Хозяйка старой пасеки – 3
– Да вовсе не в этом дело!
Я переступила с ноги на ногу, отчетливо ощутив, что мокрая до нитки стою по лодыжки в раскисшей грязи, а погреб – на то и погреб, что в нем нежарко в любое время года.
– Простите, Кирилл Аркадьевич. Лужа – не лучшее место для выяснения, почему нас чуть не взорвали и кто в этом виноват. Надо выбираться отсюда, иначе простуда сделает то, что не удалось гранате.
Я попыталась отодвинуть исправника от лестницы. Безуспешно.
– Вы можете приставлять сколько угодно надзирателей к своим гостям, но до тех пор, пока сами будете лезть первой во все опасные ситуации, никакая охрана не поможет, – заявил он. – Там пчелы. И вы говорили, что они могут быть смертельно опасны.
– Говорила. Но, если разорили их улей, пчелы будут злы минимум несколько часов. Максимум – сутки. Пока не оценят ущерб, нанесенный их дому, и не начнут исправлять то, что возможно исправить. К тому времени мы тут околеем. Надо что-то придумать.
Я огляделась. Это не омшаник, это целый дворец! И, судя по тому, что Савелий свалил копорку у самого входа, разбирать и выкидывать оставленное прежними хозяевами он поленился. Вон, в самом деле, у стен до сих пор стоят колоды – попробовать продать их Лисицыну, что ли? Куча жердей – зачем?
Но нет ли тут чего полезного?
Однако единственный сундук у стены меня разочаровал. Точнее, в другое время я бы порадовалась еще одному дымарю с запасом гнилушек и незаржавленным ножам. Нашла бы как использовать молоток и гвозди, да и жерди тоже. Но сейчас мне нужно было совсем другое.
– Кирилл Аркадьевич, вы собираетесь приложить вот эти мешки к делу? – спросила я.
– Что вы имеете в виду? – насторожился он.
– Если это – вещественное доказательство или как там они называются, то трогать их не стоит. Если же они вам не нужны, то я бы проверила, действительно ли красивая женщина остается красавицей даже в мешке из-под картошки.
– При чем тут картошка? – пискнула Варенька. Зубы у нее стучали.
– Ни при чем, – ответил ей Стрельцов вместо меня. – Но я понимаю, что задумала Глафира Андреевна. По правилам я должен приобщить эти мешки к вещественным доказательствам, как и цыбик чая. Однако, если смотреть на вещи здраво, после того как они промокли насквозь, все просто сгниет, и не так уж много времени для этого понадобится.
– А чай? – не удержалась я.
– Чай тоже, если его не просушить в скором времени. Полагаю, будет достаточно заверенного свидетелями описания.
Он первым взялся за мешок, вытряхнул на пол копорку.
– Представляю, в кого мы превратимся, – хохотнула Марья Алексеевна. Охнула – и я всерьез начала беспокоиться за ее ребра. Надо послать за Настей, как только мы вылезем отсюда.
– Я могу пойти первой и посмотреть. Может, пчелы немного успокоились, – предложила я.
В конце концов, ночью, когда на пасеку пришел медведь, мы собирали соты голыми руками – и все обошлось. Хотя ночью пчелы менее активны.
– Я с вами, – сказал Стрельцов таким тоном, что сразу стало ясно: спорить бесполезно.
Вздохнув, я встряхнула мешок как следует и натянула его на голову. Варенька рассмеялась, но тут же оборвала смех.
– Я в это не полезу!
– Полезешь, если другого выхода не будет, – сказал ее кузен.
Нелидов негромко добавил:
– Варвара Николаевна, Глафира Андреевна права: красавица останется красавицей даже под мешком.
Я чихнула от забившейся в нос пыли и начала осторожно, на ощупь подниматься по лестнице.
– Позвольте, я помогу.
Не дожидаясь разрешения, Стрельцов взялся за мой локоть.
– Гришин! Держись рядом. Как только мы выйдем, захлопни дверь и не открывай, пока я не прикажу.
– Да, ваш-сиятельство!
Снаружи заскреблись, залаяли.
– Полкан! – Я попыталась прибавить шагу, оступилась и едва не упала, но Стрельцов меня удержал.
Да, у пса густая шерсть, но очень нежный нос. И глаза. Если на него нападут пчелы…
Полкан гавкнул еще раз, но не жалобно и не возмущенно, а скорее требовательно.
– Интересно, чего там такое, – пробормотал Гришин. – Этот пес зря брехать не станет.
– Сейчас узнаем, – сказала я. Толкнула дверь.
Жужжание показалось оглушительным, я замерла, чтобы не разозлить пчел еще сильнее. Но интонация пчел резко изменилась, как будто само мое присутствие их успокоило. Они начали собираться в клуб над опрокинутой колодой.
Рядом с которой лежал навзничь Савелий.
С прокушенным до крови рукавом.
Мертвый.
– Полкан! – ахнула я.
Неужели мой защитник насмерть загрыз человека?
Пес обиженно гавкнул. Подбежал к колоде – я напряглась, но пчелы как будто вообще не заметили его. Снова гавкнул, и я увидела, что верхний торец колоды измазан кровью.
– Похоже, он упал, ударился об угол и разбил голову, – сказал Стрельцов. Шагнул было к телу. Пчелы возмущенно загудели, исправник замер.
Но все же – почему той ночью рой не тронул меня и тех, кто со мной? Да, семьи бывают разные: одни злее, другие спокойнее, если можно так охарактеризовать насекомых, руководствующихся не сознанием, но инстинктами. Но не настолько спокойнее.
Потому что я не боялась? Так я и сейчас не особо боюсь. Точнее, боюсь, но не за себя. Или приняли за свою? Или мое спокойствие успокоило и пчел? Но это же не пес, считывающий настроение хозяина.
Феромоны. Матка успокаивает пчел своими феромонами. Настя говорила, что рассматривает магию как физическое явление. Но где физика, там и химия.
Если представить, что я излучаю правильный химический сигнал? Я – своя. Я – спокойна. Я здесь. Вы в безопасности. Возвращайтесь домой, я скоро помогу вам.
Пчелы опустились на колоду и начали одна за другой заползать в леток.
Жаль, что сквозь мешок не было видно лица Стрельцова.
– Что там, ваш-сиятельство? – крикнул сквозь дверь Гришин.
Я стащила с головы пропахшую пылью мешковину. Стрельцов поступил так же. Уставился на меня, будто на чудо какое.
– Я почувствовал магию, но не понял…
– Спросите что полегче, Кирилл Аркадьевич, – устало вздохнула я. – Например, сколько пчел в этом улье.
Он кивнул. Посмотрел на труп. На погреб. На небо.
– Надо обследовать труп и место происшествия. Но прежде всего – помочь Марье Алексеевне. Послать за Иваном Михайловичем. И… – Он потер лоб.
– Вы весь день провели в седле, – негромко сказала я. – До утра труп никуда не убежит. И пчелы, надеюсь, пострадали не настолько сильно, чтобы спасать их немедленно.
И даже если нужно действовать немедленно, никто не позволит мне тронуть улику, пока не обследуют место происшествия. Только бы матку не придавило оторвавшимися сотами!
Стрельцов едва заметно улыбнулся.
– Я беру пример с вас. Когда долг требует, усталость не имеет значения.
«Я же только плохому могу научить», – едва не брякнула я, но порыв ветра остудил меня вовсе не в переносном смысле. Потом будем пререкаться, а сейчас нужно вытащить всех из погреба, переодеться и согреться. Стрельцов, кажется, был с этим согласен.
– Гришин, открывай! – приказал он.
Гришин выглянул, присвистнул.
– Как барышень-то выводить будем? Они ж чувств… – Он осекся, внимательно на меня глядя.
Стрельцов смерил меня таким же внимательным взглядом, и я зябко передернула плечами.
– Лучше подумайте, как Марью Алексеевну выводить. Не уверена, что у нее целы все ребра. – Я чуть повысила голос, чтобы слышно было и в погребе. – А если кто-то намерен свалиться в обморок, останется освежаться на ветерке, пока не придет в себя.
– Вас вовсе не волнует это зрелище? – Исправник указал на труп.
Ах, вот в чем дело.
– Первое мое воспоминание… – Чуть не сказала: «в этом мире». – Тело тетушки с топором в голове. Вы правда полагаете, что после этого тело человека, который пытался убить всех нас, должно меня впечатлить?
– Последнее не доказано. В смысле, что это он бросал гранату, – сказал Стрельцов.
Полкан возмущенно гавкнул.
– Кирилл Аркадьевич, Глафира Андреевна, при всем уважении, дамы замерзли. Им надо бы в тепло, – крикнул снизу Нелидов.