Законы границы (СИ)

Спорить больше никто и не стал. Генерал, ворча сквозь зубы, согласился на эти условия, и отсчитал нам двадцать пять тысяч песет тысячными купюрами.
— Сарко заставил его сдаться.
— Так казалось, и так я сам думал в тот вечер, но не следует заблуждаться: украденные нами вещи, несомненно, стоили намного дороже, иначе Генерал не дал бы нам за них ту цену, какую мы получили. Он был очень хитер, а его жена еще хитрее. Они делали вид, будто уступают, однако никогда не оставались в накладе. А если хорошо подумать, то у Сарко происходило все наоборот — и не только с Генералом и его женой: хотя часто казалось, будто он выигрывает, в действительности он всегда выходил проигравшим. Конечно, мне потребовалось много времени, чтобы понять это. В первый раз, когда я увидел Сарко в игровом зале «Виларо», он показался мне одним из тех крутых, непредсказуемых, жестких типов, которые внушают страх, потому что сами не испытывают его. Я видел в нем полную противоположность самому себе — такому, каким я себя тогда ощущал, а я ощущал себя прирожденным неудачником, в то время как Сарко был в моих глазах прирожденным победителем, человеком, способным зубами вырывать у этого мира все, что ему нужно. Таким Сарко был для меня — и, думаю, не только в то лето. Как я вам сказал, прошло много времени, прежде чем я понял, что он был настоящим неудачником, но когда мне довелось сделать это открытие, было уже поздно, и мир к тому моменту подмял его под себя… Кстати, мне только что вспомнилась одна история. Она не имеет прямого отношения к Сарко, но косвенно может характеризовать его.
— Расскажите, пожалуйста.
— Эту историю поведала Тере — не помню, правда, где и когда. В общем, это была одна из тех многочисленных историй на тему жизни в бараках, о чем очень любили поговорить в компании Сарко, словно все они гордились своим опытом проживания там или будто эти самые бараки являлись единственной нитью, по-настоящему связывавшей их. Случай произошел восемь лет назад, когда Сарко еще не жил в бараках, но все остальные уже были их обитателями и, кто в большей, кто в меньшей степени, были свидетелями этой истории или слышали ее. Все началось с того, что один из жителей бараков застал свою жену в постели с соседом. По версии Тере, тот человек был хорошим парнем, а вот его сосед был редкостным гадом, давно изводившим его всякими пакостями. Когда тот хороший парень увидел, что его жена наставляет ему рога — да еще с кем! — он слетел с катушек и подпалил дом соседа. Тогда, как пояснила Тере, бараки представляли собой маленькие деревянные строения, и огонь быстро распространился повсюду. Сгорели тридцать два дома. Это было драматическое происшествие, очевидно, одно из самых серьезных за все время существования бараков, однако Тере рассказывала историю как комическую. Или все мы настолько обкурились, упились пивом и наглотались колес, что нам это казалось комичным, и мы смеялись до слез, прерывая ее рассказ взрывами хохота. Мне запомнилась даже не сама история, а то, что произошло позднее, когда Тере закончила свой рассказ. Я спросил, что стало с теми двумя героями этой истории. «А в этом вся суть, — вмешался Гилье, никогда не упускавший возможности сказать что-нибудь саркастическое. — В результате любовник, сукин сын, вышел сухим из воды, а вот рогоносец хлебнул по полной. Бедняге пришлось отмотать за решеткой два года». Мы снова захохотали — на сей раз уж совсем безудержно. «Так всегда бывает, — неожиданно посерьезнев, философски заметил Гордо, проведя рукой по своим длинным волосам, залитым лаком. — Хорошие проигрывают, а плохие побеждают». «Не рассуждай как баран, Гордо! — взвился Сарко. — Такое бывает, когда хорошие — тупые лохи, а плохие — хитрые падлы». «Ну, Сарко, чувак, ну ваще, — сказал Тио, и тон его был такой простодушный, что я сначала воспринял это как некую форму иронии. — Только не говори, что тебе бы хотелось быть хорошим парнем». Сарко задумался над его словами, но потом заметил, что мы уже не смеялись и ждали его ответа. «Конечно, а тебе не хотелось бы? — произнес он. — Но я предпочитаю быть плохим парнем, а не лохом». Слова Сарко были встречены шквалом одобрительного хохота. На этом все и закончилось.
 
— Вы хотите сказать, что в то лето Сарко был в ваших глазах не только прирожденным победителем, но и хорошим парнем, которого жизненные обстоятельства превратили в преступника, «поджигателя»?
— Нет. Я просто рассказал вам одну маленькую историю, являющуюся частью моего большого повествования. Можете трактовать ее по своему усмотрению, но не раньше, чем я закончу весь рассказ. Не забывайте, пожалуйста: я готов описывать события, но не давать объяснения.
— Хорошо. В таком случае я попрошу вас рассказать кое о чем. Как вы упомянули, Генерал заплатил вам за вашу добычу из Ла-Монтгоды двадцать пять тысяч песет. По тем временам это были приличные деньги. Что вы сделали с ними?
— Сразу истратили. Мы всегда так поступали. Деньги уходили у нас, как песок сквозь пальцы: вечером у нас могло быть двадцать пять, тридцать тысяч песет, а утром — уже ничего. Так у нас было заведено. Конечно же, деньги мы тратили все вместе, а не только с теми, кто участвовал в деле.
— Когда говорите «все вместе», вы имеете в виду вашу компанию?
— Разумеется.
— И так происходило каждый раз? Вы всегда распределяли деньги поровну между всеми?
— Более или менее. Иногда мы делили выручку на всех, а порой оставляли ее, так сказать, в общем котле. Но в любом случае деньги принадлежали одинаково всем, и все мы тратили их сообща.
— На что вы их тратили?
— На выпивку, еду, сигареты. И, естественно, на наркотики.
— Какие наркотики вы употребляли?
— Гашиш. Также колеса: бустаид, артан и тому подобное. Иногда мескалин. Кокаин — нет.
— А героин?
— Героин появился позднее, как и кокс. Не припомню, чтобы в те времена кто-то принимал героин в китайском квартале.
— Даже Сарко?
— Да.
— Вы уверены?
— Абсолютно. То, что он якобы с тринадцати-четырнадцати лет сидел на героине, — чушь. Одна из многих легенд, придуманных о его персоне.
— Расскажите, как вы доставали наркотики.
— Это было не так легко, как вы могли бы подумать. Весной Сарко со своими друзьями затаривались у двух барыг, бывавших в «Ла-Фоне», но незадолго до моего присоединения к их компании полиция провела несколько рейдов и зачистила китайский квартал от «верблюдов», так что на тот момент кто-то из них находился за решеткой, а кто-то перебрался в другое место. Именно по этой причине Сарко и Тере появились в игровом зале «Виларо» в тот день, когда мы познакомились. Как рассказала мне Тере, тип в футболке «Фред Перри» являлся барыгой, и он назначил им там встречу. Все лето нам приходилось доставать наркотики за пределами китайского квартала. К счастью, барыга во «Фред Перри» больше не назначал встреч в игровом зале — очевидно, он понял, что это было малоподходящее для таких дел место, — и мы пересекались с ним в барах старого города — «Грок», «Эндеррок», «Фрике». В середине июля или к началу августа этот «верблюд» исчез, и мы стали наведываться во «Флор» — бар с огромными окнами, выходившими на главную улицу Салт. Там у нас было несколько барыг, у них мы закупались до середине сентября — Дани, Родри, Гомес и, кажется, еще кто-то.
— Вы не задумывались о том, чтобы самим начать приторговывать? Таким образом вы решили бы свою проблему с добыванием наркотиков.
— Но так можно было нажить себе более серьезные проблемы. Нет. Мы никогда не думали об этом.
— Вы принимали наркотики по полной?
— Да. Кто-то увлекался ими в большей степени, кто-то в меньшей, но в целом, да: мы употребляли все, что удавалось достать. Возможно, девушки, включая Тере, были в этом плане более благоразумны, но остальные — нет.
— Вы тоже принимали наркотики?
— Разумеется. Я не смог бы влиться в их компанию, если бы не делал этого. Если, конечно, считать, что мне удалось все-таки влиться в компанию.
— А это не так?
— Во всяком случае, я старался. Временами мне кажется, будто у меня это получилось, а в другой раз, что нет. Как я вам уже говорил, начиная с определенного момента я стал бывать в «Ла-Фоне» почти ежедневно, встречался там с компанией Сарко и делал все то же самое, что они. Однако правда и то, что мне так до конца и не удалось почувствовать себя одним из них. Я был таким же, да не таким, как они, находился рядом и в то же время словно в стороне, как человек, казалось бы, принимающий участие в происходящем, но на самом деле, лишь наблюдающий за другими. Вот как я себя ощущал, и, полагаю, так воспринимали меня и остальные. Ведь кроме Сарко и Тере, да и то в редких случаях, я ни с кем из них не разговаривал один на один и ни с кем не имел доверительных отношений. Для всех я был тем, кем, собственно, и был: свалившимся метеоритом, пай-мальчиком, случайно оказавшимся среди них, протеже главаря, капризом главаря, талом, не имевшим к ним никакого отношения, хотя они согласны были принимать меня в своей компании и выказывать дружеское расположение.