отведя руки назад, я поднимаю их вверх и, обхватив шею Ренцо, прижимаю его к себе, признаваясь: — Я бы хотела избавить тебя от боли.
Когда он поворачивает голову и его губы касаются моей челюсти, я не отстраняюсь. Не потому, что играю в какую-то игру, а потому, что действительно хочу утешить его.
Сейчас он не мой похититель, а я не его пленница.
Он слегка отстраняется, и его глаза встречаются с моими. В них нет ни жестокости, ни злости. Все, что я вижу, - это человек, испытывающий неописуемую боль.
Взявшись руками за его челюсть, я приподнимаюсь на носочки и прижимаюсь к его рту. Мои губы ощущают вкус его губ, и когда мой язык проводит по его нижней губе, его руки сжимаются вокруг меня, и он овладевает мной.
Как и вчера, поцелуй быстро становится горячим, и Ренцо поглощает меня.
Его поцелуй силен и ненасытен, его губы и зубы клеймят мои.
Когда из меня вырывается стон, Ренцо внезапно разрывает поцелуй. Меня поднимают на ноги и усаживают на ближайший пустой стол. Он раздвигает мои ноги и, двигаясь между ними, обхватывает ладонями мое лицо, прежде чем его рот снова приникает к моему.
Мужчина целует меня, словно дьявол, пытающийся завладеть моей душой. Я не могу сдержаться или остановить себя, чтобы не быть поглощенной им.
Его руки движутся вниз по моему телу, и я теряю его рот, когда он отрывается от меня, чтобы осыпать поцелуями мою шею.
Черт, как же это приятно.
Прошло столько времени с тех пор, как меня целовал мужчина. Его рот ощущается на моей коже как рай.
Он продолжает двигаться вниз, и когда его зубы нащупывают мой твердый сосок под тканью лифчика и платья, я издаю жалобный стон.
Ренцо снова отстраняется, и я наблюдаю, как он берет стул, ножки которого скребут по полу, и ставит его передо мной.
Он садится на стул, и когда его руки ложатся на мои колени, раздвигая их еще шире, у меня мелькает мимолетная мысль, что надо бы положить этому конец.
Его глаза сосредоточены на моем лице, когда он задирает мое платье, а затем берется за трусики и стягивает их с моих ног.
— Держись за стол, mia topolina, — предупреждает он, прежде чем двинуться вперед, и его лицо исчезает между моих бедер.
О Боже.
Он раздвигает меня двумя пальцами, и когда его язык проводит по моему клитору, я откидываюсь назад, хватаясь за края стола.
Он начинает пировать на мне, как будто я - все, что стоит между ним и голодной смертью.
О. Боже. Мой
Я поворачиваю бедра, и Ренцо впивается в мой клитор, доводя меня до оргазма. Моя спина выгибается дугой, с губ срывается хныканье, а за веками вспыхивают огоньки от охватившего меня наслаждения.
Сердце бешено колотится, а дыхание - сбито.
Мой клитор становится чувствительным, тело подрагивает, но Ренцо не останавливается, а, наоборот, увеличивает темпы, с которыми он меня поглощает.
— Черт, — задыхаясь шепчу я. — Слишком чувствительно.
Он просовывает в меня палец и, проводя языком по пучку нервов, заставляет меня испытать еще один оргазм.
— О Боже, — кричу я, мое тело напрягается от нахлынувшего экстаза.
Поднявшись на ноги, он массирует мою киску ладонью, на его лице довольное выражение. Он наклоняется ко мне и, обхватив другой рукой мою шею, поднимает меня со стола.
Его рот встречается с моим в яростном поцелуе, и ощущать мое возбуждение на его губах - просто грех.